Алексей Кулаковский - Расстаемся ненадолго

• Название: Расстаемся ненадолго
• Автор: Алексей Кулаковский
• Издательство: Мастацкая лiтаратура
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

Книга посвящена событиям Великий Отечественной войны. Автор убедительно показывает героизм и непобедимую силу советского народа на фронте, в тылу и на оккупированной немецко-фашистскими захватчиками территории.

---

– Погоди! – И повернулся к проводнику: – Что там?

– В деревне каратели, – ответил тот. – Наши их окружают. Комиссар потому и послал меня…

– Ясно, – спокойно проговорил Андрей. – Пошли!

Он не пошел, а побежал, на бегу вытаскивая пистолет, поправляя на поясе гранаты. Проводник опередил его, бежал, пригнувшись, как-то странно поводя головой из стороны в сторону, размахивая руками. Остановился на опушке и, тяжело дыша, сказал:

– Наши должны быть по тот бок деревни, – проводник махнул на запад, – а с этого, от леса, дорога немцам открыта. Здесь их встретят…

В деревне гремела пальба, частые взрывы, в последнюю минуту заговорил крупнокалиберный пулемет.

– Что у них – танки? – тихо спросил Андрей.

– Вроде есть один, и бронемашины есть.

Вдруг совсем близко раздался хлесткий треск автомата. Проводник отскочил за сосну, а Андрей распластался на снегу, чтоб лучший обзор был. По экономичности стрельбы он чувствовал, что тут, наверное, свои, однако разглядеть ничего не мог. Подал знак своим хлопцам и пополз на выстрелы. Вслед за Глинским и Зайцевым полз и проводник.

Скоро Андрей заметил две фигуры в бушлатах, с белыми повязками на рукавах. Люди лежали рядышком в сугробе возле плетня. Вот они опять начали стрелять. Андрей глянул в ту сторону, куда они стреляли, и увидел: на дороге показалась кучка немцев. Показалась и вмиг исчезла: в темноте не разобрать, упали фашисты на снег или укрылись за постройку. Минуту спустя на дорогу выскочила бронемашина, за ней вторая… Видать, в суматохе водитель угодил в ухаб, машина забуксовала. Вторая хотела обминуть ее, вырваться вперед, но на обочине соскользнула в засыпанный снегом глубокий кювет. За машинами короткими перебежками наступали пехотинцы. Люди в бушлатах открыли огонь по ним, в ответ им застрочили сразу два пулемета.

– Прекратите огонь! – крикнул Андрей, и по тому, как автоматчики обернулись, тотчас выполнили приказ, стало ясно, что они узнали его голос. Командир кивнул Зайцеву. Тот вытащил из-за пояса две гранаты и ужом пополз к передней бронемашине. За ним рванулся и Глинский.

– Миша! – услышал Андрей радостно-восхищенный вскрик.

Кто это вскрикнул, он не успел определить по голосу. Но кто-то из тех, кто лежал в нескольких шагах от Андрея.

Вокруг бронемашин в панике метались каратели, их становилось все больше, некоторые бешено рванули вперед, опережая друг друга, путаясь в полах расстегнутых шинелей. Пальба в деревне усиливалась и заметно приближалась сюда, на восточную околицу. Стрекота крупнокалиберного пулемета уже не было слышно. Вот прогремели взрывы подле бронемашин. Андрей приподнялся. Слева во главе группы стрелков с белыми повязками на рукавах бежал комиссар отряда. Ушанка его сбилась на затылок, отпущенная за время рейда борода раздваивалась, прикрывая щеки и уши.

– Никита Минович! – подхватившись, крикнул Андрей.

– Ты? – без удивления отозвался комиссар. – А кто там? – он махнул пистолетом в сторону бронемашин.

– Зайцев, – ответил Андрей. – И Миша Глинский.

Никита Минович побежал дальше. Двое, что лежали поблизости, живо подхватились и побежали вслед за группой. Теперь Андрей наконец догадался, что это были за люди.

К Сокольному подбежал проводник.

– Товарищ командир, – взволнованно попросил он, – дайте хоть одну гранату! Одну!..

– А вы… – Андрей неуверенно посмотрел на него.

– Не бойтесь, бросал!

Чуть не выхватив из рук Андрея гранату, проводник во весь рост помчался за группой Никиты Миновича.

Когда Андрей подошел к подбитым бронемашинам, Трутиков, разгоряченный боем, стоял возле Марии и Вари и тихо, но властно спрашивал:

– Вам кто разрешил сюда идти? Где было ваше место? Вы что, дисциплины не понимаете?

Мария молчала, а Варя все порывалась что-то сказать, верно, оправдаться, но комиссар не позволял ей. Наконец она перебила Никиту Миновича:

– Минутки не прошло, как мы сюда прибежали!.. Все время там были, около саней!

Вдруг заметила Андрея, запнулась.

– Знаю, где вы были! – строго, но не так уж сердито остановил ее Никита Минович. – А за обман старого человека ты у меня еще поплатишься!

Где-то поблизости грохнул раскатистый хохот Кондрата Ладутьки, и все повернулись в ту сторону.

– Я их, сволочей, знаешь!.. – кричал кому-то Кондрат. – Я их мигом заставил замолчать!.. Связку гранат ка-ак фуганул! Один, в рот ему дышло, прямо за-а… ха-ха!.. прямо задом хотел выбраться из люка… Не выбрался!

Кондрат показался из-за крайнего дома, и в уже поредевших сумерках Андрей заметил: рядом с Ладутькой идут двое партизан, а сам он, опершись на их плечи, прыгал на одной ноге.

Мария и Варя бросились к нему.

– И ты здесь? – Ладутька с напускной строгостью посмотрел на дочь. – Может, обошлись бы хоть раз без тебя?

– Ты ранен, папа? – испуганно спросила Варя и нагнулась, чтоб осмотреть ногу. Рядом с ней присела на снег Мария.

– Где у вас рана?

– По голени, в рот ему дышло, саданул, когда я крался к гусеницам. Да чепуха! Молодец Вержбицкий – как ангел-спаситель явился, перевязал. Боевой хлопец! Я ему говорю: по твоему характеру тебе бы в подрывниках ходить, а не в докторах. А он смеется…

Увидев Никиту Миновича, Ладутька снял правую руку с плеча партизана, небрежно козырнул:

– Задание выполнено.

– Хорошо, – глухо проговорил Никита Минович. – Только как же?.. Тяжелая рана? Кости хоть целы? Что сказал Вержбицкий?

– Кость цела! – опять засмеялся Ладутька. – Черта с два им пробить мою кость. Непробиваемая!

Никита Минович тепло улыбнулся:

– Ну, ладно, ладно, иди, Кондрат, на сани, не форси больно-то. – И повернулся к Марии: – Сбегайте к Вержбицкому, помогите ему. Возможно, там еще есть раненые бойцы.

Попозже Андрей узнал о необходимости этого боя. Под вечер того дня, когда Сокольный был в своей деревне, разведчики донесли Никите Миновичу, что по направлению к временной стоянке их отряда движутся фашистские каратели с танками и бронемашинами. Комиссар решил боя тут не принимать, по тревоге поднял отряд и отвел в лес. Ночью, посоветовавшись с Климом Филипповичем, он начал готовиться к налету. Наметили сделать это перед самым рассветом, когда немцев особенно морит сон. Соседние отряды тоже заняли позиции, изготовились к бою.

Отряд справился с задачей, считай, в одиночку, другим отрядам достались только те гады, которым было удалось улизнуть.

Когда Никита Минович рассказывал Андрею о некоторых перипетиях боя, к ним подошел Миша Глинский. Он доложил, что в деревне враги намеревались провести злостную расправу над местными жителями, что обнаружено несколько избитых до потери сознания женщин и детей. Сказал Миша и о том, что наведался в хату проводника. Два внука его, невестка и жена-старуха лежали на полу без чувств, окровавленные. Окна в хате высажены, повсюду битое стекло, постели и одежду фашисты растрясли, что получше – унесли.

Андрей приказал послать в деревню Марию, Вержбицкого и группу партизан, а потом и сам отправился вслед. Высокий, сутулый проводник как бы стоял перед его глазами – с добрым лицом, длинными, до колен руками. Спокойно топтался на лесной стежке, ожидая возвращения Андрея… Теперь-то можно было представить, что творилось у него на душе, чего стоили ему это спокойствие, необыкновенная выдержка.

Андрею захотелось как можно скорее встретиться с этим человеком, разделить его тяжкое горе.

IV

Весна сорок второго года пришла в Красное Озеро с запозданием. В редкие разрывы низких, почти неподвижных туч время от времени проглядывало солнце, бросало несмелые лучи на мокрые крыши, на мутную в половодье речку и снова пряталось, будто убедившись, что светить сюда нет никакого смысла. С севера и запада дул знобкий ветер, часто нагоняя к рассвету заморозки. И все же пора брала свое: земля оттаяла, в низинах пробивалась трава, на школьных тополях набухали почки. Но все это словно не по своей воле.

Под окнами домика в котором когда-то жила Вера, стояла все та же скамеечка. Почернела за этот год, скособочилась, но, как и прежде, в погожие вечера приходили сюда на посиделки, поделиться новостями посплетничать, Евдокия и жена Жарского.

В школе теперь жили полицаи, несколько немцев. Пройдет по двору Юстик Балыбчик, еще кто-нибудь из полицаев – женщины проводят коротким, равнодушным взглядом. Немец пройдет – соседки долго его провожают глазами, а Евдокия чего-то даже и вздохнет. И не понять, что означает этот вздох: то ли грусть по прошлой жизни, так не похожей на теперешнюю, то ли, вроде бы, симпатию к немцу.

Последние два-три дня Евдокия не показывалась на школьном дворе. Не видно было ее и на огороде, где многие хозяйки уже гнули спины с лопатами, мотыгами. Директорша под большим секретом шепнула мужу, что соседку за что-то отшомполовали немцы, а за что, Евдокия и сама не знает. Директор в ответ, еще под большим секретом, шепнул жене, что били Евдокию вовсе не немцы, и предупредил еще: если жена и дальше будет дружбу водить с соседкой, то, может статься, не миновать шомполов и ей.