Лена Сорьонен - Хроники ковбоев Апокалипсиса. Часть 1. Семнадцатая осень после конца света

• Название: Хроники ковбоев Апокалипсиса. Часть 1. Семнадцатая осень после конца света
• Автор: Лена Сорьонен
• Жанр: Вестерн

Сид Вереница – самый дурной по эту сторону Пустоши проводник, а может быть, даже самый настоящий бандит. Он практически слеп, но стреляет без промаха, и в ледяных степях чувствует себя, как дома. Какие дела приводят его с напарником в забытую богом деревню на самом краю мира, пережившего конец света?

---

Двое мужчин, запыхавшихся, шумных, взволнованных. Винсент очень явственно почувствовал, как его сердце сжимают давно знакомые, вовсе не иллюзорные тиски.

– Тут такое дело, – быстро заговорил первый гость, в котором шериф тут же опознал усмиренного накануне плетью Оскари. Второго Винсент припоминал смутно, имя все не приходило на ум.

– Что стряслось? – спокойно спросил шериф, наблюдая, как кусочки снега на полу тают в небольшие, липкие лужицы, в которые так противно наступать босой ногой. Мысль только одна – пусть это будет что-то другое, хоть целая стая волков и новое Это в придачу. Но надеяться Винсент уже не умел.

– Серый мерин прибежал, – сообщил Оскари. – Твой ведь, а?

– Мой, – механически подтвердил шериф. – А где он? Привели?

– Ага, возле конюшни привязали, – услужливо сообщил второй.

Стало тихо. Мужчины, выполнив свой долг, молчали и косились на сидевшего с безразличным видом врача. Что думали, даже спрашивать не надо. Далеко не все в Крайней деревне считали, подобно Винсенту, что конец света устроили, по крайней мере, не врачи. За других ученых не мог поручиться даже сам шериф.

– Спасибо, – от души сказал Винсент.

Зрение сделалось на диво четким, цеплялось за малейшие детали. Плевки растаявшего снега, щели между неровно подогнанными половицами, неряшливая бахрома по краю половика. Ничего похожего на то, что преследует каждую ночь, но Винсенту очень хотелось обнаружить хоть что-то общее, потому что еще один кошмар кажется слишком тяжелым – лучше уж убедить себя, что всего лишь вернулся один из предыдущих.

– А это кто такой? – наконец, решился спросить Оскари, некрасиво тыкая пальцем в прутья деревянной решетки.

– А догадайся, – бросил шериф и поднялся. – За коня спасибо, но в трактире все равно не дебоширить, ясно? Все, свободны.

Оба откланялись, а Винсент уже запихивал ноги в сапоги. Некстати кольнуло в спине, боль родилась в районе поясницы, перетекла в копчик, немного поиграла там и вернулась в спину, на этот раз немного выше. Нога в шерстяном носке никак не лезла в голенище сапога, разогнуться не получалось. Не хватало только выругаться от собственного бессилия в присутствии подчеркнуто спокойного врача.

– Ревматизм? – поинтересовался тот, довершив процедуру унижения.

– Нет, задницу тебе показываю, – прошептал Винсент слишком тихо, чтобы даже самому расслышать.

Наконец, сладив с сапогами, натянул и дубленку, вышел на улицу, к конюшне. Краем глаза успел заметить, что окно тюремной избы со стороны камеры, предусмотрительно укрепленное неким подобием решетки, больше не идеально темное – бледное пятно прижалось к стеклу. Симпатия, внезапно возникшая к врачу, окончательно испарилась.

Винсент смотрел на мерина, которого два года назад подарил Джерри. Конь косился на него, нервно фыркал и делал вид, что смертельно обижен. Седло было на месте, но порванный повод уздечки болтался по снегу. Крови видно не было, но это почему-то совершенно не обнадеживало.

– Ну, откуда ты взялся?

Голос прозвучал убедительно. Конь, немного успокоенный, ткнулся носом в руку шерифа, но не обнаружив в ней никакого лакомства, замотал головой. Винсент понял, что Джерри прикармливал лошадь. И еще понял, что вот теперь действительно следовало начинать за Джерри беспокоиться, и, лучше всего, активно, потому что подросток в Пустоши, да еще без лошади – не лучшая комбинация для выживания.

Через несколько минут шериф уже ехал в Пустошь галопом по четко проторенной цепочке лошадиных следов в снегу. Огороды остались позади слишком быстро. Приоткрытые в светлое время суток ворота лениво обвисли.

А если смотреть на Крайнюю деревню со стороны Пустоши, она похожа на остатки очень древней крепости. Дурацкий шпиль, установленный возле трактира, видно даже из-за частокола корявых бревен и остатков телеграфных столбов. Смотровая вышка, эдакий нужник с окошком, насаженный на самое крепкое с виду бревно. А бревна в дефиците, лес существовал слишком давно. Спасибо и за эти телеграфные столбы, поставленные еще лет за двадцать до Этого, кое-где до сих пор с крючьями проржавелого металла.

Обо всем этом шериф думал внимательно, отмечая каждую деталь без исключения. То, что давно знакомо – пятна лишайника на подгнивающих бревнах, и количество вонючих, очень грязных коз, объедающих веревки на воротах. Дальше – пара вросших в землю столбов, упавших треугольником. Условный конец Крайней деревни, дальше "треугольника" мирным гражданам уходить не рекомендуется. Пастбища, выгоны – оно все в другой стороне, там, где хоть на ширину деревни, но поближе к Северу.

И то, что появилось только недавно – поступь серого мерина, безошибочно читаемую по отпечаткам копыт. Плохо, конь возвращался по собственным следам, даже новой колеи не захотел пробивать в снегу. Но можно понять то, что и так ясно – в Пустошь он уходил с всадником – следы глубже – галопом, а возвращался налегке, неторопливой рысью.

– О-ой! Джерри! – кричал шериф, зная, что еще рано.

Ветер дул ему в лицо с Пустоши, вышибая из глаз невольные слезы, а значит Джерри не услышал бы.

Следы серого мерина уходили за холм, на вершине которого торчали развалины, слишком обгорелые и жуткие, чтобы деревенские осмелились разобрать их на строительные материалы. Все, что выглядело получше, давно было растащено. Винсент остановил кобылу у этих развалин и огляделся, внимательно, напрягая сильно сдавшее с годами зрение.

– Поганец, – выдохнул он.

Во рту плескалась кислота язвы, в пояснице хозяйничал разбуженный бодрой скачкой ревматизм. Винсент почувствовал себя старым, и что самое худшее, бессильным. Какой смысл быть шерифом, если не можешь уследить даже за собственным двенадцатилетним помощником-пасынком? Никакого, особенно если… Винсент напряженно всматривался в однообразно-белый пейзаж, прикидывая, как далеко еще зайдут следы в Пустошь, даже думая, что может оказаться на их конце. О чем угодно реальном, жутком и отрезвляющем, а нежно подкрадывающийся кошмар каждой ночи скалил зубы и ждал, когда можно будет приступить к почти нудному, ежедневному разрушению уже разрушенного.

Пустошь однообразна только на первый взгляд. Прожив рядом с ней несколько лет, Винсент многое научился понимать. Например, дня три назад ветер дул так же, как и сегодня, со стороны разрушенных городов. Пепел не заканчивается никогда. Хватает же его на почти два десятка лет, чтобы оставлять на снегу занятные, волнообразные узоры.

Шериф не понимал только одного – за каким лядом понесло Джерри так глубоко в Пустошь.

Летающий волк, гадко крякая, высматривал добычу с высоты. Винсент насторожился. Тварь одна, может статься, помышляла о падали, а значит, стоит посмотреть, куда она спикирует. В любом случае, хватит уже стоять столбом и переводить дух, делая вид, что нужно обязательно осматриваться.

Следы по-прежнему в снегу, не искаженные, плохо только, что полдневной почти давности. А арестант остался в избе, между прочим, без присмотра, замкнутый, накормленный, но все-таки вольный топчаном разломать окно или решетку.

Ну и пусть, – решил Винсент.

Так оно было бы и лучше, во всяком случае, святоши уедут его ловить, и уж точно не будет в деревне веселого праздника казни.

Кобыла запнулась и нервно затанцевала, вертя головой так, чтобы не дать шерифу завернуть поводья и усмирить бунт. Винсент не стал бороться, терпеливо выждал, пока пройдет у животного истерика, потом спешился и разгреб носком сапога снег. Что-то было под ним, и похоже, оказалось оно там аккурат перед последним снегопадом.

Кобыла боялась мертвецов, особенно вот таких, даже волками не погребенных. Глядя на человека, который перед смертью пытался сам себе выцарапать глаза, Винсент даже не удивлялся, что летающие волки побрезговали добычей.

Мертвец был в корне неправилен.

Обычно замерзшие в Пустоши люди выглядели совсем не так.

И следовало обязательно разобраться, вот только не с такой целью мчался шериф в Пустошь. Об этом напомнил и крик летающего волка, парившего чуть дальше на Юго-запад.

– Замечательно, – пожаловался кобыле Винсент, забираясь в седло с умением, которое только никогда не садившийся на лошадь примет за беззаботную легкость. На самом деле в каждом движении звенело напряжение, жалкая, трусливая попытка поменьше нагружать изгрызенную ревматизмом спину.– Покойник неучтенный валяется.

И усмехнулся. Кобыла ничего веселого не находила, но ее мнение шерифа не интересовало.

Летающий волк чуть снизился, так, что Винсент уже мог оценить размах его крыльев. Здоровенный, метра два будет, как раз такой, который с равным удовольствием стащит и теленка, и козу, и дите мелкое. Винсент ударил кобылу по бокам, зажмурился, ожидая последовавшего через долю секунды удара – когда лошадь прыгает с места в галоп, седло бьет особенно больно.