Оли Дункан - Тогда и сейчaс

• Название: Тогда и сейчaс
• Автор: Оли Дункан
• Жанр: Биографии и Мемуары

Встречая человека из прошлой жизни, испытываешь постоянно одно и то же чувство: как будто бы подходишь к старому дому, поднимаешься на высокий этаж и упираешься в большую новую дверь, дверь открывается, а оттуда выходит незнакомый человек…

Содержит нецензурную брань.

---

На следующий день ровно в восемь часов вечера я вошла в ресторан «Националь». За столом в изящном маленьком платьице с чёрным бантом под воротником сидела Евгения, томно курила сигарету в мундштуке и пыталась что-то объяснить Марку. Она была потрясающе хороша: короткая стрижка ёжиком, огромные зелёные глаза, которые ещё больше выделяли густо накрашенные ресницы, красиво подчёркнутый рот. Оригинальный хищный нос хорошо вписывался в общий ансамбль, придавая своей хозяйке ещё большую сексуальность. Ах, боже ты мой, чистая француженка с обложки журнала Elle. Я отметила её изысканный вкус, манеры, умение держать себя. Это была уже не та шумная девочка, которая бегала с комсомольским значком на кофточке по институту.

Апрель, звенит капель, слякоть, ещё холодно, грязный асфальт, только яркое весеннее солнце подаёт надежду на что-то лёгкое, а может быть, даже и прекрасно-загадочное. С Женей это уже случилось, и она была безмерно счастлива. И потекли ручьи… на тротуарах лужи. На окнах грязь! И ожиданье чистоты весны… Заплакали сосульки от продолженья дня… И первые мимозы от тебя. На столе стоял маленький букетик.

– Это я сама купила, – хихикнула подруга. – Будем воспитывать! Работы – непочатый край! Он же у меня совсем сырой!

– Влюблён-с, влюблён-с, – радостно сообщила Женя. Англичанин Марк Янг не сводил с неё глаз.

Я начала непринуждённый разговор:

– Do you live in London? (Вы живёте в Лондоне?)

– It’s quite foggy their? (Там очень туманно?)

– Great London Fire (Пожар в Лондоне)

Также вспомнила историю.

– 1660 Black Death (чума).

– Ты давай по делу, крошка, – толкала меня в бок Женька, – узнай его семейное положение: есть ли дети, с кем живёт?

Я быстро задала Марку вопросы подруги и перевела ответ: разведён, дети есть, живёт под Лондоном. Женя от радости прищурила глаза:

– Ах, вот оно что… Готовый жених получается. Это – только начало работы. Будем работать! Ну, а пока пьём коньяк. Это дело надо обмыть – и вперёд на мамонта! Мой девиз – мы пили… Пьем… И будем пить!

Марк стеснительно ответил, что он не пьёт, но от стакана молока не отказался бы. И смущённо добавил, что молоко любит с детства. Жека тут же шутливо пояснила мне через стол: «Значит, в этот раз молокосос попался, только этого мне и не хватает!»

Сидели долго, выпивали, шутили. Спасибо, что подруга в этот раз не напилась. Я, честно говоря, побаивалась за неё. Вечер был изумительный: Евгения – звезда, англичанин влюблён. Удар! Удар! И ещё раз удар!

Проводила меня до такси сама Женя. И после жарких поцелуев по весенней слякоти убежала в своих летних золотых босоножках в гостиницу.

Звонка её я, как всегда, не ждала, но она мне позвонила через два дня.

– Живу у Марка в номере. Лечу англичашку от гриппа. Пьёт мой Маркуша молоко, как воду. А я тяну свой коньячок, конечно. Сильный парень. Дело своё знает. У нас так: секс, лечение, ну и молоко в интервалах. А потом капли в нос. По-моему, я ему уже всю слизистую сожгла. Работаем, работаем, работаем. Этот от меня никуда не уйдёт. Я не жду милости от природы. Действие, секс, любовь! Пока разговариваем языком мимики и жестов. Ну да ничего, он почти уж мой. А на молоко я не обращаю внимания, пусть пьёт. Главное – любовь!

Прошло ещё четыре года, и я буквально упёрлась в Евгению на очередной выставке.

– Говорила, что я подруга тебе? – быстро спросила меня Женя, забыв даже поздороваться. – Клялась в дружбе?

– Клялась, Жека, – ответила я ей, как под гипнозом, тоже забыв поздороваться.

– Послушай, есть один интересующийся, глаз с тебя не сводит. Это наш генеральный директор, партнёр фирмы.

– Ты живёшь с Марком в Англии? – спросила я.

– Ну да, конечно. Мы улетели вместе. Он же сам родом с юга, но я там жить отказалась, объяснив, что могу жить только в центре Лондона. Так что приехала-то я, моя девочка, к разбитому корыту. Марк Янг потерял работу, я по-английски не говорила. За квартиру платить нечем. А тут ещё на мою голову близкая подруга прилетела из Парижа – Ляля Миловская. Остановилась у нас. Надо бы обмыть. «Что пьём?» – спрашиваю я их. «Я не пью», – отвечает Ляля. «И я не пью, – вторит Марк, – ну если только молоко, обожаю молоко!» Ну, думаю, молокосос, я тебе покажу. Купила коньячок, посидели хорошо, поговорили. Красота. Вам волю нашу не сломить! Мы пили… Пьем… И будем пить! А утром я его в регистрационный офис повела, чтоб не сбежал. Мы уже четыре года женаты. Можешь спокойно называть меня миссис Янг. В Лондоне я окончила курсы английского языка и пошла работать официанткой, завязала нужные знакомства, нашла хорошую работу, езжу с выставками. Марка пристроила, пошли большие деньги. Вот так. Иди в кафе и жди своего счастья. С копьём на мамонта!

Я послушно пошла в кафе. Через десять минут туда пришёл мой будущий муж.

Евгения чисто говорила по-английски, шутила, оформляя контракты, отпускала команды англичанам. Умница, красавица, она работала с мужчиной, который её обожал. Марк Янг не отставал от жены: великолепно говорил по-русски, сыпал анекдотами, шутил, прикалывался, использовал различные русские пословицы и выражения – словом, был душой компании. Он даже выпивал с русскими заказчиками, любя называл Женю «зайкой», а она его «зайчиком». Счастливая и богатая пара, что и говорить. Огромный дом в центре Лондона, квартира, офис, но, к несчастью, Бог им детей пока не дал. «Забеременеть не могу, – жаловалась Жэка, – абортов было много, но я стараюсь, лечусь, работаю над этим. Всё у меня получится! С копьём на мамонта!»

И получилось! В этот самый приезд Евгения забеременела. «У меня будет девочка, похожая на Маркушу. Я так хочу», – сказала она. И действительно через восемь месяцев в лондонском госпитале Марлиборн родилась очаровательная девочка, которую назвали Сэйрой.

Через некоторое время Женька привезла дочку в Москву к бабушке. «Понимаешь, – говорила подруга смеясь, – моя мама сказала, что гулять с внучкой на Гоголевский бульвар не пойдёт. Стыдится, видишь ли, её имени. А я считаю, что Сэйра – хорошее библейское имя, которое нам всем принесёт счастье!» Сэйра росла чудной девочкой, умной и талантливой. Она была вылитой копией отца, который в ней души не чаял.

В одну из наших встреч я заметила, что настроение у Жени уже не такое радужное, как раньше, что она частенько вытирает слёзы платком, стараясь делать это незаметно. Когда скрывать их стало невозможно, Евгения мне призналась: «Ты же не знаешь, что Марк беспробудно пьёт. Пьёт-запивается! И сделать что-либо с ним уже невозможно. Много денег уходит на лечение. Наркологические клиники, реабилитация, санатории – ничего не помогает! Когда я его навещаю, он мне даёт слово, что бросит: он сильный, справится, и мы забудем этот кошмар. Так и говорит – кошмар. А потом опять за своё. Домой его забираю, плачет, руки трясутся, ничего не ест, только дай ему виски и всё. Знаешь, – рыдая сказала подруга, – вчера машину веду и плачу. Меня полицейский за нарушение останавливает. Я выхожу из машины, а он на меня внимательно смотрит и говорит: «Проезжайте, проезжайте» Так и сказал: «Go ahead. You will be fine». Вот и поехала с чёрной рожей от слёз, – и вдруг завопила: – Всё отдам – дом, квартиру, деньги в банке, чёрный нал, только бы перестал пить! Я люблю его! Люблю!»

Ровно через год в протестантской церкви Лондона отпевали Марка Джеймса Янга. Люди приехали отовсюду. Обычные протестантские похороны: растянувшиеся на километр кадиллаки, женщины в чёрных платьях, шляпки с вуалетками, цветы, тяжёлые вздохи, разговоры у церкви. Я на всякий случай приняла таблетку транквилизатора. Плакать на людях в Англии не принято. «Мы не плачем», – говорят англичане.

Я подошла сзади к вдове Янг, к самому близкому для меня человеку на этой чужой и одновременно родной земле. Евгения меня многому научила, многое дала, да и вспомнить нам, английским дамам, было что. И подруга меня почувствовала.

– Спился, – сказала, – спился! Пил виски, как молоко. Что же он наделал? Что же я наделала? – её почерневшее лицо было мокрым от слёз. – Спился, – хрипела она.

– У тебя столько друзей, Женя. Смотри, сколько народа на похоронах. Это же все ваши друзья. Ты не одна. А где Ляля Миловская, твоя подруга из Парижа?

– Спилась, – осевшим голосом ответила Женя, – спилась в Париже пять лет назад.

Год пролетел как один день, и мы опять встретились. Передо мной была уже не та сильная, энергичная и остроумная девочка, которую я когда-то знала, передо мной стояла умудрённая жизненным опытом женщина, которая, проделав такой большой интересный путь, как полководец, как альпинист, берущий самую большую высоту, упала сама и потеряла по дороге самое дорогое, самое дивное, что у неё было. «Я потеряла всё, – печально говорила Евгения. – А деньги меня никогда не интересовали и не интересуют. Даже могилу мужа убираю только сама. Своими руками всё сделала, своими руками и убирать буду». С ней никто не спорил.

Как-то договорились прошвырнуться по Кингс-Роуд, посидеть за ланчем, повспоминать.