Индира Меидова - 100+

• Название: 100+
• Автор: Индира Меидова
• Жанр: Драматургия

Можно ли изменить судьбу, как это сделать и следует ли вообще что-то исправлять? А если все мы участвуем в эксперименте? И насколько близко человечество к своему провалу? Ответы на эти и множество других вопросов автор попытался изложить в психологической драме, внедрив в сюжет немного приключений, мистики, использовав простые человеческие инстинкты и накопленную поколениями мудрость, которая зачастую остается за пределами нашего осознания, просто по недомыслию или нежеланию.

---

100+ Индира Меидова

© Индира Меидова, 2017

ISBN 978-5-4483-9815-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наяву или во сне

Первые прикосновения

Его пристальный взгляд она чувствовала буквально кожей. То ее окутывало тепло мягкого пледа, то легкий ветерок пробегал, перебирая прядки волос, но чаще это было ощущение от прикосновения какого-то мягкого пушистого облачка. Порой ей даже казалось, что оно поддерживает ее независимо от позы, в которой она прибывала. Если сидела на скамейке, то руки, на весу державшие книгу, никогда не уставали и спину не ломило, несмотря на то, что она не позволяла себе расслабиться и не опиралась о спинку скамьи. Полежать на травке, раскинув руки, будто охватываешь, открывшееся перед взором пространство, было вообще сродни волшебному убаюкивающему парению на качелях. В такие минуты, даже если она не могла ухватить краешком глаза места его расположения, он всегда находился поблизости в зоне доступности. Подглядывал ли он за ней? Вовсе нет, во всяком случае, умысла на то не было никакого. У него вообще не было необходимости уличить ее в чем-то непристойном или неподобающем, он всего лишь присоединялся к ней, не имея возможности действовать напрямую. Так же, как и она, наслаждаясь теплым солнышком, видом простирающегося широкого горизонта или чтением захватывающего сюжета, он испытывал те же эмоции. А еще ощущал какое-то неземное единение душ, близость к ее тайне, и тешил себя надеждой на ее осуществление.

– Егор! Ты опять галлюцинируешь? – громко с большой долей иронии произнесла приближающаяся к нему матушка.

– Мам, ну она же тебя слышит, – смущенно и тихо промямлил он в ответ.

– Пусть слышит, – нарочито громко продолжала мать, – мало того, пусть обозначит как-то свое присутствие. Зачем людей то пугать?! Да и ладно б одного, остальные уж как-никак позаботились бы о сопровождении его в соответствующее состоянию учреждение, а то всех без разбору, независимо от рода и племени. Очень хочется надеяться, что не проводят над нами никакого эксперимента. И хочу гарантию иметь, что не отразится подобная оказия и посягательство на частную жизнь ни на здоровье, ни на имущественном праве.

Как только тирада была закончена, незнакомка повернула голову в их сторону, улыбнулась, закрыла книгу и исчезла вместе с лавкой, на которой сидела. Но это произошло не сразу, ни в один миг, кусочки изображения растворялись постепенно, будто подергиваясь рябью от брошенного в воду камня, пока от них не осталось и следа.

– Похоже, ты ее обидела.

– Вот и славно, пусть выберет себе другое место для чудачеств. А я боюсь ее появлений. И кто знает, может она и в доме за нами наблюдает, просто мы ее не видим. Брр, жутко.

– А я и не подумал об этом. Меня как-то больше забавляет мысль о том, что будет дальше, сможем ли мы пообщаться, кто она, откуда и как у нее это получается? Остальное не важно, Господь тоже блюдет за нами. А вдруг она его посланница и предупредить нас, о чем желает, или защищает от какого лиха, а ты вот так бесцеремонно взяла, да прогнала ее.

– Так пусть чего-нибудь скажет, мы, да и успокоимся. Что ж нам теперь на каждом шагу себя останавливать: видят – не видят, слышат, аль нет. Не хочу себя ограничивать ни в чем.

– Ладно, поломала безделье, пойду займу себя чем-нибудь.

– Иди, милок, пролей бальзаму на маменькину душу, – благостно напутствовала она сына.

Егор вошел в дом, утренняя прохлада в котором еще сохранялась, на какую-то долю секунды ему даже показалось, что в помещении довольно-таки зябко, но это ощущение закончилось так же быстро, как он достиг гостиной, залитой солнечным светом в отличие от только что пройденного им коридорчика. Он вдруг задержался возле кушетки, томимый желанием прилечь, но вовремя сбросив потягиванием со своего тела остатки ночной вязкости, прошел к стеллажам с книгами. Ни секунды не раздумывая, он протянул руку к своим атласам, так он называл скрепленные собственноручно бумаги с рисунками, чертежами и записями. Еще три года назад, служа Отечеству, он и не помышлял ни о чем таком, а оторвавшись от любимого, как оказалось, занятия, стал тосковать. Вместе со знаниями в морской фортификации, судьба наградила его и способностями запоминать даже мельчайшие детали когда-нибудь хоть раз увиденного, оценивать и просчитывать возможности на основе анализа полученных сведений. А в купе с мечтой позволила вдали от предмета наваждения замыслить собственное дело, коему и посвящал он себя всецело. Он мог бы еще дольше оставаться на чужбине, ходя по водным просторам от берега к берегу, завоевывая для родины доблесть и славу в сражениях или скрепляя договора с заморскими странами. Но батюшкин век несказанно быстро оборвался, и чтобы оказать поддержку маменьке, оставшейся в полном одиночестве, вынужден был отбыть со службы. Домашние заботы и хлопоты поглотили его мысли чуть больше чем на месяц, именно столько понадобилось ему времени, чтобы разобраться в делах. А как только баланс был найден и порядок отлажен, тоска по оставленному, уже будто вросшему в тело, вместе с муштрой и дисциплиной, риском и опасностями, накатила так, что не только снилась во снах, но все чаще уводила его в грезы наяву.

***

Ее владения располагались неподалеку от диагностического центра, построенного ею же всего-то в нескольких километрах от собственной усадьбы, так она называла свой скромный домик в два этажа с мансардой. В оба хозяйства вложено немало сил, средств и души. Вымеряя по кирпичику каждое здание, соотнося стиль строений с местными условиями и особенностями, она до сих пор смотрит на свои творения оценивающе пристрастно. Вот и сегодня, сидя на лужайке и случайно повернув голову на откуда-то возникший резкий звук, ее взгляд резанул какой-то незначительный пустяк – бесцветное, как будто обезличенное, цветовое пятно. «Откуда оно взялось? Когда появилось? Неужели все ее эксперименты как-то меняют размеренный порядок, изменяют окружающую действительность? И главное – не перемещают ли они точки пересечения? А, может, создаются новые? В одной ли среде все происходит? Меняется ли при этом временной отрезок? Все это нужно будет тщательно проверить. Но не сейчас», – она торопилась закрыть их от всеобщего любопытства, отложив посещение на более поздний срок. Сначала их предстояло измерить по основным показателям. Все это она держала в большом секрете, как от домочадцев, так и коллег по работе. Об их существовании знали единицы. Но все по-порядку.

С раннего детства девочка тянулась к знаниям. Казалось, ее интересовало абсолютно все, пригодится ли оно когда-то в жизни, или так и останется всего лишь одной из многочисленных страниц невостребованной части ее книги-памяти, это ее не останавливало. Она жадно глотала тонны букв из взятой в библиотеке литературы – художественной, научной, фантастической. Перелистывала неимоверное количество газет и журналов в единственном городском читальном зале. Тратила все свое свободное время на поиск нужной в данный момент информации. Перетаскивала на себе горы изданий, чтобы, сидя над энциклопедиями и словарями, выписать себе в тетрадочку неизвестные ей значения слов, понятий, словоформ. Книжный магазин также был любимым местом ее священнодействия, в нем она приобретала зачастую несоответствующую ее возрасту публицистику, труды критиков, переписку знаменитостей. Все это ее интересовало не меньше, чем романы о нежных чувствах. При этом ее никто к этому не принуждал. Напротив, отец часто гнал ее на прогулки или пытался оторвать от очередного руководства выражением банальной обиды: «Ну, что же ты никак оторваться не можешь от чтения, как ни заглянешь к тебе, ты все занята, ни пообщаться с нами не хочешь, ни развлечься». Она улыбалась в ответ или отмахивалась в зависимости от ситуации.

Не знала она и, что конкретно ищет, мало того, не всякий ее интерес приобретал статус постоянства. Многие сферы, в которые она окунулась, были задеты ею слегка, как бы для первого знакомства, и брошены в тот момент, когда, возможно, увлекли бы ее в свою пучину, чтобы впоследствии начать приносить плоды. То же самое наблюдалось и в практике. Ей нравилось петь – она попробовала себя среди участниц хора. А как только получила одобрение, выпорхнула из-под бдительного ока хормейстера в царство точно выверенных движений ног и порхающих бабочками рук. Грациозность, пластика, изысканность; создание необузданной стихии или изображение нежности проплывающей мимо лебедушки увлекало ровно до тех пор, пока она не осознала, что научилась владеть телом в зависимости от чувств и эмоций. И вот уже музыка и извлечение звуков ее манит больше, чем вся философия танца. Но с данной темой как-то не задалось сразу, ее привлекало фортепиано и скрипка, но к тому времени она уже опоздала к началу изучения столь методичных дисциплин. И не смотря на выданное прослушивающим ее преподавателем заключение о наличии отличного слуха, совету попробовать себя в поклонении аккордеону, домбре или балалайке не поддалась. Вместо этого она обрадовала родителей желанием самостоятельно освоить игру на гитаре и пение под нее, без нажима и ожиданий великих побед с чьей-либо стороны. Благо, дворовых учителей и советчиков было предостаточно, а посему этому занятию она посвятила аж целых три месяца. Потом она просто поняла, что пальцы ломит, ногти ломаются, и былой красоты от грациозных когда-то ручек не осталось никакой. А поскольку все это было затеяно только для общего развития, то образование на этом и остановилось. Петь при этом она не перестала, а извлекать звуки из инструмента отказывалась наотрез. Так же ненадолго она прикоснулась к познанию дисциплин по домоводству: вязанию, шитью, вышиванию, поварскому делу во всех его ипостасях, времени на них никогда не жалела, полностью себя в их владение не отдавала, но и не бросала, продолжая периодически удивлять окружающих своими творениями. Уже ближе к окончанию средней школы она поддалась соблазну научиться волейболу, на тренировки которому ходила в спортивную секцию до получения первого юношеского разряда и сломанного большого пальца. Параллельно тренировкам училась освоению рисунка, где быстро приобрела навыки правильного наложения теней, падающих от предметов, пользования акварелью, грамотно подбирая палитры цветов, а также грунтования полотна перед созданием на нем шедевров. Возможно, в этом направлении она добилась бы большего, но время выхода в свет подкралось неумолимо быстро. Из большого списка неизученных ею дисциплин, особенно интересна ей была генетика, за освоением которой и отправилась она, на долгие годы отрывая себя от любимых дел и спонтанного извлечения из них какой-то только ей известной пользы.