Владимир Ручкин - Письма с Марса. Часть 3. Adamus 412

• Название: Письма с Марса. Часть 3. Adamus 412
• Автор: Владимир Ручкин
• Жанр: Историческая проза

Что нужно в пути? Саперная лопатка, нож и старая английская винтовка Ли-Энфилд. Путь – это «паззл», его фрагменты пробуждают фантазию, заставляют идти. Но будь готов увидеть конечный результат…

---

Письма с Марса Часть 3. Adamus 412 Владимир Ручкин

© Владимир Ручкин, 2017

ISBN 978-5-4485-6069-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 3 (ADAMUS 412)

Me, I am waiting so patiently

Lying on the floor

I’m just tryin’ to do my jig-saw puzzle

Before it rains anymore…

(Я, я так терпеливо жду

Лежа на полу

Я просто пытаюсь сделать свой паззл*

Перед тем как дожди пойдут сильнее.

(англ. The Rolling Stones – Jig‐Saw Puzzle).

*Паззл, складная картинка, мозаика.

Письма

Она так и не привыкла к поездкам в метро. Ее раздражали, а порой и пугали грохочущие вагоны, визг тормозов на остановках, все эти монотонные «осторожно, двери закрываются», черные окна в которых только мрак. Толпы людей в час пик. Сидеть на скамье и читать? Нет! Только не давать волю своему воображению, не представлять эти бесконечные тоннели в глубине, рев и визг составов, несущихся по узким норам…

Оставалось только одно – сосредоточиться и думать, думать об одном и том же…

– Я что-то хотела сказать себе. Сказать, что времени осталось совсем мало? Так хочется найти то главное, что было в жизни, ради чего весь смысл… Это то, что слова не объяснят, не помогут понять и принять как истину. Это то, что когда-то пришло и озарило истиной и пониманием, пониманием всего сущего… Только бы дожить, пусть дожить с этой болью в сердце, что постоянно стала мучить по ночам. Дожить до чего? Ведь надежды больше нет, а есть соболезнования сослуживцев и прочая чепуха…

От метро «Шаболовская» она шла пешком. В Москве была ранняя зима. Дышалось легко, снег был еще чистым и удивительно белым, его одинокие хлопья медленно кружили в воздухе. Как тихо было вокруг.

Большой собор Донского монастыря был закрыт. У настоятельского корпуса молодые послушники весело бросали друг в друга картофелем.

– Надо же, вот кто-то веселится.

Она направилась к Малому храму. Шла служба. Священник с амвона договаривал проповедь,

– «…Нам надо понять, что общаясь, мы еще очень мало сделали для того, чтобы быть ближе друг к другу. Верующие, христиане ведь часто мы приходим на богослужение и чувствуем, что мы сами чужие и чужие те, кто стоит рядом с нами, а ведь так быть не должно…»

Она плохо улавливала смысл сказанного, собственная мысли и боль не давали сосредоточиться.

… – «Мы должны быть воистину родными людьми, с трепетным сердцем, с открытой душой воспринимать с радостью каждого человека, вновь приходящего в храм»…

Но вот и конец проповеди,

– Аминь! – произнес священник и ушел в алтарь…

Она еще немного постояла и подошла к свечному ящику. За ним стоял скучающий послушник.

– Мне подать записки за рабов божьих Александру и Романа.

– За здравие или за упокой?

На миг она замерла, спазмы схватили горло, она махнула рукой, «сейчас, сейчас…» и выдавила,

– За здравие…

Послушник получил деньги и уставился в потолок.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Сдачу жертвуете? – спохватился он.

– Oui, monsieur – au nom de Dieu et le roi! (Да, монсеньер, во имя Бога и короля! фр.), – съязвила она.

Когда подходила к двери на выход, сзади донеслось,

– Спаси Вас Бог, матушка.

Вот, такой пустяк – сдача, а настроение изменилось. Стало как-то обыденнее и проще.

– А чего ты хотела? – спросила она себя.

– Не ангелы же здесь служат, а обычные люди со своими заботами, страстями, привычками, да и не ангелы сюда приходят. Не в Церковь Небесную шла, а в церковь земную. Вон, мальчишки еще – радуются снегу, сегодняшнему дню. А послушник за свечным ящиком? Бедненький, ждет не дождется окончания службы. Скучно ему, а бабка за своими записками «пришкандыбала», дома ей не сидится. И сдачу не хочет оставлять, «желобится».

Эх, бабка, бабка, что же тебе дома не сидится? Все суетишься, дела себе ищешь, забот. Не хочется тебе бабка домой идти, ох как не хочется. Тоскливо в доме, одиноко – осиротел дом. Сначала дочь умерла где-то на поселении в Алтайском крае. Где? И место неизвестно. А теперь вот Сашенька, толи погибла, толи пропала…

– Господи, Господи, да за что мне такое? Меня-то зачем оставил, а их забрал!

Она отвлеклась от горестных размышлений только у подъезда своего дома. Входить очень не хотелось. Для чего? Чтобы посмотреть на запертую комнату Сашеньки, а затем долго сидеть на кухне и смотреть в окно?

– А вдруг!

И вот это «а вдруг» и заставило войти. Она остановилась и задержала дыхание. Металлический ящик черными глазницами равнодушно уставился в стену, напротив. Ей показалось что там «забелело» и она быстро подошла к нему.

Да, там что-то было. Дрожащими руками, не попадая ключом в скважину замка она пыталась открыть этот ненавистный ящик. Со злобою, несколько раз ударила по нему… Внутри лежало несколько писем. Она бегло посмотрела – «Франция», «Бразилия» это потом, это по работе. А, вот оно! Разорвав конверт, стала быстро читать.

«Извещаем Вас, что никаких сведений относительно гибели и иных… вашей родственницы… должностных инструкций… на основании …дело прекращено. Выражаем глубокое соболезнование. Заместитель военного прокурора генерал-лейтенант Афанасьев Н. П. Подпись, печать». На закрытую комнату Сашеньки она не взглянула, боязно как-то стало. Один раз ей приснилось, что зашла она в квартиру, открыла дверь, а там Саша сидит за столом, пишет что-то. Она ее окликает, – Саша, Саша! – а та ее не слышит. Пишет что-то и пишет, лобик нахмурила…

Письма швырнула на полку серванта. Налила холодный чай, еще утренний, устало посмотрела в темное вечернее окно.

Резко зазвонил телефон, она вздрогнула.

– Это я, Сергей Иванович. Вы уж извините меня. Я хотел узнать, как у Вас с поисками…

– Сергей Иванович, мы ведь с Вами друзья? Так что не сочтите за обиду, но не звоните мне на дом. Я всех своих сослуживцев предупредила и Вас. Ели не хотите «разругаться» со мной окончательно…

– Нет, нет! Подождите Елизавета Ивановна… Да подождите, не бросайте трубку, я ведь по делу. А дело вот какое…

Утром приходили две девушки иностранки, молоденькие. Одна совсем «ни бельмеса» по-русски, а другая очень даже, только акцент едва заметный. И одеты не по-нашему, заграничная одежда. Французки кажется, или француженки. Наши сбежались разглядывать. Так вот, о чем это я?

– Вы ближе к теме, пожалуйста, а то я телефон выключу.

– Так вот, спрашивали Вас и Сашеньку. Сказывали, что были в Университете, а их направили к нам. Я уж вначале не решался – давать адрес или не давать, ведь иностранные подданные – случись что, затаскают. А потом уж и не знаю, как получилось, написал адрес. Вот, целый день звоню, а трубку никто не берет. То хоть… Вы уж простите старика, Елизавета Ивановна, все думаю, правильно ли сделал, что адрес дал?

Да Бог с вами, все вы правильно сделали. А больше ничего?

– Да как сказать, вроде бы ничего. Наша молодежь из «курилки» не выходила до конца дня.

– Да я не о том.

– Вот все, кажется…

Она положила трубку. Что за чушь – девушки, иностранки, «кажется»…

– Стоп! – сказала она себе. Француженки, Франция… письмо из Франции, куда же я его дела? Она быстро прошла в прихожую – здесь нет, вернулась на кухню, да вот же оно!

– Это наверно по работе, то ли общество, то ли фонд какой-нибудь?

Она стала разглядывать письмо. Странное письмо какое-то – разорвано с трех сторон и перевязано веревочкой, нет, не веревочкой, а шпагатом которым посылки перевязывают.

Удивительная мода появилась у французов, усмехнулась она, конверты писем за границу теперь рвут и перевязывают веревочками. А вот и «сопроводительная записка», штамп на обратной стороне. Что там написано?

Она прищурилась и прочитала: «Поступило в Международный почтамт – 1 в поврежденном виде».

– Вот, это все и объясняет! – сказала она сама себе. – А конверт-то не для одной открытки, судя по толщине. Ну и Бог с ними, не первый раз, притерпелась. На открытке текст, обычный текст: …Рады, признательны и прочие любезности. Необходимо будет показать нашим реставраторам, пусть отклеят листок…

Второе письмо было из Бразилии, внутри свернутый вчетверо лист на испанском или португальском.

– Опять просить перевести, вздохнула Елизавета Ивановна, еще одни ненужные хлопоты.

Тряхнула конверт из него выпала фотография, точнее фотография фотографий. Какой-то молодой человек в военной шинели и девушка. На обороте было написано русскими печатными буквами: «Это мой дедушка».

– Здрасте! – с укором произнесла Елизавета Иоановна неизвестно кому,

– Что за шарады! Чей-то дедушка из Бразилии! Господи, что за манера писать адресату на заведомо неизвестном ему языке, ну хотя бы на английском написали, а то видите ли на испанском…