Сергей Гарин - Её голгофа

• Название: Её голгофа
• Автор: Сергей Гарин
• Жанр: Литература 20

«Снег рыхлый, почерневший от солнечных лучей, покрывал крыши южного города Е., когда вновь назначенный податной инспектор Петр Иванович Орлицкий ехал с вокзала, по предместью, к главной улице…»

---

– Ты что же: был уже у начальства? – спросил Штейн.

– Пойду в три часа!

– Ага! Вероятно, пригласит на квартиру! У нас это заведено! А теперь, – поднялся доктор, – посиди пару минут, я докончу обход и пройдем ко мне! Я живу рядом.

Штейн ушел, но скоро вернулся и пошли опять по светлому коридору, спустились вниз и другой дверью вышли на улицу. Белый каменный забор тянулся еще шагов двести и окончился у одноэтажного домика. Поднялись по каменной лестнице в четыре ступени. Открыла дверь миловидная женщина лет двадцати пяти, в сером бумазейном капоте, немного растрепанная. Увидев незнакомое лицо, она вспыхнула и убежала в маленькую дверь направо.

– Проходи налево! – сказал Штейн, пока Орлицкий вешал фуражку и доху.

Пришли в уютную гостиную с мебелью в белых чехлах. У окна, в небольшом аквариуме плескались золотые рыбки; лежал сонный, неподвижный вьюн. В углу белела серебряная риза иконы.

– Совсем буржуй! – невольно подумал Орлицкий, и ему вспомнился Штейн в годы студенчества, с идеями чуть ли не анархиста.

Заметив, что Орлицкий смотрит на икону, Штейн смутился:

– Это у меня Настасья Федоровна такая богомольная!

– Ты женат?

– Почти! Живу с акушеркой нашей больницы. Скучно, брат, так-то… одному! Она очень милый человек!

Увел Орлицкого в кабинет.

– Прежде всего: хочешь есть? В один момент смастерим завтрак!

Орлицкий отказался.

– Ну, как хочешь! А то, брат, не стесняйся!

Стали вспоминать Петроград, университет, общих знакомых. Пахнуло милым, ушедшим в безвозвратную даль, прошлым… И удивлялись оба, как это все, в сущности, было недавно, а кажется сейчас таким далеким, как берега, ушедшие к горизонту… Но остро чувствовали оба, что впереди еще большая-большая дорога, в груди много еще сил, в сердце много солнца… И только Орлицкому на минуту взгрустнулось, когда вспомнил про свою болезнь. Но в окна так настойчиво врывались лучи солнца, так ласково гляделось в стекла южное небо, что лицо податного инспектора опять посветлело, и он не без укоризны заметил:

– Почему не открываете форточки?! Ведь, так тепло на улице!

После воспоминаний перешли на теперешнюю жизнь Штейна.

Орлицкий порадовался, что приятель так мило устроился.

– Признаться, я всегда думал, что ты неспособен к семейной жизни… Помнишь: ты всегда был её противником?! Ратовал, что человек свободной профессии никогда не должен окунаться в житейскую прозу!

Штейн вздохнул и задумался. Прежняя мечта, распылившаяся во времени и растоптанная обстоятельствами, встала бледным призраком, как упрек прошлого. И опять чем-то далеким, будто не своим повеяло на доктора… Словно все прошлое было не его, а кого-то другого, носившего его фамилию и взявшего его душу только на время. И доктор Штейн с недоумением вспоминал студента Штейна, улыбаясь в душе его милым, несбывшимся мечтам молодости.

– Какое хорошее было время! – невольно вырвалось у доктора и он с грустью посмотрел на товарища.

– А тебе как служится? – спросил Орлицкий.

– Трудновато… Приходится применяться к обстоятельствам… А это расхолаживает!

Он замолчал. Какая-то мысль сверлила мозг доктора, и видно было, что он никак не может от неё отделаться.

И вдруг начал, смущенно, не глядя на Орлицкого:

– Вот ты говоришь: «окунулся в прозу житейскую»… Да, пожалуй, ты прав… Но так сложилась жизнь, что одному бороться стало не под силу… Потребовалась чья-то чужая душа, которая дала бы почувствовать, что ты не один, что есть сердце, бьющееся в унисон с твоим. Одним словом: ты меня понимаешь…

– Да я ничего и не говорю!

– Нет, это я так, к слову… Действительно, как-то дико на первый взгляд: взял человек, да и сжег сразу всех своих богов, а ну их, мол, к лешему… И выходит, что был это не человек, а человечишко!

Вошла женщина, отворявшая им дверь. Теперь она была одета в синюю шерстяную юбку, белую кружевную кофточку. Причесана. Мило поздоровалась с Орлицким и села.

– Вот Настасья Федоровна делит со мной все больничные печали! – кивнул на нее Штейн и обернулся к ней. – А вот я рассказывал ему про наше житье-бытье!..

Она ничего не ответила. Улыбнулась. И было что-то грустное в этой улыбке. Словно напомнил Штейн о том тернистом пути, по которому оба идут.

– Может быть, кофе выпьете? – вдруг спросила она Орлицкого. – У меня готов!

Уговорила. Быстро ушла из комнаты, шурша накрахмаленной нижней юбкой, оставив запах крепких, но приятных духов; так же быстро вернулась:

– Идемте в столовую!

Прошли опять гостиную, узкий коридор и вошли в столовую. Она была полутемная – единственное окно выходило в промежуток между двумя зданиями, но и тут видна была заботливая рука женщины. По сторонам маленького, словно игрушечного буфета, висели полотенца, с вышитыми петухами; красовались раскрашенные терракотовые тарелочки. Стеклянный абажур висячей лампы украшали искусственные цветы. Скатерть была суровая, домашней работы, вышитая крупными крестиками. На столе, на крохотной бензинке, кипел кофейник, аппетитно булькала крышка его и из тонкого, как нос цапли, узкого горлышка, змейкой струился пар…

Стали говорить о городе. Указали на несколько семейств, с которыми Орлицкому придется вести знакомства: управляющий акцизными сборами, полицеймейстер, инспектор печати, начальник почтово-телеграфной конторы…

У Орлицкого в перспективе была однообразная чиновничья жизнь, с преферансом «по маленькой», со скучными разговорами о злобе дня с мужчинами, с шаблонными ухаживаниями за местными дамами и девицами…

– Влюбитесь в Лизу-колбасницу! – улыбаясь, сказала Настасья Федоровна. – Уж этого вам ни за что не избежать!

Орлицкий удивился:

– Лиза-колбасница?! Это еще что?

– А это наша местная сирена! Все наши мужчины от неё без ума! Даже… он! – кивнула Настасья Федоровна на Штейна. – Он одно время ею сильно увлекался!

Штейн густо покраснел.

– Ну, уж… и увлекался! Просто разговаривал с ней иногда, когда заходил в колбасную…

– Не иногда, а по нескольку раз в день в эту колбасную забегал! – поправила его Настасья Федоровна, голосом, в котором звучала затаенная ревность.

Назревала семейная сцена… Орлицкий поспешно стал прощаться, объяснив, что ему нужно еще переодеться, прежде чем ехать к начальству. Штейн с Настасьей Федоровной проводили его до ворот, а сами пошли в больницу…

II

Управляющий казенной палатой, действительный статский советник Паршин, принял Орлицкого очень тепло, усадил в своем кабинете, интересовался прошлым своего нового подчинённого и, прощаясь, пригласил обедать:

– Приходите запросто, к семи часам! В это время мы всегда обедаем. Вас, кажется, Петром Ивановичем величают?

– Так точно, ваше превосходительство!

– Ну, так вот, Петр Иванович: к семи часам сегодня мы вас ждем!

Он проводил Орлицкого до приемной и податной инспектор ушел, унося в сердце сладостную тревогу… Нарастало в душе довольство собой, сумевшим так прочно, наконец, устроиться, но в то же время Орлицкий боялся верить, что все будет и дальше так хорошо.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.