Мария Арбатова - Неделя на Манхэттене

• Название: Неделя на Манхэттене
• Автор: Мария Арбатова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-102382-9

Новая книга известной писательницы и общественной деятельницы Марии Арбатовой о неделе, проведённой в Нью-Йорке, и осмыслении разницы между придуманной и реальной Америкой. «Говоря языком советской хиппи, поездка дала мне „фейсом об тейбл“…

---

Конечно, ей платили за охранные функции, а не за справочные, хотя отбиться от нарушителя она могла только лаем. Короче, из серии: «– Алло, прачечная? – …Это Министерство культуры…» В глухом уголке мы отыскали любезную белую даму, которая рассказала, где проходят литературные чтения, и предложила посетить выставку Шелли. Но мы и без Шелли опоздали к началу, и на видавшем виды лифте спустились в глубокий подвал.

Мероприятие, задуманное как интеллектуальная дуэль, было в разгаре. Подвальный зал – битком, и мы пристроились на боковые кресла в разных рядах. Ольга Славникова сидела на сцене в изысканном платье и изысканных туфлях как вызов женщинам на ньюйоркских улицах. Рядом с ней был переводчик и модератор, а справа – во всех смыслах поеденный молью английский писатель Мартин Эмис. Ни разу не побывав в России, Мартин Эмис написал скандальную книгу о сталинском режиме и потому изображал слависта.

Я, естественно, не читала его на языке оригинала, но по переводу было ясно, что это «успешный скандальный рыночник». Мартин Эмис – был сыном одного из лидеров литературных пятидесятых Кингсли Эмиса. По нашей союзписательской терминологии он вошёл бы в список «сыписов, жописов, мудописов и писдочек» (сыновей писателей, жён писателей, мужей дочерей писателей и писательских дочек), имеющих протекционный доступ к издательским мощностям.

Ольга Славникова безукоризненно отвечала на вопросы, безукоризненно читала вслух отрывок из романа «Лёгкая голова» и ювелирно вежливо отвечала на идиотские вопросы. У меня бы так не получилось. В ответ на заезд Мартина Эмис о том, что Россия – страна лагерей, я напомнила бы, что первые на планете лагеря смерти появились во время Гражданской войны между Севером и Югом.

У западников эта информация вызывает изумление, меж тем, лагерь смерти для северян «Андерсонвилль» на юго-западе штата Джорджия строили как загон из частокола. Армейские палатки стояли там в болотной жиже, и два водных канала – для питья и для нечистот – смешивались во время дождей. Пленных почти не кормили, не лечили; они умирали от истощения, дизентерии, цинги, тифа или кончали собой.

Комендант лагеря Генри Вирц, по рассказам выживших, был конченым садистом и требовал того же от подчинённых. Учётный список заключённых «Андерсонвилля», сделанный военнопленным Доренсом Атвотером, насчитывал более 45 000 человек, 12 913 из которых умерли. Публикация списка вызвала скандал – Генри Вирца судили и повесили в старой тюрьме Капитолия. Но больше никого не осудили, словно все 45 000 людей он истязал в одиночку.

Второй лагерь смерти назывался «Дуглас», о нём историки молчали до конца XX века, ведь его строили у озера Мичиган для содержания военных и гражданских южан. Людей и здесь держали впроголодь, в тесноте, без медикаментов. За попытку побега закалывали штыками, за провинности держали голышом на снегу или подвешивали за ноги. Учёт в лагере не вёлся, но известно, что суровые зимы 1862 и 1863 годов пережили около 12 000 заключённых.

Погибшие лагерники до сих пор считаются пропавшими без вести, а историки утверждают, что уровень смертности в «Дугласе» превышал смертность «Андерсонвилля». Но поскольку северяне победили, здешнее начальство избежало судебного расследования. И когда рассказываешь это американцам, слышишь в ответ про «придумано в русском КГБ!». Потом они идут в библиотеку или тыкают пальцем в поисковик, приносят извинения и на некоторое время задумываются.

Ольга Славникова держалась как леди, пока Мартин Эмис позировал, подчёркивая, что снисходит до дискуссии о стране, в которой не был, и на книжке о которой хорошо заработал. Сидевший рядом литературовед в тон ему объявил, что «русский Кремль» организовал ужасное и очень опасное тайное молодёжное движение «Наши». И торжествующе спросил, как Ольга прокомментирует, узнав от него об этом печальном факте, который КГБ скрывает от российских граждан?

Русские в зале заржали в голос, а Ольга стала терпеливо объяснять, что любая власть ищет популярности в молодёжных кругах, а появление подобных движений не является важным событием политической жизни. И это не только не тайна, а одна из обсуждаемых в СМИ тем. И литературовед загрустил, поскольку, собираясь на мероприятие, больше ничего не выцепил о России из Интернета.

Столько белых американцев сразу, сколько сидело в зале, я не видела, пока шла от 79-й улицы до пересечения 42-й с 5-й Авеню. Но возможности погреться в лучах интеллектуального цвета нации мешал холод. Кондиционеры в мраморном погребе Публичной библиотеки пахали сильнее, чем в морозилке холодильника нашего гостиничного номера. Сомневаюсь, что их было сложно отрегулировать, но это не волновало никого, кроме меня, простудившейся в такси.

У пришедших с жарищи слушателей зуб не попадал на зуб, но никто почему-то не жаловался администратору, бойко перемещавшемуся по залу. Перемещаясь, он записывал дискуссию, подсовывая в рот говорящему диктофонный микрофончик. И совмещал функции продюсера, репортёра, секретаря, администратора и подставки для микрофона. При этом успевал бросаться на людей, достающих фотоаппараты, поскольку на мероприятии должны были заработать только его фотографы.

Спасло, что в моей сумке остались после вчерашней прогулки кофта, шарф и митенки – без них пропала бы на июньских чтениях ньюйоркской Публичной библиотеки. И, укутавшись, как лыжница, я стала разглядывать соседей. Рядом сидел молодой мужчина, показавшийся бы приятным во всех отношениях, если бы в течение всех чтений не грыз ноготь на большом пальце.

Сканируя глазами потоки людей в Манхэттене, я отметила ту грань раскованности, которая читается нашим глазом как дурное воспитание. Казалось, бóльшая часть пешеходов на ходу чешется, ковыряет в носу, поправляет бельё и т. д., одним словом, занимается тем, что у нас и в Европе принято делать в одиночестве.

Недалеко от памятника Колумбу меня добила негритянка в балахоне величиной с шатёр и в тряпочном дворце на голове. Отвернувшись от людского потока, она сперва меняла, а потом выбрасывала в урну прокладку. Понятно, бывают форс-мажоры, понятно, что общественных туалетов на Бродвее днём с огнём не найдёшь, но можно зайти в любую кафешку. Негритянка была очень этничная, видно, стеснялась войти в кафе, но при этом не стеснялась делать всё остальное.

И после этого меня ничуть не удивляет, что на пересечении 28-й улицы и 5-й Авеню поставили обтянутую тканью будку GuyFi с подключённым к Интернету ноутбуком для мастурбации. А мотивировали это тем, что согласно опросу Time Out New York 39 % процентов офисных мужчин занимаются самоудовлетворением в рабочее время, и будка поможет работающим мужчинам «снять стресс».

Толпа на Манхэттене делилась на две части. Одна часть бесконечно авансово извинялась за возможные неудобства – при просьбе освободить дорогу, при движении «против течения» – в воздухе возле неё порхало «опережающее сори». Другая часть в принципе не отягощала себя мыслью о комфорте окружающих, пёрла как бульдозер и делала, что ей удобно.

Интеллектуал, задумчиво пожирающий ноготь на чтениях в Публичной библиотеке, основной своей сутью относился к первой части толпы, но его рот, не расстающийся с большим пальцем, явно принадлежал ко второй части. Точно так же делилась суть похрапывающего сзади меня с открытым ртом другого интеллектуала. А ещё в нашем ряду сидела девушка в шортах размера бикини, то есть с голыми ногами от причинного места. И когда она начала раскачиваться, ритмично гладя ноги, от бедра к стопе, я приняла её за наркоманку.

Но вскоре девушка встала и, выходя через нас, показала на свои ноги, посиневшие от холода со вздохом: «Сold!», вместо того чтоб сказать администратору: «Сделай что-нибудь с кондиционерами!» Интеллектуал, грызущий палец, вытащил его изо рта, поднялся, чтоб выпустить девушку, обернулся ко мне и окаменел. Он был настолько поглощен ногтем, что не понял, как сидевшая рядом женщина в малиновой майке трансформировалась в женщину в чёрной кофте, цветастом шарфе и ярких митенках. Так и не дав себе ответа на это вопрос, он покачал головой и снова засунул большой палец в рот.

Мероприятие шло на двух языках, как ни боролся с этим администратор, перед которым, видимо, стояла задача адаптировать уже наконец этих чёртовых русских эмигрантов. Стоило кому-то в зале начать вопрос по-русски, администратор, падал на него коршуном и заставлял переговорить фразу по-английски. Но хоть на русском, хоть на английском действо выглядело непоправимо местечково – чистый красный уголок, в который британского писателя прислали провести политинформацию.

Наконец, удалось схватить администратора и пожаловаться на кондиционеры, но он замотал головой в знак протеста и сунул мне пачку листовок. Не знаю, чем было вызвано такое доверие, но листовки обвиняли мэра Нью-Йорка Блумберга в безобразном финансировании Публичной библиотеки. Положив в сумку, я вспомнила о них только в отеле, где они были наименее актуальны и где даже самый продвинутый сотрудник – мексиканец на ресепшене – считал, что Публичная библиотека и Линкольн-центр одно и то же.