Валерий Щербаков - Дыхание тайги. Избранное

• Название: Дыхание тайги. Избранное
• Автор: Валерий Щербаков
• Жанр: Русское современное

В сборник включены рассказы и стихи Валерия Щербакова. Автор просто и бесхитростно рассказывает о себе и о народной жизни в сибирской глубинке. Его рассказы говорят о глубоком понимании автором души и психологии простого русского человека. Во всех произведениях звучит любовь к сибирскому краю. «Вот он, край родной! Красивее места я и представить не могу!» Мысли Захара, героя одноимённого рассказа «Дыхание тайги», могут звучать эпиграфом к каждому произведению, включённому в данный сборник.

---

Дыхание тайги Избранное Валерий Щербаков

© Валерий Щербаков, 2017

ISBN 978-5-4483-9450-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Медведь-шатун

Случилось это на крайнем севере Иркутской области в селе, которое расположилось на берегу реки Нижняя Тунгуска. В этом селе я родился, здесь прошли мои детские годы, годы, в которые человек чист и звонок, как лесной ручей. В эти годы мир для тебя как огромная интересная книга, открытая на первой странице, а тебе так хочется побыстрей заглянуть дальше, пропустив несколько страниц. В том далеком детском возрасте мир, окружающий тебя, воспринимается намного тоньше, эмоциональней и восторженней, нежели в зрелые годы.

Те неповторимые картины и запахи моего детства нет-нет да проникают сквозь годы и навевают воспоминания. Воспоминания приятные и дорогие моему сердцу.

Родители мои в то время находились кто где. Мама училась в Иркутске, а отец был в экспедиции. Мне судьбой было предначертано оставаться в селе с бабушкой и ждать возвращения родителей.

В пятидесятые годы народ в деревнях жил, мягко говоря, очень скромно, не говоря уже о селениях, которые находились в непроходимой тайге. Связи с внешним миром практически не было. Наше село все же кое-какие преимущества имело. В период навигации, это около двух месяцев, сюда заглядывали по Тунгуске маленькие латаные, потертые суденышки.

Они доставляли почту и продукты в сельмаг с так называемой Большой земли. Эти суденышки привозили мне и бабушке письма от мамы.

Магазин в селе сразу преображался. На прилавках появлялись консервы, селедка бочковая и – радость местных охотников – спирт в поллитровках. Завозились также сахар, соль, спички и крупы. Из конфет я запомнил подушечки, вкусней их, казалось, ничего не было. Бабушка моя была очень энергичной и неугомонной женщиной. Она всегда успевала одной из первых закупить вновь привезенный в магазин товар.

– Во, Дуська уже нахватала, – ворчали женщины, стоя в очереди.

– Ша, бабы, – говорила моя бабуля, выходя из магазина

В руках она держала сетку, полную продуктов. Конечно же, там были и конфеты. Сетка была в крупную ячейку, и что в ней за продукты, было видно.

– Углядел, – говорила она, останавливаясь, – на уж.

Получив конфеты, я бежал за ней вприпрыжку.

Дорога наша к дому проходила по берегу реки. Берега этого я тогда боялся, он был очень обрывистым. Гляну вниз, и сердце замирает. Внизу, метров 20—25, шумит быстроходная Тунгуска. Вижу, как по реке проплывают огромные бревна, коряги, уносясь, куда-то вдаль, в тайгу. Река меня завораживала, я забывал о дрожи в коленях, стоя на обрывистом берегу. Поражала красота высоких стройных сосен по ту сторону Тунгуски, казалось, я чувствовал их хвойный запах.

Этот запах воды, речной, замешанный с запахом тайги, часто доходил до меня, когда я находился очень далеко от тех родных и красивых мест. Это запах моего детства, и останется он со мной, видимо, до конца моего пути.

Жили мы на окраине села, у самого леса. Дом был небольшой, но добротный, рубленный из бревен. Дома в сибирских деревнях, они и по сей день те же самые или точно такие же, что были в те годы. За пятьдесят лет ушедшего в историю времени ничего практически не изменилось в лучшую сторону в сибирской глубинке. Все те же почерневшие да покосившиеся от времени небольшие бревенчатые дома, испускающие дымок из своих труб, занесенные снегом по самые окна. Несмотря ни на что, бабушкин дом мне нравился и врезался в мою память на всю жизнь. У деда моего, судя по этому дому, руки были на своем месте, особенно мне нравились резные обналичники на окнах. Ни у кого из соседей таких не было. Уже учась в классе пятом и находясь волею судьбы в Казахстане, я посмотрел фильм-сказку «Морозко», где увидел копию дома моих бабушки и дедушки. Тогда мое детское сердечко екнуло, этот дом в фильме показался мне до того родным и близким, и подумалось мне в тот момент: будет ли еще когда у меня на этой земле дом ближе, родней и дороже?! Деда своего, который срубил этот дом, я и не видел, погиб он в сентябре 1941 года. В доме висит его портрет, который бабушка часто нежно протирает от невидимой пыли, при этом крестится, что-то шепчет и вздыхает.

Много мужиков из села не вернулось с войны, и это было очень заметно, соотношение мужчин к женщинам примерно было один к пяти в пользу женщин. А те, кого пощадила или миновала война, почти круглый год находились в тайге, добывая пушного зверя. Даже в баню приходилось ходить с бабусей.

Это женское население лихо справлялось с любой работой: по дому и в огороде, запасали дрова на зиму, пахали землю, ходили на охоту, ловили рыбу. Зимой эту рыбу хранили прямо в огороде, натыкав ее в сугроб и присыпав снегом.

Вот как раз эта рыба и привлекла к нам ранним морозным утром нежданного гостя.

Снегу в ту зиму навалило сверх всякой нормы. Сугробы скрыли заборы, дверь в избу то и дело приходилось откапывать, если снег не откидывать, то в один прекрасный момент просто невозможно будет выйти из дому. Ночь была морозной, ниже сорока градусов – это точно. Проснулся я от холода, а спал на бабушкином сундуке, в котором она хранила, как мне тогда казалось, самые дорогие и очень ценные для нее вещи. Сундук был большой, стоял у печи, и мне на нем было очень уютно. Так вот, под утро я замерз и от холода проснулся.

Протерев глаза, увидел, что дверь в избу открыта, при таком морозе и открытой настежь двери немудрено замерзнуть и под пуховым одеялом. Накинув на себя одеяло, я выглянул во двор.

Картина, которую я увидел во дворе, сохранилась у меня в памяти со всеми подробностями, даже спустя уже полвека.

Я вижу огромного медведя, стоящего на задних лапах, во рту у которого большая рыбина. Рядом с ним моя бабушка, укутанная в шаль да в чунях на босу ногу. Одной рукой она придерживает шаль у горла, а в другой руке у нее полено, которым бабушка машет, устрашая нежданного гостя.

– Пошел отсюда, лешай, чучело лесное, – слышу я ее голос.

Медведь некоторое время удивленно смотрит на нее, не двигаясь с места.

– Иди, милай, иди с миром, – слышу я уже совсем в другой тональности нежно поющий голос моей бабули. Медведь встал на все четыре лапы, еще раз посмотрел в ее сторону и резко метнулся к лесу, унося с собой во рту мерзлую рыбину.

– Быстро в избу! – совсем не певучий голос услышал я и понял, что это уже в мой адрес. Я пулей влетел на сундук и залез под одеяло. Бабушка медленно вошла в избу, плотно закрыла дверь, подошла к иконам, стоящим в углу, и стала креститься, что-то приговаривая.

На этот раз голос ее дрожал.

Медведи-шатуны появлялись в деревнях по вине нерадивых охотников. Спугнут те по своей неосторожности бедолагу, вот он и шатается в поисках пищи, покинув свою берлогу.

Только взмахни он тогда лапой, и лишился бы я своей отчаянной бабушки, но, видимо, женская решительность поразила и медведя.

Ангара

Было мне в ту пору девять лет. Повез меня отец на период летних каникул к бабушке с дедушкой в деревню Налюры. Эта деревня располагалась у самого берега реки Ангары. Добирались туда очень долго. Вначале поездом, потом ехали на попутной машине, стареньком самосвале.

– Все, дальше дороги нет, добраться можно только на лошади или пешком, – сказал водитель.

Нам повезло: в Налюры направлялась почтовая лошадь с телегой. Почтальон с радостью взял попутчиков.

– Мигом доставлю, – пообещал он, обращаясь к нам.

На вид ему было лет пятьдесят. Добродушное небритое лицо почтальона светилось улыбкой. В зубах у него была самокрутка из газеты, на голове кепка с засаленным козырьком, на плечах защитный плащ, на ногах видавшие виды кирзовые сапоги.

– Cеменом меня кличут, а вы кто будете? – спросил он скрипучим голосом, обдавая меня едким дымом махорки.

– Мы Саватеевы, – ответил отец.

– Ну как же, знаю, в Налюрах Саватеевых полдеревни, – оживился наш возница.

Отец сел с ним рядом, я расположился в конце телеги на свежем пучке сена. Семен тряхнул вожжами, ударив слегка ими лошадь, и прокричал:

– Но-о, но-о, но-о-о!

Лошадь медленно тронулась, телега заскрипела. Я улегся поудобней, дорога свернула в лес. Был июль месяц, день выдался теплый и солнечный, надо мной качались верхушки деревьев, сквозь которые проглядывало нежно-голубое небо.

Отец с Семеном о чем-то разговаривали, а я погрузился в свои мысли. Лес меня всегда завораживал, это был своеобразный живой мир, разный и неповторимый во все времена года. Летний лес был самый живой и звонкий. Отовсюду доносился щебет птиц, в воздухе жужжали комары, под колесами иногда трещали сухие ветки. Я с жадностью вдыхал свежий лесной воздух, насыщенный ароматами трав и хвои. Ко всему этому лесному аромату примешивался неуловимый тонкий запах чего-то для меня нового, обдающего чистотой, свежестью и прохладой. Тогда я еще не знал, что это запах Ангары, и мы к ней приближались. Лежа в покачивающейся телеге, опьяненный лесными запахами, я заснул.