Владислав Мирзоян - Дыра. Роман

• Название: Дыра. Роман
• Автор: Владислав Мирзоян
• Жанр: Русское современное

«Дыра» – это роман-нуар. Серия романов-noir. Этот жанр принято относить к низким. Но вряд ли он ниже жизни. Потому что это роман о любви. А вот выдержит ли любовь испытание нуаром нашей жизни?…

---

Дыра Роман Владислав Мирзоян

*

Если Вам, дорогой Читатель,

на этих страницах

встретится обсценная лексика,

помните —

это ругается не Автор,

это сквернословит жизнь вокруг нас.

это ругаемся мы с вами…

*

© Владислав Мирзоян, 2017

ISBN 978-5-4485-5210-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пятница. Суббота. Воскресенье

Три дня, как один.

*

Титр…

из чёрного,

медленно, как сон,

проступают чуть светящиеся буквы…

*

*

«Дырка – женщина»

справочник жаргонных слов

для работников

Государственной Службы

Исполнения Наказаний

Министерства Юстиции

Российской Федерации.

*

затемнение…

*

я бы тут и закончил…

*

Пятница

1.

Ранним-ранним, золотистым утром,

когда птицы едва проснулись

и солнышко ещё только-только встало

над красавицей Волгой,

по самарской области,

по трассе,

с указателями до Самары столько-то км —

а этих км было ещё много —

по разбитому узкому шоссе,

по встречке,

лихо летел

с диким рёвом,

чудо автомобиль —

белый,

на широких колёсах,

со спойлером впереди,

с антикрылом сзади

с кучей фар на крыше,

расписанный по белым бокам рвущимся пламенем —

так и хочется кинуться тушить —

в ало-рыже-огненных языках которого,

с трудом,

но можно прочесть стилизованные буквы

слова BUFALO

А впереди на капоте

красовалась белая фарфоровая голубка

в стиле народных промыслов,

с розовым клювом и лапками

и чёрными точечками глаз.

*

2.

И лилась-неслась, как ветер над Волгой,

песня из чудо-автомобиля

в исполнении Александра Малинина:

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, по-милуй мя… – почему-то с неортодоксальными ударениями

и длиною в сорок секунд.

*

3.

Ревя, как зверь,

автомобиль на дикой скорости обгонял всех,

и только при ближнем рассмотрении становилось ясно,

что это —

жесточайший самопал

на базе отечественных старых жигулей.

А гоночно рычал самопал потому,

что на нём попросту не было глушителя,

А обгонял всех —

потому что на ранней трассе

были только ранние дальнобойщики…

*

4.

А песня лилась на всю Волгу:

– Мне осталась одна забава – пальцы в рот, да весёлый свист, Прокатилась дурная слава, что похабник я и скандалист. Ах, какая смешная потеря! Много в жизни смешных потерь…

*

5.

И вдруг раздался космический голос:

– Фура, вправо взяла! Ушла, фура, вправо!

И тяжелая фура стала послушно и многотонно

уходить вправо – так был обогнан ещё один грузовик,

а парень за рулём чудо-самопала

повесил микрофон на спиральном проводе

посмотрел на спидометр, умерший на нуле

и довольный собой сказал:

– Сто двадцать идём… как по паркету.

Это был, видимо, предел чудо-автомобиля.

*

6.

Парень за рулём был плотно сложенный,

коротко стриженный и немного медлительный бычок,

с добродушным, простым и симпатичным лицом,

на которое он старался повесить маску

крутого, сурового парня и из последних сил удерживал её —

простодушие и молодость брали своё.

Рядом – его кареглазый дружок,

поменьше, понервнее и, наверное, пошустрее.

– Чо за шняга? — сморщился от музыки кареглазый.

– Серёжа… Есенин, – солидно ответил бычок и потёр рукой недавний свежий шрам на лбу, у самой кромки волос, – Сильная вещь. Душу рвёт.

Кареглазый кисло выключил Малинина

и с лицом учителя жизни посоветовал

не то бычку, не то всему человечеству:

– В этой жизни – не надо рвать ни душ, ни жоп.

Весь фрагмент песни – до выключения кареглазым —

длился семьдесят четыре секунды.

*

7.

Самара ещё спала…

Старая улочка.

Пустая.

И странное мычание.

А может стоны…

И… цок… цок…

И опять стон…

Или мычание.

Может корова идёт?

Или любовью пара самарцев по утру занялась?…

Потом раздался скрип.

Тонкий, пронзительный, за душу берущий…

На улицу свернул бомж —

длинные, давно не мытые жидкие волосёнки,

бородёнка и огромные красные уши.

А скрипел бомж оттого,

что сумку-тележку за собой катил,

на стонущих колёсиках

Он был без ботинок, в носках.

И его это не смущало.

Он что-то увидел, остановился, замер и прошептал:

– Госсссподи!

*

8.

Ревел мотор.

– Щщщшшит! – глядя на дробящий в деревьях

залитый солнцем пейзаж, прошипел на американский манер кареглазый, – Вы вместе были одну неделю – ну, как ты мо-жешь быть уверен, что это твой ребёнок?

– Она не такая, – вдаль тепло ответил бычок.

– Все они – не такие.

– А какие?

Кареглазый задумался:

– Знаешь, как баба по блатному будет?

– Шмара, – пожал плечами бычок.

– Дырка.

– Что – просто дырка? Без ничего? — удивился бычок.

– Да. Просто – дырка…. без ничего… все они – дырки.

– Да, ладно, все, – добродушно возразил бычок.

– Да, все!

– А мы с тобой тогда откуда взялись?

Вопрос поставил собеседника в лёгкий тупик,

но, кажется, юного мнения кареглазого о женщинах

не изменил.

*

9.

Самара.

На середине мощёной брусчаткой улицы,

на стуле

сидел привязанный к нему скотчем по рукам и ногам

человек одних в трусах.

И носках.

Он мучительно мычал —

потому что рот был заклеен —

и иногда отчаянно пытался прыгать на стуле,

отчего и получался цокот,

и силы покидали его.

Бомж оглянулся, подошёл и осторожно расклеил ему рот.

– Памагите! – горячо и хрипло взмолил человек на сту-ле, – Я Самарин из Самары!… я депутат… у меня банк… сто-матология, сеть прачечных и много чего…. бабка помоги!.. я озолочу тебя, – прохрипел Самарин.

– Я не бабка, я дедка, – задумчиво ответил бомж.

*

10.

Ещё один грузовик был с рёвом обогнан,

кареглазый чуть расслабился от обгона и сказал:

– Надо присмотреться… ты ж совсем бабу не знаешь и, бах! – ребёнок.

На что бычок ответил:

– Не!… тут всё по-честному… всё по любви… мать, вон, кар-тохи навалила полный багажник…

– И мать знает! – удивился кареглазый.

– А чё? Я что – шпион? Пусть растёт. Бабке внук будет. Огурчиков солёных отгрузила, сала…

– А что – младенцы – сало едят?

– Бабки они едят, — весело уточнил бычок, – Шестьсот бе-касов дам – отцовский долг исполню…

– Чего дашь? – не понял кареглазый.

– Шесть сотен бекасов, – не без гордости повторил бычок.

– Каких бекасов? — насторожился кареглазый..

– Настоящих.

– Бекасы – это мандавошки

– Сам ты мандавошки, – возразил бычок, – Бекасы – это наши родные американские доллары.

– Откуда такие бабки? – не стал спорить кареглазый.

– Чё – сам, чё – мамка дала.

– А сам-то откуда?

– Раков ловлю… цыганам сдаю… – вдруг посмурнел бычок,

что-то в его жизни было такое с раками:

– Рубль штука… в день иногда доста ловлю, —

и резко переменил тему:

– Приеду – денег жене дам, сфотографируюсь с ребёноч-ком – и назад. Иначе – было бы несправедливо.

– А жизнь вообще – штука несправедливая, – с философ-ским лицом начал учить кареглазый, – Вон я – Горбов – а меня зовут всю жизнь – Гроб… щщшит!.. справедливо?

– Да ты гроб и есть, — засмеялся бычок.

– Чего это я гроб. Я – Горб – по справедливому.

– Ладно. Будешь ты теперь – горбатый Гроб, – и бычок снова засмеялся.

– А ты будешь не Буфало… а БУхало…. нет, БухАло, – оби-делся и изменил Гроб ударение на а.