Эдуард Филатьев - Тайна булгаковского «Мастера…»

• Название: Тайна булгаковского «Мастера…»
• Автор: Эдуард Филатьев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-4425-0017-2

В книге Эдуарда Филатьева, рассказывающей о жизненном пути величайшего Мастера ХХ века, предпринята попытка разгадать тщательно зашифрованные тайны всех крупных произведений Михаила Булгакова, включая тайны самого главного его романа – «Мастера и Маргариты».

---

Журналист Арон Эрлих, по чьей рекомендации Булгакова и взяли в «Гудок», впоследствии написал книгу воспоминаний «Нас учила жизнь». Про булгаковские остроты (те самые, из которых затем и складывались его фельетоны) в ней сказано:

«Он иногда заставлял настораживаться перед самим уклоном своих шуток».

Слово «уклон» в те годы означало, что шутки Булгакова содержали в себе не просто подковырку, а некий выпад, направленный против генеральной линии партии.

Но шутить мягче, шутить, никого не обижая, Михаил Афанасьевич просто не мог. Да и законы сатирического жанра не позволяли. Через девять лет в «Жизни господина де Мольера» он скажет:

«… навряд ли найдётся в мире хоть один человек, который бы предъявил властям образец сатиры дозволенной».

Примерно о том же самом говорил в 1919 году и Евгений Замятин (в книге «Завтра»):

«Мир жив только еретиками. Наш символ веры – ересь».

Но и эти одиночные критические выстрелы по мощным бастионам советской власти фельетониста из «Гудка» вскоре удовлетворять перестали. Он чувствовал, что способен на большее. И поэтому днём («Записки покойника»):

«Днём я старался об одном – как можно меньше истратить сил на свою подневольную работу. Я делал её механически, так, чтобы она не задевала головы. При всяком удобном случае я старался уйти со службы под предлогом болезни. Мне, конечно, не верили, и жизнь моя стала неприятной. Но я всё терпел и постепенно втянулся. Подобно тому, как нетерпеливый юноша ждёт часа свидания, я ждал часа ночи. Проклятая квартира успокаивалась в это время. Я садился к столу…»

Он придумал ещё один способ увиливания от постылой работы – стал недодавать продукцию или, по его же собственному выражению, «красть» фельетоны («Тайному ДРУГУ»):

«… я, спасая себя, украл к концу третьего месяца один фельетон, а к концу четвёртого – парочку».

То есть вместо положенных по договору восьми фельетонов, Булгаков написал сначала семь, потом шесть и так далее… В редакции подобное снижение производительности очень быстро заметили и перевели фельетониста на сдельную работу («Тайному другу»):

«Признаюсь, это меня очень расстроило. Мне очень хотелось бы, чтобы государство платило мне жалование, чтобы я ничего не делал, а лежал бы на полу у себя в комнате и сочинял бы роман. Но государство так не может делать, я это прекрасно понимал».

И ещё Булгакова очень «расстраивала» и страшила неизвестность грядущего. Удручала неустроенность быта. Выводила из себя «гнусная квартира», населённая пьяницами и дебоширами, бесила «омерзительная комната», в которой приходилось жить. 18 сентября он записал в дневник:

«Пока у меня нет квартиры – я не человек, а лишь полчеловека».

30 сентября – новая запись. Опять о том же. Обратим внимание, как скрупулёзно в ней обозначено, какому дню старого стиля соответствует та или иная новая дата, установленная большевиками:

«30-го (17-го ст. ст.) сентября 1923 года.

Если отбросить мои воображаемые и действительные страхи жизни, можно признаться, что в жизни моей теперь крупный дефект только один – отсутствие квартиры».

И всё же Булгаков ощущал, чувствовал, что стоит на пороге грандиозных перемен в своей жизни. И очень надеялся, что перемены эти будут связаны с низвержением ненавистной ему советской власти. Сладостно-мечтательное сновидение на эту тему он даже описал в своём фельетоне «Похождения Чичикова»:

«Диковинный сон… Будто бы в царстве теней… шутник сатана открыл двери. Зашевелилось мёртвое царство, и потянулась из него бесконечная вереница…

И двинулась вся ватага на Советскую Русь, и произошли в ней тогда изумительные происшествия».

Увы, это были всего лишь мечты. Никаких судьбоносных событий, способных поколебать власть большевиков, в стране не происходило. Зато повсюду (так, во всяком случае, казалось Булгакову) кишмя кишели орды всевозможной нечисти, порождённой советским режимом. Особенно много дьявольщины налетело «в царство антихриста, в Москву», «в город дьявола» – именно так красная столица названа в «Белой гвардии».

Главы из этого романа в конце 1923 года Булгаков читал в кружке «Зелёная лампа» в доме Лидии Васильевны Кирьяковой на Большой Дмитровке. Михаил Афанасьевич пришёл на это заседание не один, а вместе с женой, так что Татьяна Николаевна могла лишний раз убедиться в том, какой он превосходный чтец.

Продолжали докучать Булгакову недомогания и хворобы. Самые разные и очень неприятные. То вдруг за ухом появлялась непонятная припухлость, то начинали болеть колени. В письме сестре Надежде он с тревогой сообщал:

«… доктора нашли, что у меня поражены оба коленных сустава,…. моя болезнь (ревматизм) очень угнетает меня…»

Это был тот самый ревматизм, которым герой рассказа «Морфий» пытался прикрыть от коллег-сотрудников своё пристрастие к наркотику. Эту же болезнь Булгаков «подарит» и дьяволу, и тот начнёт рассказывать Маргарите, как и чем он лечит свой недуг:

«Мне посоветовали множество лекарств, но я по старинке придерживаюсь бабушкиных рецептов. Поразительные травы оставила в наследство поганая старушка, моя бабушка. Кстати, скажите, а вы не страдаете ли чем-нибудь? Быть может, у вас есть какая-нибудь печаль, отравляющая душу тоска?»

Маргарита, как известно, от снадобий чёртовой бабушки отказалась. А вот Булгаков наверняка бы взял у дьявола какой-нибудь сатанинский «рецепт», чтобы подлечить колени. Ведь этот злосчастный ревматизм всплыл в тот самый момент, когда его «Дьяволиада», так откровенно и вызывающе дерзко высмеивавшая советские порядки, была готова принести автору долгожданные облегчение и радость.

Глава третья Начало мщения

Дьявольская сатира

Что же за «Дьяволиаду» такую сочинил Михаил Булгаков? О чём его сатирическая повесть?

Она во многом автобиографична, так как подробно описывает те круги советского чиновничьего «ада», по которым в своё время кружил и её автор, борясь за возможность существовать в жутчайших условиях хмурой «.московской бездны».

Учреждение, в котором разворачиваются события повести, называется Главцентрбазспимат. Словообразование труднопроизносимое. Но оно вполне соответствует модным в ту пору сокращениям. Полное название этого заведения – Главная Центральная База Спичечных Материалов.

Здесь царит беспрецедентная вакханалия безалаберщины и бестолковщины. Заработную плату сотрудникам выдают с постоянными задержками. К тому же не деньгами, а продуктами производства, то есть обыкновенными спичками. И ещё тут необъяснимо часто меняют руководство. По совершенно непонятным причинам.

Однажды (именно с этого «Дьяволиада» и начинается) на базу назначают нового заведующего. У него забавная фамилия – Кальсонер. Но руководитель он решительный и жёсткий – за незначительную оплошность тут же увольняет делопроизводителя Варфоломея Короткова. Тот, естественно, пытается оправдаться.

Но тут неожиданно выясняется, что Кальсонеров на базе двое: один бритый, другой бородатый. И оба совершенно неуловимы. Все попытки уволенного сотрудника поговорить со стремительно ускользающим завом оказываются тщетными. На пути Короткова встают нелепейшие, а порой и абсолютно непреодолимые порядки советской канцелярии. Они-то и выбивают беднягу-делопроизводителя из привычной колеи. В конце концов, мутный круговорот бюрократической чертовщины затягивает его в тартарары преисподней.

Таково содержание повести.

Всё, что в ней происходит, выглядит настолько нереальным и несуразным, что иначе как вмешательством нечистой силы объяснить ход совершающихся событий невозможно. Так что «дьявольское» название, которое дал своей фантасмагории автор, вполне ей соответствует.

9 сентября, побывав в гостях у писателя А.Н. Толстого, Михаил Афанасьевич записал в дневнике:

«Сегодня опять я ездил к Толстому на дачу и читал у него свой рассказ „Дьяволиада“. Он хвалил… Но меня-то самого рассказ не удовлетворяет».

И всё же «не удовлетворявшее» Булгакова произведение было предложено им альманаху «Недра». Даже не предложено, а… Вот как это событие Михаил Афанасьевич описал в письме сестре Надежде:

«Дорогая Надя,

я продал в „Недра „рассказ „Дъяволиада“.

Издательство «Недра» возглавлял тогда старый большевик, побывавший в тюрьмах и на каторге, Николай Семёнович Клёстов, более известный как Ангарский (это была его партийная кличка). Высокий, худощавый, с острой мефистофельской бородкой, он весьма благожелательно относился к молодым литературным талантам. Булгаковская повесть произвела на него самое благоприятное впечатление.