Алексей Ермилов - Скажите, почему… Практика телеинтервью и телерепортажа

• Название: Скажите, почему… Практика телеинтервью и телерепортажа
• Автор: Алексей Ермилов
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906979-45-2

В книге Алексея Ермилова нет мудрёных теоретических выкладок, зато содержится множество необходимых для работы советов и рекомендаций: как разговорить неразговорчивого и тактично остановить заговорившегося, как взять интервью сразу у нескольких человек, как записать весь репортаж прямо на месте события, каким образом избежать накладок во время прямого эфира, как правильно держать микрофон и во что одеться в том или ином случае… Эти и другие проблемы разбираются на конкретных примерах из многолетней практики самого автора, а также из практики других корреспондентов федеральных и региональных каналов.

Автор выступает категорическим противником нахрапистого, агрессивного репортажа; он призывает к соблюдению нравственных норм в тележурналистике, приглашает читателя к тревожным раздумьям о судьбах отечественного телевидения, о той опасности, которую несёт «торговля новостями».

Книга адресована студентам профильных ВУЗов, начинающим и «продолжающим» корреспондентам, режиссёрам, продюсерам.

И, конечно, телезрителям.

---

– А ведь здесь мог бы интерактив выручить, вы бы спросили, что зрителю хотелось бы узнать, и он… – начинаю я, но Закамская качает головой:

– Нет, от интерактива мы отказались ещё тогда, когда задумывали передачу «Мнение». Я считаю, что интервью интересно «в чистом виде», когда беседа идёт естественно, логично. Вот вы спрашивали, как я строю драматургию интервью. Да никак. То есть заранее – никак. И только в ходе разговора выясняется, на какую вершину он заберётся и чем закончится.

Тут опять я вынужден предупредить читателей: не воспринимайте все приёмы «классиков жанра» как руководство к действию. Закамская провела сотни интервью и может себе позволить «вышивать без канвы», но вначале-το она, конечно же, ещё как продумывала ход беседы, с чего начать, на что вырулить, чем закруглить.

– А если уж говорить о всякого рода неожиданностях, – продолжает Эвелина Владимировна, – то вот вам сравнительно недавний пример – встреча с Баклановым.

– Я как раз про неё и хотел спросить, из всей серии про ГКЧП это интервью оказалось самым коротким.

– Так его и вообще могло не быть! Мы приехали к Олегу Дмитриевичу, поставили камеру, свет, а он вдруг заявляет: «Я про ГКЧП говорить ничего не буду. Давайте про космические исследования».

– Но ведь вы же заранее договаривались о конкретной теме?!

– Ну, конечно! А тут на тебе. Что было делать? Я и начала спрашивать про космос, а потом… потом беседа как-то сама собой свернула на события августа 1991 года.

– Но я-то считал, что это приём такой удачный, даже читателя принялся уверять в этом.

– Ну, что ж, может быть, это и есть «приём». После первых вопросов собеседник привыкает к интервьюеру, начинает доверять ему, считать в какой-то степени единомышленником.

Я вспоминаю, как Эвелина, может быть невольно, проговорилась – рассказывая эпизод с заместителем министра, обронила, что «в жизни» называет его по имени.

– А вот скажите, если вы очень хорошо знакомы с собеседником, вы с ним в эфире общаетесь на «ты» или на «вы»?

– Только на «вы». На экране я – журналист, представитель определённого телеканала, а мой собеседник – он чиновник, экономист, учитель, режиссер, ну, словом, тоже представитель того или другого сообщества.

Я начинаю говорить о том, что некоторые корреспонденты в начале интервью прямо заявляют: мы с моим собеседником – давнишние друзья, зритель знает об этом, и нелепо было бы здесь переходить на «вы»…

…но в это время очередная эсэмэска, вспыхнувшая на экране мобильника Закамской, срывает её с места:

– Простите, мне пора, если что – звоните.

Я вижу через витринные стёкла, как бежит она по мозаике опавших листьев вдоль улицы Королёва. Сегодня – туман, Останкинская башня закуталась в облако, видно только её широкое основание. И в памяти всплывает интервью с Николаем Никитиным, гениальным конструктором этой башни (конечно же, её надо называть Никитинская, по аналогии с Эйфелевой). Тогда тоже видно было только вот это основание с круглыми окнами – по той простой причине, что всё остальное ещё предстояло соорудить. И вот в том двухэтажном домике, что когда-то временно приютился на самом берегу останкинского пруда, да так там и остался, была контора строительства, здесь я впервые увидел Николая Васильевича, и – просто постеснялся сказать ему: давайте запишем беседу прямо на верхней кромке постройки. Дело в том, что Никитин заметно хромал, ходил с палочкой, и просить его лишний раз подняться на эту «кромку» было просто бессовестно. Так мы и разговаривали – у окна с видом на башню. Почему я не сохранил эту запись? Почему не сохранил десятки других, не менее интересных интервью и репортажей? Работа почти без выходных, работа взахлёб, всласть – какой тут, к черту, архив…

Дорогой мой юный читатель! Ты вступаешь под своды интереснейшей профессии. Цени эту удачу, цени каждый день, когда ты берёшь в руки микрофон. Кто знает, когда и почему может оборваться такое счастье.

Писателю нужен ноутбук, поэту – блокнот, художнику – мольберт и краски, а нам…

Нам с вами нужен эфир.

…Вот этими словами и заканчивалась четвёртая глава, пока… пока я снова не увидел в эфире Александра Мягченкова! Да, действительно, телеканал «Точка» предоставил ему постоянный эфир. Программа, как и задумывал Александр Васильевич, называется «Многоточие», в конце каждой передачи он изящно обыгрывает это название. А я-то думал, что всё это так… пустые хлопоты.

Ай да «Точка»!

Глава пятая Интервью «в поле»

Первый репортаж после освобождения цен.

\В эфире – Лебедев-Кумачёв.

Лучший режиссёр.

До сих пор мы говорили о тех интервью, которые происходят в более или менее спокойной студийной обстановке. Здесь перед корреспондентом – специально приглашённый собеседник, он прекрасно понимает, о чём его сейчас спросят, он продумал ответы.

Но есть и другой вид интервью, – это беседа вне студии, в большинстве случаев она является частью репортажа.

Сейчас, к сожалению, журналисты прочно подсели на такую форму. Ведущая объявляет: «Саш, ты в эфире», – после этого «Саш» бойко произносит вытверженные две-три фразы «стенд-апа» и добавляет: «Ну, и вот что нам сказали обманутые дольщики, давайте послушаем». В эфир идут заранее записанные люди. А так как Сашу в момент включения как раз и окружают эти самые дольщики, которые только и ждут, что корреспондент обратит на них внимание, зритель начинает кумекать: «Ага, к ним она не подходит, записала специально подобранных людей, которых потом ещё и отредактировала».

А всё дело в том, что брать интервью «в чистом поле», с ходу, умеет далеко не каждый. Вдруг кто-то начнёт экать-мекать, вдруг уведёт беседу в сторону, вдруг… да мало ли этих «вдруг». А тут – всё чистенько-гладенько, никаких тебе неожиданностей. И не замечает Саша, что «прямое включение» перестаёт быть таковым, а она, Саша, становится просто лишней, вступительные фразы с таким же успехом могла произнести ведущая в студии.

Париж. Корреспондентка затесалась в гущу демонстрантов и так бойко там вышагивает, что просто жалко становиться оператора: ему-то, бедняге, приходится двигаться задом наперёд. «Сто тысяч людей вышли на Елисейские поля, чтобы протестовать против трудового законодательства, – почему-то с восторгом сообщает корреспондентка. – Вот их мнение по поводу этого новшества». Рядом с ней, чуть не задевая её фанерным плакатом, движется молодая студенточка, вот к ней бы и обратится, но, как и в случае с дольщиками, возникает на экране подбор заранее записанных демонстрантов, которые ещё даже и не демонстрируют, а просто стоят у тротуара.

Москва. Корреспондент стоит посреди мостовой, по которой мчится поток участников велопробега; диву даёшься, как они его не сбивают. Минуты две длится жуть какой восторженный, взвинченный рассказ об этом самом велопробеге. При этом корреспондент отчаянно размахивает правой рукой с растопыренными пальцами, – будто взбивает невидимую перину. И опять – следуют заранее записанные и переданные в редакцию интервью, их более-менее спокойный тон резко противоречит основной, «эфирной» канве репортажа. Скажите, почему, кто запретил журналисту работать вживую, весь материал сделать с ходу?

Вспоминается репортаж, который мне довелось вести для программы «Утро» в тот самый день, когда впервые цены в наших магазинах были «отпущены на свободу». То есть ещё вчера на ценниках стояли утверждённые правительством цифры, а уже сегодня с утра стоимость продуктов определял сам магазин или торговая фирма. По сути, это и был переход на рыночную экономику. Я выбрал небольшой универсам на той же улице Королёва, где и телецентр, заранее договорился с директором. Утром приезжаю к 8-ми часам, к открытию, с операторами намечаю основные точки. Смотрю – мама с ребёнком покупает молоко, колоритный старичок разглядывает заметно подросшие цены. Какое искушение попросить их задержаться на десять минут, принять участие в эфире! Но… нельзя. Ни в коем случае нельзя. Зритель сразу поймёт, что они – «заготовленные впрок», подумает, будто им подсказали, что говорить. Всё полетит прахом. Да, но вдруг… вдруг в момент эфира вообще в магазине никого не окажется! Одну камеру (а в этом ПТС их было три) оставляем на улице. Во-первых – она будет выдавать общий план, а во-вторых, ведь можно и просто поговорить с прохожими, ведь каждый из них – покупатель.

И вот – восемь тридцать, мне дают эфир, и тут оказывается, что в магазине покупателей полным-полно, их даже слишком много, они, чертыхаясь, перешагивают через наши кабели, выстраиваются в очереди у прилавков. «Понимаете, здесь рядом НИИ, у них начало работы в 9, люди частенько забегают к нам колбаски на бутерброды подкупить, чайку», – объясняет мне (и зрителям) директор. «И насколько эта колбаса подорожала у вас?» – спрашиваю я, но отвечает бойкая, средних лет, покупательница: «Да вы сами посмотрите, безобразие, теперь их не остановишь, они столько напишут, что денег никаких не хватит». – «Да, но если мы задерём цены, никто и покупать не будет», – резонно замечает директор и неожиданно находит сторонника в лице пожилого человека профессорского вида. «Тут ведь и так может обернуться, – неторопливо рассуждает он, – что торговля потянет за собой промышленность, сельское хозяйство. Вот лежит только эта «варёная за 2.20». А через годик, глядишь, столько сортов колбасы появится, бери – не хочу». «Это только за границей бывает. У нас – и не ждите!» – хмуро замечает высокий парень в очках и, не обращая внимания на моё «почему вы так считаете», протискивается к выходу. Зато отвечают другие – сразу несколько человек, и, чтобы в эфире не устраивать неразборчивый галдёж, я подношу микрофон поближе то к одному, то к другому. И чувствую, что набирается полная гамма мнений людских, что получается как бы срез того, о чём думает сейчас страна. Конечно, дело не только в чистом везении. Многие годы я старался делать записанные на плёнку репортажи по принципу эфирных, то есть с минимальным монтажом в редакции. После таких тренировок было не так уж и сложно, беседуя с одним человеком, мгновенно угадывать, кто из окружающих людей поддерживает его, а кто и готов поспорить. И заодно точно высчитать во-о-он того парня, который пришел опохмелиться и которому микрофон уж никак не надо давать.