К Акула - Боем живет истребитель

• Название: Боем живет истребитель
• Автор: К Акула
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Опасался я этой схватки, но знал, что рано или поздно она состоится и будет моей настоящей боевой проверкой. Как говорится, или пан или пропал!

Каждый раз, взлетая в небо, я ждал решающей встречи, мысленно представляя себе картину схватки.

Сраженный "мессершмитт" мне нужен был до крайности. Чтобы поверить в себя, укрепить свой дух.

Так, наверное, нужны победы спортсмену. Без них ему не закалить волю, характер, не достичь высот мастерства.

И вот наконец эта встреча состоялась. И совершенно в неподходящий момент, когда мы с Кубаревым возвращались с разведки.

В наши планы не входило ввязываться с кем бы то ни было в бой. Мы должны были доставить командованию данные о передвижениях немецких войск на Таманском полуострове. К тому же и горючего у нас было в обрез.

А тут "мессеры". Идут прямо на нас.

- Что будем делать, Скоморох? - спросил ведущий.

- Драться, - ответил я.

- Правильно. Прикрывай, иду в атаку! Машина рванулась навстречу врагу. Я неотступно следовал за ним. Мелькнула мыслишка: "Врежут нам немцы, вон их сколько!" Но тут же в памяти всплыл краснодарский ров, заполненный расстрелянными. И страх уступил место злости, ненависти. Рука крепче сжала штурвал.

Ведя огонь со всех точек, мы проскочили между "мессершмиттами", те шарахнулись в стороны, затем снова сомкнулись, пошли в боевой разворот. Мы проделывали то же самое. И где-то на высшей точке разворотов снова выходим с врагом на встречные курсы.

- Скоморох, иду в лобовую! - предупредил Кубарев.

Словно снаряды, самолеты неслись навстречу друг другу. До столкновения оставались секунды. Странно, но в эти мгновения я ни о чем не думал. Мной владело одно упрямое стремление: не свернуть! Таким я еще себя не знал. Во мне открылось новое качество, и оно выручило меня: ведущий "мессершмитт" отвернул от Кубарева в мою сторону, и я нажал на гашетки. Снаряды и пули прошили плоскости с черными крестами, центроплан. Фриц начал заваливаться набок, пошел к земле...

- Молодчина, Ском... - оборвался вдруг в шлемофоне голос Кубарева.

Я встревоженно взглянул на его машину и увидел впереди на горизонте до десятка приближающихся черных точек. Ясно - тут не до похвал.

Кубарев энергичным поворотом развернулся с потерей высоты, я повторил его маневр, и мы на полном ходу устремились домой. Разворачиваясь, я увидел на земле пылающий факел: это горел мой первый Ме-109. Тот самый, которого я так долго ждал.

Итак, три сбитых: "фоккер", "юнкерс", "мессер". За три месяца войны. Три месяца школы, которую в других условиях не пройти и за годы. Недаром все-таки каждый день войны считался за три дня.

Что изменилось во мне за это время?

Внешне я оставался все тем же желторотиком. Но душа повзрослела. Она ожесточилась, научилась ненавидеть. А это значило, что внутренне я уже распрощался с безмятежной юностью. Война ускорила процесс возмужания, она лишила нас многого, присущего молодости, дав взамен суровое умение постоять в жестоких боях, как подобает воину, за свою Отчизну. И мы без малейших раздумий пользовались им.

...На аэродроме первым встретил меня и поздравил с победой майор Микитченко.

- Ну вот, старший сержант Скоморохов, боевое счастье улыбнулось тебе, сказал он. - Солнечный луч мелькнул, но впереди грозовые тучи. Смотри в оба.

Командир как в воду глядел.

Через день мне оказали большое доверие - впервые поручили вести на косу Чушка, в район Керченского пролива восьмерку истребителей.

Провожал нас в полет майор Ермилов. Он торопил меня, зная, что вот-вот придет группа на посадку. Мы быстро заняли места в кабинах, стали выруливать на старт. Ермилов, не осмотревшись как следует, не дав осесть пыли, поднятой впереди взлетевшими самолетами, взмахнул флажком: "Пошел!"

Я дал полный газ, отпустил тормоза. Истребитель рвануло, понесло, оторвало от земли - и тут вдруг на высоте 10-20 метров раздается треск, скрежет. Смотрю на капот - цел, перевожу взгляд на левую плоскость - там какие-то клочья болтаются. Самолет еле держится. Садиться не могу - внизу сплошные рвы. Надо прыгать с парашютом. Открыл фонарь, расстегнул привязные ремни, стал выбираться из кабины. Но управление бросать не спешу. Смотрю - на меня движется какая-то труба. Не успею выпрыгнуть. Опустился на сиденье, чуть накренил машину - труба проплыла мимо. Пронесло! Но что делать дальше? Выбрасываться с парашютом бессмысленно - высоты уже нет.

Машина шла с креном, со скольжением. Под крылом - бугристая местность. Неужели вот так глупо можно разбиться?

В этот миг в моей памяти всплыл эпизод, когда я в Сочи выбирался из облаков. Как помогает нам опыт! Хотя бы тем, что учит: из любого тяжелого положения можно найти выход, надо только искать, действовать.

Убрал шасси. Колеса полностью не вошли в свои гнезда. Уменьшаю газ, подхожу к самой земле, выискиваю удобную площадку. С падением скорости самолет все больше теряет устойчивость. С трудом удерживаю его от глубокого крена.

Беда одна не ходит. Неожиданно заглох мотор.

Вот и земля, пропахиваю ее брюхом самолета.

Привязные ремни расстегнуты - Меня резко бросило к приборной доске. Удар был сильный, но я не потерял сознание. Нет ничего худшего, когда судьба человека не подвластна его воле.

Окажись я без памяти - не увидел бы, что надо мной описал несколько кругов Володя Балакин, недавно прибывший в наш полк, не дал бы ему знать, что буду ждать здесь помощи, побрел бы искать ее сам, а время было холодное, ночи длинные, и чем бы все закончилось - трудно сказать.

А так мне все ясно, надо ждать своих. Для начала осмотрел свой ЛаГГ-3. Столкновение нешуточное: левая плоскость, центроплан, часть фюзеляжа порубаны винтом. Пробит бензобак - вот почему заглох мотор.

Да-а, живым остался чудом. Вот тебе и фортуна! Вот тебе и первый вылет восьмеркой! Черт возьми, зачем требовалась такая спешка? Жив ли тот, с кем столкнулся?

День клонился к ночи. Раздосадованный, прихватил парашют, пошел к близлежащему селу. Там меня сразу познакомили с председателем колхоза, тот послал двух мальчуганов охранять самолет. Не успели мы разговориться возвращаются запыхавшиеся мальчишки.

- Дядя летчик, там с вашего самолета что-то снимают...

Гурьбой бежим к самолету. Вижу, в самом деле кто-то в кабине. Выхватываю пистолет, стреляю в воздух. Две тени метнулись к стоявшему рядом мотоциклу и исчезли в вечерней мгле.

Подошли к самолету, заглянули в кабину: сняты бортовые часы.

Нам с председателем было стыдно смотреть друг другу в глаза. Поняв мое душевное состояние, он, видавший виды, весь седой, сказал:

- Эх, парень, мы здесь не с такими еще сталкивались. Нашлись гады среди нас. Да вот сейчас познакомлю тебя с одним.

Мы вернулись в контору колхоза, туда привели со связанными руками мрачного, пугливо озирающегося мужчину.

- Вот поймали гада. Старостой был. Измучил народ.

Награбил добра и с немцами хотел драпать. Не вышло, судить будем.

Бывший староста принял меня, видимо, за одного из тех, кому дано право решать его судьбу, упал на колени, Начал что-то лихорадочно говорить.

Было мерзко на него смотреть. Я попросил, чтобы его увели.

На следующий день прибыл наш По-2 с авиаспециалистами и запасными частями. На нем я и улетел, тепло попрощавшись с колхозниками и ребятишками.

В части меня ждал "сюрприз" - пять суток ареста за утерю бортовых часов. И это по настоянию Ермилова. Необоснованность наказания была очевидна. Ми-китченко бросился к Ермилову и крепко с ним поговорил. Ребята рассказывали, что между ними то же самое произошло после столкновения самолетов, когда на карту была поставлена жизнь двух летчиков, к счастью, оставшихся в живых. За это ведь никто не понес наказания. А тут пустяк - бортовые часы - и пять суток гауптвахты...

Что-то во всем этом было не так, поэтому командир эскадрильи, обычно очень спокойный, рассудительный, не смог сдержаться.

В этой напряженной обстановке мне, конечно, не пришлось отбывать наказание. Не до этого было - напряжение боев нарастало.

Особенно часто летали мы на косу Чушка, в район Керченского пролива-километров за 150-160 в тыл противника. По пути туда и обратно то и дело сталкивались с "мессершмиттами", вели с ними ожесточенные бои. Это был очень тяжелый период для наших летчиков. Мы несли потери - один за другим не вернулись с заданий Кубарев, Филипповский, Петровский.

Ко всему привыкали на войне. Но с гибелью товарищей примириться никак не могли. Каждый павший в бою навсегда оставлял зарубку в наших сердцах.

...В один из дней к нам на самолете прибыл высокий стройный генерал. Оказалось - командующий 4-й воздушной армией К. А. Вершинин. Не думали, что его прилет будет иметь прямое отношение к нам. Но вот Шахбазяна, Мартынова, Жирякова и меня вызывают в штаб полка. Мы предстали перед нашим командиром и генералом Вершининым, который тут же поставил нам задачу на осуществление разведки переднего края, переправ противника.