Александр Шкурин - Утренняя звезда. Повесть

• Название: Утренняя звезда. Повесть
• Автор: Александр Шкурин
• Жанр: Русское современное

Повесть в жанре магического реализма в двух частях. В первой показывается один день двух похожих друг на друга мужчин, во второй – о службе солдата в середине 80-х годов в неспокойном закавказском городе, где начинаются волнения на национальной почве. Что связывает первую и вторую часть повести – главная интрига книги.

---

Утренняя звезда Повесть Александр Шкурин

посвящается Александру Титову,

главному редактору ежемесячных

петербургских литературных

журналов клуба «Век искусства»

© Александр Шкурин, 2017

ISBN 978-5-4485-6269-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первая часть Двое в городе

Эпизоды

Ой, да не вечер, да не вечер,

Мне малым-мало спалось,

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось,

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось.

Казачья песня

1.1

Алекс

Над городом, опрокинутым в предрассветную густую синь, плыл колокольный звон. Колокольный звон поднимался в светлеющее небо, на котором блекла и истончалась луна, и вместе с ней, как в сахарном сиропе, растворялись и меркли звезды. Только одна утренняя звезда упрямо не теряла своего колючего блеска, и колокольный звон, чуть-чуть не дотянувшись до неё, спускался на город, где затихал среди улиц и зданий, и терялся на дальнем погосте среди кладбищенских крестов.

Бом-м-м, бом-м-м, бом-м-м.

Тяжелый язык колокола равномерно ударялся по звуковому кольцу, отчего рождался низкий басовитый звук, распространявшийся сначала по звоннице, который потом вырывался на простор и разносился по всему городу.

Звук большого колокола привычно оглушал звонарей, а звуковые вибрации творили с ними настоящие чудеса, заставляя в унисон вибрировать каждую клеточку их тел. Эти вибрации на краткий миг заставляли звонарей увидеть окружающий мир очищенным от скверны, и их тела пели вслед за колоколом и просились в горний полет.

Перед тем, как начать звонить в колокола, звонари подходили к батюшке и получали у него благословение, а потом у охранника брали ключ от колокольни. Ключ был большой, под стать большому навесному амбарному замку, запиравшему двери колокольни. Ключ легко входил в ключевину, со щелканьем проворачивался, дужка замка выскакивала из проушин, и с протяжным скрипом отворялась дверь колокольни. В полутьме колокольни тусклым серебром блестели ступеньки металлической витой лестницы, истертые подошвами не одного поколения звонарей. Витки лестницы поднимали каждого, кто ступил на её ступени, все выше и выше, и к концу подъема приходилось опираться на дубовые перила, чтобы сделать последний рывок к колоколам.

Туп, туп, туп, – от стен колокольни отражался звук шагов звонарей, поднимающихся по лестнице, – туп, туп, туп. Звук шагов утраивался, поскольку по лестнице, гуськом друг за другом, поднимались трое звонарей. Первый звонил в малые колокола, шедший вторым – в средние колокола, шедший третьим – в большой колокол. Последний звонарь был самым высоким, худым, с короткой стрижкой волос выцветшего серого цвета, какой бывает у осенней, побитой морозом, травы. Он был убежденным атеистом, но судьба и нужда в заработке привели его на колокольню. Двое других звонарей едва дотягивали ему до плеча. Звонарь в средние колокола был вертлявым малым с наголо обритым черепом и лицом, похожим на печеное яблоко. Он, как сорока, обожал блестящие предметы, в мочке левого уха болтался крестик, пальцы были унизаны серебряными перстнями, и правая рука от запястья до локтевого сгиба была густо татуирована, он так же не верил в бога, но чтил денежки, поэтому и работал звонарём. Только звонарь в малые колокола, плотный рыжеватый мужчина с бородкой и усами, был по-настоящему богобоязненным, регулярно читал молитвы и старался жить, не нарушая церковных канонов. Он был главным в этой троице. Недавно сын с невесткой подарили ему внучку, и он старался им помочь, отдавая заработок, получаемый в соборе.

Звонари в малые и средние колокола была музыкантами. Звонарь в большой колокол был самоучкой. В детстве он ходил в музыкальную школу, но все забыл, однако хороший слух позволил ему научиться звонить в большой колокол и четко выдерживать целые ноты. Это давало возможность двум другим звонарям, ударами в средние и малые колокола, украсить колокольный звон различными ритмическими рисунками.

Большой колокол на звоннице был последним в ряду колоколов, и обычно его звонарь входил на звонницу первым. Однако в последнее время он изменил этому правилу и стал заходить последним, и надолго останавливался на площадке, которая делила пополам лестницу, якобы переводя дух. На самом деле ему стало казаться, что по первой половине лестницы поднимается он сам, а дальше дорога ему заказана, и вместо него вторую половину преодолевал кто-то другой, а он в виде незримого духа только присутствовал при этом подъеме. Поэтому, остановившись на площадке, звонарь ждал, когда пройдет томительное чувство раздвоенности, и потом поднимался на звонницу.

По звоннице вольготно гулял холодный октябрьский ветер, норовил забраться под одежду, и перед тем, как начать звонить, звонари закладывали уши ватой, плотно натягивали шапки, надевали перчатки и отвязывали веревки колокольных языков.

Звонарь в большой колокол, перед тем, как начать мерно раскачивать язык колокола, привычно целовал его край, губы ощущали стылый металл, и шептал: «не подведи, милый». После окончания колокольного звона, когда края колокола становились теплыми, звонарь опять-таки привычным жестом благодарно проводил по ним рукой, ощущая выпуклые латинские буквы по его окружности. Колокол ни разу подвел звонаря и выдавал сильный и гулкий звук, слышный по всему городу.

Этого звонаря, перед тем, как научили правильно бить в колокол, просветили, что при звоне полагалось молиться и читать пятидесятый псалом. Он пожал плечами и ответил, что атеист и не умеет молиться; на него махнули рукой и посоветовали при звоне просто вести отсчет.

Поэтому, начиная раскачивать язык колокола, он, чтобы войти в ритм, начинал вести отсчет. Один, два, три, пять, десять. При слове «десять» звонарь в последнее время стал ощущать, что за его спиной появлялся незнакомец, который помогал ему дергать веревку, привязанную к языку колокола. Он пытался обернуться, чтобы увидеть лицо незнакомца, который мгновенно прятал лицо. На незнакомце была солдатская шапка-ушанка, серая шинель и на руках трехпалые солдатские рукавицы. Так вдвоем, звонарь и незнакомец, продолжали синхронно раскачивать язык колокола. Вдвоем раскачивать язык большого колокола было значительно легче, они слаженно тянули веревку, и с каждым взмахом язык поднимался все выше, пока не задевал край колокола, и рождался низкий гулкий звук.

Звонарь начал звонить Благовест. Едва большой колокол подавал свой голос, как звонарь закрывал глаза, и перед его внутренним взором от колокола вместо звуков начинали отчаливать во все стороны большие белые лодки, острыми носами вспарывающие утреннюю тишину, словно неподвижную воду в озере, где внизу, под водой, в синей дымке качался город.

Вслед за Благовестом начинался Трезвон. В действие вступали другие звонари. Рыжий звонарь начинал дергать веревки малых колоколов. Дробный звон малых колоколов был подобен звуку падающих в воду больших зеленых яблок, словно мальчишки, обнесшие колхозный сад и спасавшиеся от гнавшегося за ними сторожа с берданкой, бросали их в озеро, по которому неслись большие белые лодки. Последним вступал звонарь с серьгой в ухе, который начинал бить синкопами в средние колокола. Звуки средних колоколов были подобны стае уток, что вслед за яблоками плюхнулись в холодные и чистые воды озера, и от них во все стороны кругами по воде расходились волны.

Колокольный звон плыл над городом, очищая от ночной скверны, и город начинал просыпаться, потягиваться, в темных окнах вспыхивал свет, и открывались двери подъездов, выпуская первых ранних пташек, устремившихся на работу.

После того, как звонари отзвонили заутренюю, город, подобно затопленному граду Молога1, выплыл из темно-синих глубин утреннего озера в новый день, упершись крестами собора в высокое безоблачное небо, на котором был еле виден истаявший бледный полумесяц луны, и только одинокая утренняя звезда не сдавалась, по-прежнему блистая колючим светом.

После окончания колокольного звона звонари всегда очень медленно спускались по лестнице. Быстрый спуск с колокольни был подобен святотатству. Звонарям казалось, что они несли в вытянутых руках большие чаши, полные небесной благодати, которую ни в коем случае нельзя расплескать. Потом звонари будут улыбаться каждому встречному и щедрой рукой делиться с ними небесной благодатью. Звонарям будет радостно видеть, как лица прохожих очистятся от повседневной мелочных забот, станут просветленными, души – очистившимися от грехов, и в очах зажгутся божьи искры.