Джеймс Кервуд - Старая дорога

• Название: Старая дорога
• Автор: Джеймс Кервуд
• Жанр: Прочие приключения

---

Клифтон стоял, задумавшись, как вдруг его вывел из себя лай собаки; он очнулся, увидел, что на востоке уже занимается заря, и стал спускаться с холма.

Вот когда он возвращается домой; сейчас нет в нем той печали, которая поднялась, когда в Брэнтфордтауне он бередил свои воспоминания детства; сейчас загорается надежда. Недалеко впереди — старый город Квебек, а за ним огромные леса и реки, которые ревут, как львы, вырываясь из неведомой, ни на какой карте точно не вычерченной Верхней Страны; и бесчисленные озера, замкнутые первобытно-мощными стенами; и народ, для которого люди, говорящие по-английски, — чужеземцы.

Там он найдет пути, продолженные его отцом и им, чуть ли не полвека назад, казалось ему.

Он подошел к потоку, название которого было ему знакомо, и, свернув с дороги в тень столетних вязов и дубов, так густо сплетавших свои вершины, что последние звезды скрылись из глаз, растянул на земле одеяло и лег. Аромат цветов носился по лесу. В полудремоте Клифтон думал о Хурде, о полиции, о том, спят ли Бенедикт и симлская вдовушка так же спокойно и крепко, как будет спать он сейчас, и проводит ли эту ночь таинственная девушка, предостерегшая его, у себя дома и в постели, как ей надлежало бы проводить. Последняя его мысль была о Джо и его собаке. Ему недоставало малыша. Он выпишет его, пожалуй, в Квебек.

Мир начал просыпаться вскоре после того, как он уснул. Петухи вытягивали шеи и кричали, хотя было еще темно. В маленьких, окрашенных в яркие цвета домиках поднимались фитили в притушенных лампах, и огоньки начинали отражаться в белоснежных голых полах, в начищенных металлических частях большой плиты, гордости каждого такого домика. Звенела молочная посуда в прохладных погребах, и собаки отвечали одна другой на полмили расстояния; птицы отряхивались в кустах, а как только показалась первая полоска зари, вороны, каркая, закружились над сенокосами. Издали донесся стук топора; перекликались голоса на мягком языке Новой Франции; послышалось пение с той стороны, где какой-то человек разводил огонь в большой печи, сложенной из кирпичей, которые были сделаны руками его деда сто лет назад. И, наконец, выглянуло солнце: розовый румянец — пурпурово-огненная полоса — день…

Клифтон открыл глаза и увидал сучковатые густолиственные ветки дуба над головой и услыхал жужжание пчел, которому аккомпанировал шепот ветерка в верхушках деревьев. Крылышки трудолюбивых работниц блестели на солнце, а рука его легла на кустик лесных фиалок, к которым он, засыпая, приник щекой. Серебристые анемоны и пурпурные триллиумы насыщали ароматом воздух, а красный дикий флокс — меда слаще — кивал ему, покачиваясь на длинном тонком стебле.

«Вот где должен царить мир, ничем не нарушаемый, — думал он, поднимаясь, — среди ландышей, златолистников, фиалок. Здесь нет ни Хурдов, ни полиции, ни борьбы, ни раздоров, фальшивыми нотами врывающихся в симфонию жизни». В таком месте он охотно поселился бы навсегда.

И в это самое время он услыхал звук, который заставил его насторожиться и пристально вглядеться в чащу леса. Странный и необычный звук! Клифтон поднялся и пошел в том направлении, откуда он доносился; звук становился все отчетливей: казалось, что впереди, в кустарнике, что-то молотят большим цепом.

Он поднялся на небольшой пригорок, вышел на лесную полянку и увидал, что из перелеска выкатились четверо мужчин, схватившихся, очевидно, не на жизнь, а на смерть.

Глава VIII

Мужчины дрались. Клифтону это сразу стало ясно. Он был настолько близко, что слышал их прерывистое дыхание. Вдруг раздался яростный крик, напомнивший Клифтону рев рассвирепевшего быка; на крик отозвался другой голос, резкий и визгливый. Он шел откуда-то из кустов, подле которых стоял Клифтон. Раздвинув ветки, Клифтон увидал скорчившуюся фигурку, такую необычную на вид, что он замер от удивления. Маленького роста, весь кожа да кости, человек сидел, опершись подбородком на руки, и смотрел на неравный бой. Клифтон успел уже заметить, что из дравшихся трое были заодно и нападали на четвертого.

Маленький зритель был одет в поношенную черную хламиду; лицо помертвелое, как у покойника, голый, выбритый, как у монаха, череп. Схватив в каждую руку по пруту, он вдруг стал размахивать ими, как размахивает дирижер своей палочкой, не переставая в то же время визгливо выбрасывать латинские слова и фразы и колотить ногами по земле, проводя в ней глубокие борозды.

Клифтон перевел взгляд на дерущихся. И кровь застыла у него в жилах. Происходило форменное убийство. Человек, отбивавшийся от остальных, был великан, с широким лунообразным лицом и огромными кулаками, которыми он размахивал, как молотами, но и противники немногим уступали ему.

Сообразив, что происходит, Клифтон быстро принял решение. Он знал, что здесь, у обитателей этих лесов, раз дело дошло до такой схватки, нечего ждать соблюдения правил, боксерских церемоний: кусают, душат, ломают ребра, выдавливают глаза — сила против силы, зуб за зуб, — а раз трое против одного…

Клифтон собирался уже броситься на помощь, как вдруг из копошившейся на земле кучи тел высвободился и вскочил на ноги гигант с лунообразным лицом. Он обвил рукой шею одного из своих врагов, и торжествующий рев его поднял эхо в лесу и вызвал в ответ целый залп ликующих латинских восклицаний. Но торжество было непродолжительно; рев разом пресекся, все четверо снова повалились наземь, и на этот раз лишь одни ступни одинокого борца замелькали поверх кучи тел. Сам он не показывался, хотя монахоподобный субъект и размахивал героически своими палочками, выкрикивая поощрения.

Зато и победители, расправляясь со своей жертвой, не скупились на проклятия и на местном наречии, и на французском языке, а в двух шагах от места боя заливалась, не щадя своего горлышка, желтогрудая малиновка.

Мгновение — и Клифтон выскочил, из-за кустов, за которыми скрывался, и бросился к дерущимся. Ноги опрокинутого великана еще били по воздуху, еще доносилось снизу глухое ворчание, в котором Клифтон узнавал его голос. Но вот один из французов, выбравшись из кучи, обхватил мелькавшие в воздухе ноги, отогнул их назад и с торжествующим воем вонзил зубы в бедро человека с лунообразным лицом, в то место, где лопнули панталоны и обнажилось белое тело.

Клифтон ударил, и француз выпустил свою жертву. Он поднялся, шатаясь, на ноги, но Клифтон ударил снова, и так удачно, что тот полетел наземь и больше не вставал. Тогда Клифтон вцепился в кирпично-красную голову, посаженную на широченные плечи, и оттащил их обладателя, так что человек с лунообразным лицом остался лишь один на один с третьим своим противником. Следующие несколько минут Клифтону было не до шуток, пока удачный удар под ложечку красноволосому субъекту не уложил и его рядом с товарищем. Оглянувшись, Клифтон увидал, что человек с лунообразным лицом, сидя верхом на третьем своем противнике, с изумлением смотрит на него.

Теперь, когда победа была обеспечена, с пригорка, подпрыгивая, как кузнечик, спустился человечек с лицом мертвеца и остановился на поле битвы, с краю.

— Клянусь Петром, подмога подоспела вовремя! — радостно затрещал он по-французски. — Для того, кто плотью немощен, хотя духом и силен, слаще манны небесной было видеть, мсье, как во благовремении явившийся Давид смял проклятого Голиафа и из рук филистимлян…

— Замолчи! — еще с трудом переводя дыхание, прикрикнул на него лунообразный. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я не справился бы с этими тремя негодяями собственными руками, без помощи божеской или человеческой! Трое или двадцать противников — не все ли это равно для Гаспара Сент-Ива? Непрошеное вмешательство только расстроило мои планы!

— Та-та-та, — перебил его маленький человечек, весело потирая руки. — Чтоб мне никогда больше не нажраться, если я вру! Конец тебе приходил на этот раз, дорогой Гаспар! Только пятки твои еще и жили, когда подоспел этот друг наш. Поблагодари его, Гаспар, как подобает джентльмену!

— Вздор, говорю я!

— Еще минута, и ты остался бы без ушей, друг Гаспар! Они тебя живьем съели бы! Благодари скорей джентльмена, Гаспар!

Лунообразный поднялся с поверженного врага, но продолжал ворчать что-то себе под нос. Он был по пояс обнажен, весь в крови, испачкан грязью. Одно ухо у него было прокушено, один глаз заплыл, на шее остались следы душивших пальцев.

— Я — Гаспар, брат Антуанетты Сент-Ив, и если вы оказали мне услугу — в чем я сомневаюсь, — то я благодарю вас, — сказал он на таком французском языке, лучше которого Клифтону не доводилось слышать в Квебеке. — А этот мешок костей с бритой головой — брат Альфонсо, монах, удравший из монастыря траппистов, что в Мистассини, на берегу озера святого Иоанна. Если он воображает, будто я не могу поколотить этих трех негодяев или вообще любых трех человек в Квебеке, разом и без проволочек…

— Сожалею, что вмешался, — сказал, улыбаясь и протягивая руку, Клифтон. — Теперь я припоминаю, что им действительно приходилось плохо. Уверен, что в конце концов вы справились бы с ними.