Марина Серова - Коварство дамы треф

• Название: Коварство дамы треф
• Автор: Марина Серова
• Жанр: Детектив
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-99429-8

Мир – игра в покер, где каждую минуту люди, как карты, сходятся в самых неожиданных комбинациях. Телохранитель Женя Охотникова тоже в игре: по заданию полиции она внедряется в круг картежников, чтобы завести знакомства по возможности с тузами, хотя и шестерками в этом раскладе пренебрегать не стоит. Самое интересное начнется, когда игроки станут блефовать и шестерки попытаются притвориться тузами. Хотя кто сказал, что хороший бодигард – обязательно плохой карточный стратег?..

---

Марина Серова Коварство дамы треф

© Серова М.С., 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Пролог

Добираться до места назначения только на такси, носить исключительно темно-синий брючный костюм-тройку, красить губы единственным оттенком красной помады, улыбаться дежурной улыбкой и носить в сумочке липовое удостоверение…

– Евгения Охотникова. Адвокат. К Ветлицкому, – рублеными фразами говорю я. Здесь все говорят именно так, и я быстро переняла эту манеру.

Охранник по ту сторону разделительного стекла смотрит на меня, потом на удостоверение и снова на меня. Делает какие-то пометки в журнале и кивает:

– По лестнице на третий этаж, потом повернете…

Я не слушаю напутствия служителя порядка: мне это незачем – слишком хорошо знакома дорога. Вот уже вторую неделю подряд я прохожу этот путь – от пункта охраны прямо по коридору, затем вверх долгих три лестничных пролета и снова пункт проверки документов, на этот раз более тщательной, после которой проверяющий звонит вышестоящему начальству и вызывает конвоира для сопровождения в комнату, где меня уже ждут.

– К Ветлицкому, – снова должна повторить я и без лишних разговоров передать свою сумочку на проверку.

Ключи от квартиры, губная помада, пара мятных конфет. Ничего подозрительного в ридикюле носить нельзя – это еще одно негласное правило здешних застенков, которое я быстро усвоила. Досмотр, очередной звонок и еще одна пометка в журнале – вся процедура занимает не более двух минут, и вот я уже в сопровождении конвоира иду по длинному коридору. Идем долго, я сбиваюсь с направления из-за многочисленных поворотов, и наконец мы останавливаемся около одной из дверей. Только здесь мой сопровождающий впервые смотрит на меня – хмуро и без интереса.

– У вас пять часов. Сейчас десять утра, – он смотрит на наручные часы. – Вернусь за вами в три.

Я киваю, толкаю дверь и делаю шаг вперед.

– Здравствуй, Ник, – говорю я человеку, который уже ждет меня.

В скудно обставленной комнате за столом сидит пожилой мужчина в невзрачной арестантской одежде. (Хотя я бы не стала ручаться, что ему больше тридцати пяти.) У него на голове нет ни одного седого волоса, да и морщины на лице еще не успели проявиться, но усталый взгляд этого человека и разочарованная усмешка, которая часто кривит его тонкие красивые губы, говорят о том, что это бывалый волк… «Такие, как он, просто так в руки полиции не попадаются», – было первое, о чем я подумала, когда впервые увидела Ника Ветлицкого. Слишком настороженный, слишком суровый, слишком хитрый. В нем вообще всего слишком. Но факт остается фактом – Ник Ветлицкий вот уже месяц как сидит за решеткой.

За моей спиной закрывается дверь, лязгают замки. Стоя у порога, я слышу, как гулко стучат по бетонному полу каблуки казенных ботинок – это удаляется мой конвоир. Только когда его шаги растворяются в глубине коридора, я прохожу вперед, сажусь напротив Ника и произношу привычную фразу:

– Начнем?

Мужчина кивает, опускает правую руку в карман арестантской робы и достает колоду карт, которую кладет на середину стола. Я снимаю пиджак и вешаю его на спинку соседнего стула, закатываю рукава белой блузки, беру карты, быстро-быстро тасую их под внимательным взглядом Ника и сдаю. В абсолютной тишине каждый из нас берет свою стопку, и мы начинаем играть.

Несколько часов подряд на столе вскрываются карточки разных мастей. Ник одобрительно кивает, иногда хмурится. А я только сосредоточенно смотрю на деревянную столешницу, на который пестрят карты. Это не азарт и не игровой дурман – это учеба. Только к концу пятого часа, когда очередная партия сыграна в мою пользу, Ник откидывается на спинку стула и произносит:

– Из тебя могла бы получиться отличная мошенница.

Это высшая похвала от скупого на слова и эмоции Ника. Я невольно улыбаюсь.

– Но ты никогда такой не станешь, – тут же припечатывает мой противник.

Я удивленно дергаю бровью:

– Никогда? Почему же?

Не то чтобы мне досадно или обидно – мне просто любопытно.

– Ты чистоплюйка, – ровным тоном говорит он.

В другой ситуации я бы вспылила – во мне очень силен дух противоречия. Но этого чудного человека с цепким взглядом и неспешными повадками я всегда слушаю внимательно.

– Такие, как ты, никогда не врут, не предают, не способны на подлость. Честь и совесть для вас – это все. Вы видите только черное и белое, добро и зло, виновных и жертв. А жизнь – она разная, и люди разные. И когда садишься за покерный стол, это особенно важно помнить. Бывает, что тот, кого ты по жизни считал трусом и слабаком, вдруг ставит на кон все, даже свою жизнь. Или неудачник и рохля за покерным столом превращается в чертовски везучего человека, который собирает весь банк…

Я слушаю Ника не перебивая, ловя каждое его слово. А он еще долго рассуждает о превратностях карточного мира, о людях и их характерах, о том, что такое фан-фаталь и откуда взялась присказка о том, что новичкам всегда везет. Когда он замолкает и тянется за пачкой сигарет, я наконец задаю вопрос, который мучает меня все эти дни:

– А какой он?

Пауза. Я жду, когда Ник прикурит сигарету. Голубовато-желтый огонек бросает блики на его черные волосы и нахмуренный лоб. Мой собеседник медленно раскуривает сигарету и поднимает голову. Его глаза впиваются в мои.

– Я имею в виду Антона Кронштадтского, – заканчиваю я фразу, когда наши взгляды встречаются.

Ник выдыхает в сторону пряный табачный дым.

– Скоро узнаешь.

Глава 1

Он был выше меня на голову, худощавый, с черными как смоль волосами и болезненно-бледным лицом. Скорее всего, он специально не брился, и часть его лица все время была скрыта небрежной трехдневной щетиной, отчего он казался намного старше своих лет. Небрежная размашистость отличала все его движения: рассказывая что-то и при этом увлеченно жестикулируя, он мог нечаянно столкнуть локтем бокал со стола, а потом с ловкостью дикой кошки подхватить его почти у самого пола. Небрежность сквозила в кривой улыбке, когда он потягивал терпкий виски и внимательно слушал собеседника – то ли сомневался в том, что ему говорят правду, то ли откровенно насмехался над тем, что слышал. А быть может, он только делал вид, что слушает, а сам в этот момент думал о чем-то своем? Я никогда не могла этого понять. И даже дорогие кипенно-белые рубашки он умудрялся носить как-то небрежно – закатав рукава и никогда не застегивая ворот на верхние пуговицы. Пожалуй, его наружность вкупе с повадками можно было счесть вызывающей и даже отталкивающей, не будь он так чертовски хорош собой.

А я… я была одной из тех, кого называют серой массой, – не слишком высокого роста, достаточно худая, чтобы считаться стройной, но никак не дотягивающая до категории фигуристых, с копной темно-русых волос, которые я всегда забирала в хвост или прятала под бейсболку. Я упорно не признавала стиль и моду, предпочитая кокетливым платьям и мини-юбкам практичные джинсы и удобный пуловер (я вообще терпеть не могла жеманства и прочей бабской бутафории). Как все одиночки, я была резка, скупа на эмоции и прагматична.

Он вел замкнутый и исключительно ночной образ жизни, часто менял авто и не выносил табачного дыма. Ни один человек не знал, где он живет и чем занят в светлое время суток, и я сама никак не могла это выяснить. Он был законченным мизантропом и потому несносной натурой – сомневаюсь, что какая-либо женщина могла ужиться с ним на одной территории дольше пары недель, хотя претенденток наверняка было множество. Меня же все видели только днем, в уставшей и отупевшей от однообразных рабочих будней толпе. И где бы я ни находилась, что бы ни происходило вокруг меня – мое место всегда было в самом конце колонны. А еще я много курила, ни на что бы не променяла свой старенький «фольк» и категорически не признавала семейный быт.

Он громко смеялся над пошлыми шутками – я терпеть не могла юмор ниже пояса. Он пил виски «Ред Лейбл» – я предпочитала коньяк. Он был до чертиков азартной натурой – я была равнодушна к превратностям судьбы, измеряемым в твердой валюте. Его часто видели в компании высоких молодых блондинок – я же была далека от формата куклы Барби. Он никогда не обратил бы внимания на такую особу, как я. Я бы предпочла никогда не иметь дела с таким типом, как он. У меня нет – да и не могло быть – ничего общего с этим человеком, но тем не менее вот уже вторую неделю подряд я делала все для того, чтобы встретиться с ним.

Я выходила из дома ровно в восемь вечера, когда на улицах уже давно горели фонари. Мои глаза с тоской смотрели на ртутно-желтые окна домов – там в этот час законопослушные граждане собирались за ужином в кругу семьи. С неба сыпала ледяная изморось, мои легкие сапожки увязали в грязных лужах, а промозглый студеный ветер забирался под полы легкого плащика, который я таскала в середине октября совсем не по погоде. Больше всего в такие вечера хотелось запереться дома, забраться в кресло с чашечкой свежезаваренного кофе и закурить сигарету. Но я плотнее запахивала ворот плаща, ежилась и, проклиная свою неугомонную натуру, спешила на другой конец двора – туда, где был припаркован мой старенький «фольк». А потом гнала по ночным улицам, не обращая внимания на скоростные ограничения и не притормаживая на поворотах, – гнала через весь город ради того, чтобы оказаться в одном из злачных мест Тарасова за карточным столом и до одури разыгрывать одну партию в покер за другой в тайной наде-жде, что рано или поздно здесь появится ОН.