Джеймс Купер - Долина Виш-Тон-Виш

• Название: Долина Виш-Тон-Виш
• Автор: Джеймс Купер
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Приключения про индейцев
• Год: 2000
• ISBN: 5-86218-209-8

Время и место действия романа — последняя четверть XVTI века, Северо-Американский континент.

История трех поколений семейства Хиткоутов — не просто ожесточенная борьба за право найти свое счастье на земле новой родины. Это — в миниатюре — история противостояния англоязычных поселенцев и коренных жителей штатов Массачусетс, Коннектикут и Род-Айленд, писавшаяся очень часто кровью; история, полная — в силу трагического переплетения судеб героев — неожиданностей и загадок, держащих читателя, как это обычно и бывает у Купера, в неослабевающем напряжении вплоть до заключительных глав романа.

---

Выражение лица пленника изменилось. На одно мгновение оно как будто потемнело, словно на него упала глубокая тень, а затем каждая черточка обрела, как прежде, достойное спокойствие. Победитель следил за игрой его лица, и, когда подумал, что природа берет свое, в его жестоком взгляде мелькнуло торжество. Но когда к наррагансету вернулось самообладание, он решил больше не тратить бесплодных усилий.

— Если люди с островов знают мало, — продолжил Ункас, — то иначе обстоит с могиканами. Был некогда среди наррагансетов великий сахем. Он был мудрее бобра, быстрее лося и хитрее рыжего лиса. Но он не умел заглядывать в завтрашний день. Глупые советчики подсказали ему встать на тропу войны против пикодов и могикан. Он потерял свой скальп: тот висит в дыму моего вигвама. Мы посмотрим, узнает ли он волосы своего сына. Наррагансет, здесь мудрые люди из бледнолицых. Они будут говорить с тобой. Если они предложат трубку, покури, ибо табак не в достатке у твоего племени.

Затем Ункас отвернулся, предоставив пленника для допроса своим белым союзникам.

— Он похож на Миантонимо, сержант Ринг, — заметил лейтенант Дадли брату своей жены, довольно долго и внимательно разглядывая черты пленника. — Я вижу взгляд и поступь отца в этом молодом сахеме. И более того, сержант Ринг, вождь похож на мальчика, которого мы подобрали в полях столько лет тому назад и держали в блокгаузе в течение многих месяцев в клетке, словно молодого кугуара. Ты не забыл ту ночь, Рейбен, и парня и блокгауз? В горящей печи не жарче, чем было в той груде, пока мы не нырнули под землю. Я никогда не перестаю думать об этом, когда добрый пастырь со всей строгостью наказывает грешника, и о печах Тофета!124

Молчаливый йомен понял бессвязные намеки своего родственника и не замедлил приметить ощутимое сходство между их пленником и индейским мальчиком, чья личность некогда была знакома его глазам. Восхищение и удивление смешались на его честном лице с выражением, казалось, выдававшим глубокое сожаление. Однако, поскольку ни один из них не был главным в своем отряде, каждому пришлось оставаться внимательным и заинтересованным наблюдателем того, что было дальше.

— Поклонник Ваала! — начал замогильным голосом священник. — Царю небесному и земному было угодно защитить свой народ! Торжество твоей злобной натуры было коротким, и теперь настает судилище!

Эти слова были сказаны в уши, оставшиеся глухими. В присутствии своего самого заклятого врага и в качестве пленника Конанчет не был человеком, чья решимость подвержена колебаниям. Он смотрел на говорившего холодно и отчужденно, и даже самый подозрительный или опытный глаз не смог бы обнаружить по выражению его лица, что он знает английский язык. Разочарованный стоицизмом пленника, Мик пробормотал несколько слов, в которых наррагансет упоминался странным образом, так что обвинения и молитвы в его пользу раз за разом причудливо и чрезмерно перемешивались. А потом он уступил место тем присутствующим, на кого возложили обязанность решить судьбу индейца.

Хотя Ибен Дадли был главным и по-настоящему военным человеком в этой маленькой экспедиции из долины, его сопровождали те, чей авторитет преобладал во всех делах, не относившихся к строгому исполнению долга. Вместе с отрядом шли уполномоченные, назначенные правительством Колонии и наделенные властью разделаться с Филипом, буде этот грозный вождь, как ожидалось, попадет в руки англичан. Этим лицам надлежало теперь решить судьбу Конанчета.

Мы не станем задерживать рассказ, останавливаясь на деталях Совета. Вопрос рассматривался серьезно, и решение было принято с глубоким и осознанным чувством ответственности тех, кто выступал в качестве судей. Обсуждение заняло несколько часов, причем Мик открыл и закрыл заседания торжественной молитвой. Затем приговор был объявлен Ункасу самим пастором.

— Мудрые люди моего народа сообща совещались по делу наррагансета, и их души упорно бились над этим предметом. И если в их заключении есть нечто от злобы дня, пусть все помнят, что небесное Провидение так сплело интересы человека со своими собственными благими целями, что плотскому взгляду они на вид могут показаться нераздельными. Но то, что совершено здесь, совершено с благой верой в тебя и всех других, кто поддерживает алтарь в этой глуши. И вот наше решение: мы передаем наррагансета на твой суд, ибо очевидно, что, пока он на свободе, ни ты, который является слабой опорой Церкви в этой местности, ни мы, которые являемся ее смиренными и недостойными слугами, не пребываем в безопасности. Так что бери его и поступай с ним согласно своему разумению. Мы ограничиваем твою власть только в двух вещах. Не подобает, чтобы дитя человеческое, обладающее человеческими чувствами, страдало плотью больше, чем может быть необходимо в целях следования долгу. Поэтому мы предписываем, чтобы пленный не умер под пытками. А для большей уверенности в этом нашем милосердном решении двое наших будут сопровождать тебя и его к месту казни. Это в том случае, если в твои намерения входит предать его наказанию смертью. Другое условие согласия с этой предопределенной необходимостью — чтобы христианский пастырь был под рукой, дабы страдалец мог отойти, напутствуемый молитвами человека, привыкшего возвышать голос, припадая к стопам Всемогущего.

Вождь могикан выслушал этот приговор с глубоким вниманием. Когда он понял, что должен отказаться от удовольствия испытать или даже сломить выдержку своего врага, глубокое облако пробежало по его смуглому лицу. Но сила его племени была давно сломлена и сопротивляться было бы настолько же невыгодно, насколько было бы недостойно роптать. Поэтому условия были приняты и сделаны соответствующие приготовления со стороны индейцев, чтобы приступить к судилищу.

У этих людей было мало противоречивых принципов, которые приходилось бы примирять, и никаких хитросплетений, уводящих от решения. Прямые, бесстрашные и простые во всех своих поступках, они ограничились тем, что собрали голоса вождей и ознакомили пленника с результатом. Они знали, что судьба бросила им в руки неумолимого врага, и полагали, что самосохранение требует его жизни. Их мало заботило, были ли у него в руках стрелы или пленник сдался безоружным. Он знал, какому риску подвергался, покоряясь, и, вероятно, прислушивался скорее к голосу своей натуры, чем думал об их жизнях, отбросив прочь оружие. Поэтому они вынесли смертный приговор пленнику, просто соблюдая предписание своих белых союзников, приказавших не применять пытку.

Как только огласили это решение, уполномоченные Колонии поспешили прочь от этого места, прибегнув к некоторой помощи своего изощренного учения, чтобы успокоить собственную совесть. Однако они были искусными казуистами и, спеша по дороге, ведущей к дому, большинство отряда было довольно, что проявило скорее милосердное участие, нежели совершило какой-либо акт подлинной жестокости.

В течение двух или трех часов, прошедших в этих торжественных и привычных приготовлениях, Конанчет сидел на утесе, как непосредственный, но явно безучастный зритель всего, что происходило. Его взгляд был мягким и временами печальным, но оставался неизменно ясным и непреклонным. Когда ему объявили приговор, это не вызвало перемены. И он смотрел, как отбыли все бледнолицые, со спокойствием, которое не изменяло ему все это время. Только когда Ункас, сопровождаемый своим отрядом и двумя оставшимися белыми наблюдателями, подошел к нему, его душа, казалось, пробудилась.

— Мои люди сказали, что больше не будет волков в лесах, — сказал Ункас, — и они приказали нашим юношам убить самых голодных из них.

— Это хорошо! — холодно отозвался тот.

Проблеск восхищения и, может быть, человечности мелькнул на мрачном лице Ункаса, когда он пристально взглянул на твердые черты своей жертвы, которые выражали безмятежность. На мгновение его намерение пошатнулось.

— Могикане — великое племя! — добавил он. — А народ Ункаса становится малочисленным. Мы раскрасим нашего брата так, что лживые наррагансеты не узнают его, и он станет воином на твердой земле.

Это проявление сочувствия со стороны врага возымело соответствующее действие на великодушный нрав Конанчета. Надменная гордыня погасла в его глазах, а взгляд стал мягче и человечнее. С минуту напряженная мысль бороздила его лоб, решительные мышцы рта играли, хотя едва заметно, а потом он заговорил:

— Могиканин, к чему вашим юношам спешить? Мой скальп станет скальпом большого вождя завтра. Они не снимут два, если убьют своего пленника сейчас.

— Неужели Конанчет кое-что забыл, что он не готов?

— Сахем, он всегда готов… но… — он сделал паузу и проговорил нетвердым голосом: — Разве могиканин живет один?

— Сколько солнечных восходов просит наррагансет?

— Один. Когда тень той сосны укажет на ручей, Конанчет будет готов. Он встанет тогда в тени с пустыми руками.