Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

• Название: Песнь для Арбонны
• Автор: Гай Гэвриел Кей
• Издательство: В. Секачев, Изд-во Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5—88923—099—9, 5—699—09730—9

Кровопролитная война и позорный договор, заключенный по ее завершении, заставляют тысячи жителей Гораута покинуть свои дома. С горечью в душе, не согласный с действиями отца — верховного жреца и первого советника короля, — уезжает на чужбину и Блэз де Гарсенк, отвергший карьеру служителя бога и лишенный за это помощи и поддержки семьи. Теперь он рыцарь и воин, наемник и солдат, никому не известный северянин из страны варваров. Однако именно ему суждено спасти изнеженную и цивилизованную Арбонну, куда привел его путь приключений и славы, от полного разгрома и уничтожения. Под звон мечей, на поле битвы со своими соплеменниками рождается новая судьба Блэза, которому отныне предстоит нести бремя власти и ответственности, бремя любви и славы.

---

Это была честная, профессиональная работа, и она знала, что увлекла за собой слушателей. Даже здесь, в такой искушенной аудитории, Лиссет знала, как иногда знала во время исполнения песен, что она отдает должное музыке и словам Алайна. Но кое-что она приберегла напоследок, для того места, где Алайн Руссетский удивил даже себя самого: он написал нечто выходящее за рамки обычных, банальных при расставании слов о любви торжествующей и вечной, но взамен достиг почти ранящей целостности искусства.

Лиссет позволила себе сделать короткую паузу, не более того, так как иначе это слишком явно указывало бы на изменение, на нечто новое, и испортило бы эффект. Затем она возвысила голос, наполнила его печалью и спела последнюю строфу:

Когда придешь сказать «прощай»,

Когда придешь сказать «женюсь!»,

Ты в память о моей любви

Для сердца принеси бальзам,

Для раненой моей души.

Она бросила взгляд на Бертрана де Талаира, когда начала петь, потом на бородатого корана у него за спиной, но закончила песнь, глядя поверх голов слушателей на дверь рядом с баром, через которую вышли Реми и Аурелиан. Повторение первых нот, как эхо минувшего, аккорд в память о караульном, аккорд в память о ночах в саду, которые ушли в прошлое, и она закончила.

«В синем плаще Бертрана девушка с каштановыми волосами выглядит изящной и хрупкой, но не благородной дамой», — подумал Блэз. Она казалось скорее умной, чем формально красивой, но нельзя было не заметить — даже он это заметил — чистоту ее голоса, а неожиданная грусть в самом конце песни на мгновение окутала его. Он не знал, что эта печальная нотка была новшеством, но слушал ее звучание, а значение слов направило его мысли в непривычное русло. Не надолго, конечно — он не был склонен к подобным вещам ни по происхождению, ни по опыту, — но всего лишь мгновение Блэз Гораутский, глядя на стройную женщину, сидящую на низком табурете с плащом Бертрана де Талаира на плечах, ясно видел мысленным взором женщину в саду, оплакивающую утраченную любовь.

— О, великолепно, — произнесла Ариана де Карензу со странной тоской в голосе, так не похожей на прежние, повелительные интонации. Эти слова явственно разнеслись в тишине, которая установилась после последних звуков арфы, и с ними пришло освобождение от напряжения, возникшего в зале, подобно напряжению натянутой тетивы лука. Блэз сделал глубокий вдох и отметил, с некоторым удивлением, что большинство стоящих вокруг людей сделали то же самое.

Несомненно, раздались бы и другие крики одобрения, гром аплодисментов в честь певицы и трубадура, написавшего эту песню, но как раз в это мгновение дверь «Льенсенны» с грохотом распахнулась, впустив веселый шум с темнеющей улицы. Блэз быстро обернулся, увидел того, кто там стоял, и течение вечера с этой секунды полностью изменилось.

Он смотрел на того всадника на вороном коне, которого убил у озера Дьерн.

Глава 5

Конечно, это был не он. Это был не тот же самый человек; мертвые остаются мертвыми, даже здесь, в Арбонне, даже в канун дня летнего солнцестояния. Но выглядел он таким же смуглым и высокомерным, его тяжелое и мускулистое тело и исходящее от него ощущение угрозы были точно такими же, какими их запомнил Блэз в тот день у озера, рядом с аркой Древних.

И этот человек смотрел на него взглядом, полным одновременно ненависти и жаркой радости.

Стоящий рядом с Блэзом Валери быстро пробормотал, кривя рот:

— Я собирался рассказать тебе. Мне следовало это сделать раньше. Его брат, близнец. Будь очень осторожен.

Блэз слушал, не отрывая глаз от аримондца у двери. Этот человек носил зеленые цвета Мираваля, и у него тоже был клинок, кривая сабля его страны.

Уртэ де Мираваль встал не спеша; то же самое сделал Бертран, сидевший по другую сторону от Арианы де Карензу. Дама осталась сидеть, но повернулась на стуле и взглянула через плечо в сторону двери.

— Кузман, — произнес герцог Миравальский, — я гадал, где ты и почему так долго. Видишь, как я обещал тебе, здесь находится тот гораутский коран, с которым ты так хотел встретиться.

— Я это вижу, — ответил аримондец. Он говорил низким, почти музыкальным голосом и улыбался. — Я очень рад. В моей стране есть поговорка: с убийцами надо кончать быстро, чтобы зеленая трава не увяла под их шагами. Ты выйдешь вместе со мной или ты сражаешься только на расстоянии?

— Это было не убийство, — резко вмешался Валери раньше, чем Блэз мог ответить. — Жрецы и жрицы с острова Риан были свидетелями и все рассказали.

Казалось, человек по имени Кузман не слышит. Нечто жуткое было в его улыбке, в том, как все его существо сосредоточилось на Блэзе. Однажды в одном из замков Гётцланда Блэз видел, как один человек так же смотрел на другого, и еще до конца ночи все закончилось смертью. Теперь в ответ на этот откровенный вызов Блэз почувствовал, как в нем снова вспыхнул гнев при воспоминании о встрече у озера, об отвратительных словах, с наслаждением произнесенных аримондцем.

— Ты и правда огорчен, — сказал он человеку у двери, нарочито расслабленным, почти ленивым голосом, каким мог это произнести его друг Рюдель или даже Бертран де Талаир. — Скажи мне, я убил твоего брата или твоего любовника? Или это был один и тот же человек?

— Берегись! — снова настойчиво прошептал Валери. Но Блэз с удовольствием увидел, как застыла улыбка аримондца, стала жесткой и неестественной, как у трупа, улыбкой смерти.

— У тебя грязный язык убийцы, северянин. — Это произнес Уртэ де Мираваль. — Не понимаю, почему мы позволяем ему свободно болтать этим языком в нашем присутствии, чтобы потом он посылал свои шпионские донесения Адемару Гораутскому.

Значит, теперь сюда приплели еще и это. Как и следовало ожидать.

— Последняя мысль — это мысль глупца, — хладнокровно возразил Бертран. — Что касается убийства: на этого человека устроили засаду, когда он мирно ехал по горной дороге во владениях графини. Его пони был убит, и его конь, и шесть трусов из твоих прислужников пытались убить его самого. Я бы не стал на твоем месте так многословно распространяться об убийстве, мой дорогой де Мираваль. Вместо этого я бы ненадолго задумался о мастерстве моих коранов, если бы мои шестеро убийц полегли от руки одного человека.

— Все это слова, — с презрением возразил Кузман Аримондский. — Слова и хвастовство, достойные сожаления пороки Арбонны. Мы с этим человеком можем покончить с этим наедине, на улице, и никому нет нужды участвовать в этом. Если он только не слишком испугался. Что до того нового закона, о котором вы упомянули…

Он сделал два шага в зал, грациозно, как дикий кот, и опустился на колено перед Уртэ.

— Мой господин, вопросы, связанные с честью моей семьи вынуждают меня просить разрешения на время оставить службу у вас, чтобы мои действия не отразились на ваших делах. Вы меня отпустите?

— Он этого не сделает, — произнес ясный, холодный голос. Единственный голос в этом зале, который мог попытаться употребить власть в тот момент.

Все повернулись к ней. Ариана де Карензу не потрудилась встать или даже повернуться лицом к мужчинам. Она продолжала смотреть через плечо, небрежно, ее черные волосы ниспадали вдоль спинки стула. Но в ее словах не было ничего небрежного.

— От имени правительницы Арбонны я запрещаю эту дуэль. В случаях смерти при стычках между Талаиром и Миравалем установлен земельный штраф. Этот указ обнародован глашатаями и расклеен в городах, и невозможно обойти его при помощи подобных уловок — поймите меня, сеньоры. Я не допущу насмешек над графиней. И не позволю, чтобы эта ночь богини была запятнана такими поступками. Вы оба в полной мере несете ответственность за поведение ваших людей, господа.

— Конечно, но если он оставляет службу у меня… — начал Уртэ де Мираваль.

— Ему потребуется твое согласие, а ты его не дашь.

Голос женщины звучал четко и властно, она говорила категоричным тоном человека, привыкшего повелевать. Даже прожив несколько месяцев в Арбонне, Блэз был удручен при виде того, как оба герцога так покорно подчиняются неприкрыто властному тону женщины.

Он открыл было рот, чтобы заговорить, поддавшись приступу гнева, но получил сильный удар локтем под ребра.

— Не надо! — пробормотал Валери, словно прочел его мысли.

Возможно, он их прочел, подумал Блэз, ход его мыслей достаточно ясен. По настоянию самого Блэза, он не был связан с Бертраном де Талаиром никакими клятвами верности. Он был наемником и мог в любое время разорвать контракт, пожертвовав только причитающейся ему платой. Но зато не был бы никому подотчетен и развязал бы себе руки для схватки с аримондцем, не спрашивая ни у кого позволения, в том числе у этой черноволосой женщины, которая носила титул королевы, пусть всего лишь королевы Двора Любви трубадуров.

Он медленно перевел дух, на мгновение встретился взглядом с Валери и сдержался. Блэз оглядел зал. Никто, казалось, не смел пошевелиться. С большим удивлением он увидел, что девушка с арфой, все еще одетая в синий плащ Бертрана, смотрит на него с противоположного конца зала. На таком расстоянии он не мог прочесть ее взгляда, но мог догадаться. Она недавно ринулась защищать честь раненного им трубадура. Вероятно, она была бы довольна, если бы он погиб от удара кривой, усыпанной драгоценными камнями сабли аримондца.