Вера Эдлер фон Ренненкампф - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Вера Эдлер фон Ренненкампф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9902820-7-0

Воспоминания баронессы Веры Николаевны Эдлер фон Ренненкампф – супруги генерала от кавалерии, генерал-адъютанта Павла Карловича фон Ренненкампфа публикуются впервые. Центральное место в них занимает биография ее мужа – эстляндского уроженца, личности весьма незаурядной, яркой, особенно популярной в эпоху Русско-японской войны и накануне Первой мировой.

Особое внимание в воспоминаниях уделяется жизненным коллизиям и родственным связям генерала, его служебной деятельности на различных постах в российской армии и обстоятельствам трагической гибели. Повествование идет на фоне таких исторических событий, как подавление боксерского восстания в Китае, Русско-японская война, революция 1905–1907 гг., Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 г. и Гражданская война.

Автор пишет о своей деятельности в качестве сестры милосердия, попечительницы школы для офицерских детей и благотворительницы. Перед читателем проходит галерея известных современников В. Н. фон Ренненкампф и исторических личностей, среди них – Николай II, императрицы Александра Федоровна, Мария Федоровна, великий князь Николай Николаевич, А. И. Гучков, В. А. Сухомлинов, Н. А. Епанчин, В. В. Бискупский, А. В. Самсонов, Н. В. Рузский, коллекционеры И. Х. Колодеев, А. В. Верещагин и др.

---

Генерал Мартсон вошел в свой вагон – приближалось время отхода поезда, и уехал, попрощавшись со всеми. Особенно его никто не жалел. Разве только начальник штаба генерал Преженцев,[103] который делал в штабе, что хотел, из-за бесхарактерности и безволия генерала Мартсона, да его адъютант князь Чегодаев,[104] привыкший к Мартсону за время его болезней и частого вынужденного сидения дома. Ничего дурного или неприятного не могу сказать об ушедшем – он был симпатичным и тихим человеком. Говорили о нем только, что он совершенно не военный человек.

Муж мой взял меня под руку, и мы ушли с вокзала. Только когда сели в экипаж, он сказал, что получил депешу о назначении его командующим войсками в Вильно. Сердце мое не обрадовалось, а с болью и предчувствием сжалось. Я поняла, что раз убрали болезненного Мартсона и назначили генерала Ренненкампфа, то скоро быть войне. Виленский округ находился близко к границе Германии. Впоследствии все сбылось, что сердце мне сказало в ту минуту. Муж добавил еще, что обязан был сообщить Мартсону о своем назначении. Он считал это своим долгом, а тот настолько невоспитан, что даже не поздравил его, как это было принято. По моему же мнению, это говорило о том, что Мартсон ушел не по своей воле. Очевидно, из-за его болезненности ему велели подать в отставку, а он хотел служить еще.

Назначению моего мужа радовались все молодые офицеры и те старые генералы, которые были еще сильны и хотели служить и работать, как следует. Все то, что устарело и хотело покоя, конечно, не особенно радовалось, т. к. неутомимость, энергия и любовь к своему делу генерала Ренненкампфа были известны. «Ну, теперь, – говорили они, – пойдут стрельбы, пробеги, маневры. Ни днем, ни ночью не будет покоя. Ему хорошо – здоров, крепок, сутками может не слезать с лошади. Ни жара, ни мороз ему нипочем, а нам-то каково!»

Получив назначение, генерал стал ежедневно ходить во дворец командующего войсками, где принимал доклады и работал в кабинете. Мы же – его семья – паковали вещи для переезда из своей квартиры в казенный дом и дня через четыре уже жили все вместе во дворце.

Дом был очень большой и красивый в прекрасном, обособленном месте. Он находился у подножия высокой Замковой горы (там стоял когда-то замок польского короля Гедимина), а в самом доме некогда помещался старинный капуцинский монастырь.[105] В нем сохранились особой кладки старинные подвалы, где хранилось вино, а верхний и нижний этажи были отстроены заново. Сами комнаты были большими, с высокими художественными потолками. Особенно хорош был потолок в столовой. Там между лепкой была встроена вентиляция в виде мельчайшей решеточки, и кто об этом не знал, тот вряд ли бы догадался. Ковры устилали узорные паркетные полы во всех комнатах, кроме залы и столовой.

Жилых построек поблизости не было, и наш дом утопал в зелени. С одной стороны находился Кафедр[альный] католический собор,[106] визави[107] – городской сквер, сзади – наш прекрасный сад с прудом и дивной широкой аллеей из больших каштанов, а за ним – Замковая гора, поросшая зеленью и деревьями. Столовая выходила в сад, и к ней примыкала чудная терраса, на которой я часто сидела и смотрела, как едет верхом по саду наша шестилетняя дочь Татьяна. Это было самое любимое ее удовольствие. И внешностью, и характером она очень походила на отца.

Хотя, получив новое назначение, генерал оставался в Вильно,[108] чины третьего корпуса устроили нам прощальный обед в Военном собрании. Мы с мужем решили, что они хотят нас чествовать и побыть в нашем обществе. Меня это тронуло. Было очень хорошо, тепло и семейно. Все, конечно, пришли с женами, произносили речи, и обед затянулся. Мне поднесли цветы. Снимались большой группой при свете магния, но вышли не особенно хорошо. Говорили, что теперь мы будем немного дальше от третьего корпуса, т. к. муж командует не одним корпусом, а целым округом, и тому подобное.[109]

Муж мой тоже сказал речь. Мне помнится из нее фраза, что все они – одна семья, служат одному делу, и он никогда не забывает тех, кто предан Отечеству, любит его, работает и живет Россией, как и должно всем, особенно защитникам Родины.

С повышением мужа по службе у меня появилось много забот и общественной работы. По давно заведенной традиции попечительницей «Белого Креста» и Красного Креста избиралась жена командующего войсками.[110] Так как генерал Мартсон был холостым, то Красным Крестом заведовали Огонь-Догановские[111] (начальник армейского округа и его супруга) – умнейшие и прекраснейшие люди. Красный Крест был поставлен идеально. Их сердечное и разумное отношение к Общине сестер мил[осердия] Красного Креста[112] стяжало им большую любовь как старшей сестры, так и молодых сестер и учениц. Много забот и труда вложили они в это дело.

«Белый Крест», собственно, являлся подготовительной школой для офицерских детей.[113] Когда-то дело было поставлено широко, но потом зачахло из-за недостатка средств. Попечительницей была жена заведовавшего обоз [ной] мастерской генерала Черенцова.[114] После смерти супруга она лишилась прежнего положения в обществе и не могла собирать необходимых сумм, поэтому все стало затихать и глохнуть. Вдова генерала Черенцова просила освободить ее от попечительства над этой школой и предложила мне быть попечительницей. Совет, узнав о ее желании оставить школу и уехать в Петербург, единогласно избрал меня. Конечно, я должна была согласиться и просила ввести меня в курс дела, что генеральша с удовольствием и сделала.

Обучение в школе шло хорошо, но средств не было почти никаких. Надо было подумать, как их найти, – в этом состояла главная задача. Сама же школа поставлена была отменно, и преподавательский состав хорошо подобран. Помещение для школы нанималось. Девочки и мальчики дошкольного возраста обучались вместе, их готовили в институты и корпуса. Дети всегда выдерживали экзамены первыми, и наша школа славилась своей подготовкой. На экзамены в Москву и в Петербург детей отвозили группами вместе с учительницей. Это было большим облегчением для родителей, которые часто сами не могли туда ехать.

В нашей школе был прекрасный учитель арифметики, некто Лапин,[115] но он часто болел. В его отсутствие я сама занималась с детьми, чтобы они не теряли времени даром. Мне сообщали по телефону, когда он заболевал, и я с удовольствием ехала в школу преподавать арифметику, которую любила еще с ученической скамьи. Дети с удовольствием занимались со мной, т. к. всем известно, что они любят разнообразие и всякую перемену. К тому же в мое посещение дети всегда получали после завтрака (он давался в 12 часов утра и был бесплатным) еще по чашке шоколада, пирожные или торт. Дети – всегда дети. Они радовались сладкому и обильному угощению, а с ними радовалась и я. Они меня любили и не боялись. На перемене охотно и дружелюбно беседовали со мной, делились своими радостями и печалями.

Можно, не хвалясь, сказать, что я потратила много энергии и проделала большую работу, чтобы добыть деньги для этой школы. Война с Германией помешала устроить при ней интернат. Он был необходим для детей из маленьких местечек нашего округа. Там было трудно, а порой и невозможно их учить.

В пользу школы устраивались вечера. Я нашла способ не тратить на них ни гроша, но сделать так, чтобы они приносили только чистую прибыль. Обычно просила у Военного собрания дать помещение бесплатно, и его охотно давали. Дамы – жены высших чинов и зажиточные, часто даже не военные, всегда были щедры и много жертвовали, когда я обращалась к ним с прочувствованным словом. Они много помогали и работали на этом вечере – устраивали за свой счет буфет, поэтому от него всегда была прибыль. Магазины жертвовали цветы, шампанское, которое продавалось бокалами, давали много вещей для лотереи. Чего только у нас не было для этого бала!..

Киоск с шампанским по традиции всегда поручался жене командующего войсками. Каждый офицер считал своим долгом выпить бокал шампанского. Дать за него мало было неудобно, хотя среди офицеров были и малообеспеченные. Даже три рубля для многих была сумма. Я очень боролась с этим обычаем и старалась по возможности его искоренить. Я знала, с кого можно взять, и, конечно, с такими не считалась, а каждому неимущему давала с трех рублей два сдачи (мелочь я готовила заранее). Часто говорила им, чтобы в следующий раз даже не подходили за бокалом, так как знала их обстоятельства. Никогда не замечала, как это делалось до меня, кто не подошел к моему киоску.

Офицеры, конечно, радовались избавлению от этой повинности и любили меня за то, что я входила в их положение. Шампанское всегда приносило много прибыли, ведь оно было дарственное, а не купленное. Да и мое положение тогда немало значило. Зато трещали карманы богатых и бездетных. С них брали прилично, но они не были в претензии.

Многие офицеры, особенно саперы, помогали устраивать эти балы. Они умели красиво убрать залу флагами и прочим и осветить ее лампочками. Перед танцами устраивали музыкальные и вокальные номера, ставили пьесы. Особенно дельным в этом отношении был офицер Шеин.[116] Впоследствии мы с ним встретились за границей, в Афинах. Встреча была сердечная, с массой воспоминаний о моем муже и о событиях на полях сражений, и в России. Мой муж отзывался о нем как об отличном офицере.