Антон Василенко - Я дрался за Украину

• Название: Я дрался за Украину
• Автор: Антон Василенко
• Жанр: История

Книга представляет собой сборник интервью с ветеранами УПА и подполья ОУН* о партизанской войне и подпольной работе в 1930-50-е годы. Интервью были проведены в Ровенской, Волынской, Львовской и Ивано-Франковской областях Украины в 2013—2014 годах. *Организации запрещены на территории РФ

---

А когда все стало ясно, мы с мамой оставили эту квартиру. Руководителя я больше не видела.

А.В. – Каким Вам запомнился Шухевич?

О.И. – Это очень интересный человек. Я бы стихи о нем писала. Когда его брали, он не дал себя уничтожить, а застрелился. Они потом его сожгли и пепел рассеивали, глупые – думали, что с этим пеплом уничтожат нашу борьбу.

Очень много достойных людей погибло в те годы. Мой муж погиб через четыре года после нашей свадьбы. Остались одни доносчики! Много было доносчиков – их привозили с востока на Галичину.

Руководитель был очень веселый. Когда ребенок плакал, он говорил: «Дзвинка плачет – она хочет, чтобы ее подержали за коленку». У нее был такой свитер, с бубончиками, и он крутил бубончик перед ней.

Без Руководителя я уже вела свою жизнь иначе, скрывалась. Мой муж погиб. Между тем, как мы сбежали из дома в Княгиничах и как погиб мой муж, Руководитель меня поддерживал материально – давал немного денег. Тогда как раз менялись деньги, а у подполья были старые деньги, но приходилось стоять в очередях и по тысяче выменивать их на новые. Муж передал мне 7000 рублей, и моя подруга Марта Пашковская стояла в очереди, чтобы обменять эти деньги. А на остальные я покупала все, что могла купить, пока те деньги еще имели стоимость.

Руководитель в то время находился в селе Белогорща с Галей Дидык. Я встречалась с ней, и Руководитель знал, в чем я нуждаюсь. А когда мой муж погиб, он мне помогал. Когда муж мой еще был жив, то говорил, что очень хочет сына. Однажды он оставил мне продукты в одном доме, где жили наши люди. Вел меня в этот дом один парень. Уже начинало темнеть, когда мы подходили к дому. Видим – какие-то люди стоят под окнами недалеко от того места, где должны быть продукты. Тот, что меня вел, моментально свернул и убегает. А я говорю: «Вы должны меня подвести к месту! Чтобы люди знали, кто я». Кричу: «Что Вы!? Пан, куда Вы бежите?» А он не отзывается и бежит дальше. А люди, что под окнами стояли, ему кричат: «Пан, девушка вас зовет!» И мне это очень не понравилось. Наши ребята так не сказали бы. Могли сказать «женщина» или «подруга» или как-то иначе. А то – «девушка». Видят, что я беременная, и говорят «девушка». Это только москаль так мог сказать, что беременная – «девушка». Я пошла в дом одна, постучала. Вышел тот хозяин, который был в подчинении у моего мужа. Я ему говорю: «Слушайте, тут какие-то люди. Это Ваши люди?» А он говорит: «Нет! Никаких людей у нас тут нет!» Я ему говорю: «Стоят вооруженные люди». Он сразу бросился в дом, понял, что это провокация, говорит: «Заходите-заходите, скорее, чтобы не было видно». И сразу началась стрельба. Наши ребята выскочили из другого входа и начали стрелять по тем. Я беременная на седьмом месяце, упала на землю. Возле меня лежит какой-то худенький парень. Я говорю: «Друг, дорогой мой. Давайте будем бежать». А он говорит: «Нет, я не могу. Вы уходите, а я буду прикрывать Вам дорогу». Я говорю: «Так Вы погибнете!». А он говорит: «Это уже моя такая судьба. Главное – чтобы Вы спаслись. Спасайтесь!» Я вижу, что с ним договориться нельзя и бегу в другую комнату. Там женщины кричат и свет горит. Я кричу женщинам: «Погасите свет! Погасите!» Погасили. Но куда они будут бежать, если это их дом? Я метнулась к окну. На столе стоят вареники, я по этим вареникам… Выскочила из окна и начала ползти по-пластунски. Надо мной засветилась цветная ракета, стало светло как днем, но все в разных цветах. Я поползла вдоль дома, вдоль сарая – там, где была тень. Увидела ров – и в этот ров, в воду. Как-то выскочила из-под обстрела, выбежала на шоссе, идущее из Львова в Стрый, и думаю: «Что делать? А если меня кто-то увидит? А уже ночь – могут схватить и арестовать, а, может, еще хуже. Надо возвращаться в село». И я вернулась в село и пошла в дом одного человека, которого я знала. Он меня встретил и говорит: «Боже, я знал, что готовится облава, и не мог дать Вам знать, меня бы задержали. Вы переночуете, а мы Вам продуктов дадим, и утром поедете в Стрый». Так все и произошло – я переночевала, мне дали продукты. И на меня так подействовало это ползание, что когда я пришла на конспиративную квартиру в Громном, то сразу там и родила. Это была конспиративная квартира для Руководителя, организацией которой мы занимались еще когда жили в Княгиничах. Там жила Дарья Гусяк с мамой. Я к ним пришла и говорю: «У меня есть еще месяц до того, как родить ребенка. Хочу еще раз поехать на Стрыйщину потому, что мне там должны дать муку». Но вышло так, что я там и родила, на этой квартире. Обо мне потом говорили, что я специально пошла рожать в этот дом. А я не собиралась рожать потому, что это был восьмой месяц. И ребенок родился такой несчастный. Редко кто выживает из восьмимесячных детей. Когда он родился, я говорю: «Дайте мне молоко от коровы, которая недавно родила». Я не знала, что такому ребенку можно только воду с сахаром. Но он выжил потому, что на все была Божья воля.

А.В. – Вы остались в Громном?

О.И. – Нет. Моя сестра поехала к маме и сказала, что я родила ребенка. И тогда мама пошла к соседям и попросила привезти меня подводой. Мы в то время были легализованы, поэтому с этим проблем не возникло. Я ждала подводу на каком-то железнодорожном пункте. Зима, ребенок синий, с пеной у рта, подушки не было. Я не знала, что делать – дать ему подышать или кутать? Вообще ничего не знала и только молилась, чтобы ребенок выжил.

А.В. – Как Вы жили после рождения второго ребенка?

О.И. – Сначала мы жили в селе Рудки Самборского района Львовской области. Мама заключила фиктивный брак с одним мужчиной, который был старше ее. Потом она с ним поссорилась, он ушел от нас и уже не вернулся. В то время мы уже жили в селе Остров, тоже Самборского района. Денег нам хватало. В селе не было таких работников, которые каждый день ездили бы куда-то работать. Местные видели, что я куда-то постоянно езжу (я опять жила под видом переселенки), и давали мне масло или что-то еще, чтобы я продала и еще себе навар сделала. Тем я и зарабатывала. Однажды мне дали какой-то краденый поташ – он тогда продавался дорого. А одна женщина украла его где-то на заводе и продала мне по пять копеек за кило.

А.В. – А подпольной работой Вы в то время не занимались?

О.И. – Не имела возможности. Я занималась тем, что выживала. Но я начала подозревать, что за нами следят, и решила сменить квартиру. У меня уже были повадки матерого подпольщика. Это некоторые животные, которые живут как отшельники, так делают – постоянно меняют место жительства.

Из Острова мы переехали в Черный Остров Жидачевского района Львовской области. Но там не было работы. И тогда я решила как-то по-другому устраивать свою жизнь. Власти объявили, что тот, кто хочет ехать на Донбасс, получит деньги, транспорт и дом. И я на это согласилась. Я получила указание ехать туда и начинать там националистическую работу. С Руководителем я контактировала, но не знала, где он находится. Знала только, что где-то в Белогорще. Но он не имел уже тех условий для конспирации и организации подпольной работы, что раньше, болел. Дарья Гусяк была связной, а Галя Дидык – хозяйкой конспиративной квартиры.

Шухевич погиб 5 марта 1950 года. А я уже собиралась ехать на восток с детьми, но решила попрощаться с львовянами. Мы с ними общались, и я попросила зайти ко мне попрощаться – а они не зашли. Мать уже купила картошку, другие продукты в дорогу, и уже думала, что я поеду на Донбасс, а я говорю ей: «Я еду во Львов». Мать меня стала отговаривать: «Не надо ехать, потому что тебя арестуют». А я в ответ: «Не арестуют! Я такая хитрая, во Львове все знаю». И я поехала во Львов, где должна была на одной квартире встретиться с Дарьей Гусяк. Это была общая квартира, на которую приезжали всякие спекулянты. Никто не мог и подумать, что там будут встречаться националисты. Когда я приехала во Львов, то первое, что увидела – во Львове много кагэбистов. Но я была уверена в себе, знала, как понять, что за тобой следят, как убежать от слежки. В тот день мне открыли дверь, и я вижу, что глаза у этого человека подозрительные. Но думаю – все равно пойду и узнаю, что там такое. Пошла к человеку, с которым я договаривалась о продаже кожи, начала с ним разговаривать. И когда мы с ним говорили, то человек, который сидел в это время у него в квартире, поднялся и пошел куда-то. Я тихонько спрашиваю: «Что это за человек?» Он начал что-то выдумывать. А тот человек пошел звонить в КГБ и вызывать подмогу. Потом он вернулся, и они меня арестовали уже втроем. Двое взяли под руки с двух сторон, а третий побежал сразу звонить в КГБ, рапортовать. Я понимаю, что это конец, но еще играю: «Вы кто? Что вы хотите?»

А.В. – Что происходило после ареста?

ОИ. – Мне привели туда, где сейчас дирекция железной дороги и начали предлагать сотрудничество. Я думаю: «Может быть, соглашусь, чтобы сбежать». Когда я еще была на свободе, то Галя Дидык дала мне записку с адресом и именами тех, с кем надо встретиться на Донбассе. Я должна была это изучить на память и уничтожить, а пока не выучила – держала эту записку в поясе. И еще у меня был яд. Пришлось решать, что делать – записку уничтожить или яд принимать. И я решила уничтожить записку.