Максим Федосов - Десять

• Название: Десять
• Автор: Максим Федосов
• Жанр: Самиздат

В книге собраны десять небольших историй, каждая из которых происходит в наши дни. Герои историй – наши друзья, знакомые, приятели, коллеги, простые современные «трудяги»: менеджеры, музыканты, чиновники, студенты, журналисты, художники… Объединяют их лишь скрытые до поры, тайные, но известные всем законы, запечатленные в скрижалях Моисея много тысяч лет назад. Что такое десять заповедей Моисея сегодня? Может быть все они безвозвратно устарели?

---

10.

С телефоном оказалась та же беда.

Ни телефона, ни интернета, понятное дело, в деревне не было. Отцу Серафиму телефон, оказывается, был не нужен – звонить ему некому, родных и близких у него не осталось, а про «тырнет» он вообще слышал только в городе. За почтой и пенсией Афанасьич раз в месяц ездил на велосипеде до поселка, что в десяти километрах. А в остальном старики жили, как отшельники, телевизор не смотрели, радио не слушали, читали одни книги да Священное Писание. К вечеру второго дня разговоры не закончились и за полночь. Роман впервые встретился с такими, как он говорил «отшельниками», а они с интересом слушали молодого человека из столицы, из самого центра жизни. Разговор всё-таки не уходил далеко от событий последних дней.

– Так за что ж они тебя так? – не унимался отец Серафим.

– Да просто так, деньги вытащили, паспорт. Но странно, что сюда отвезли, так далеко, странно что в воду вместе со своей машиной столкнули. Я же все равно лиц-то их не вспомню.

– Да, странно… – протянул Афанасьич. – Ну, а там, в городе, чем занимался?

– Рекламу делал, бои без правил организовывал. Ну это как бокс, только жёстче. Мы так пропагандировали наши коктейли, ну рекламировали, то есть. Ну… – Роман пытался подобрать более простые слова, но не находил.

– Подожди, быстрый ты наш. Так ты эти бои без правил организовал?

– Ну да, подготовили площадку, сценарий, в общем, как обычно, мы такие шоу в каждом городе делаем.

– Ох, Боже ты наш, ох, горемычный. Так понимаешь ли ты, что эти бои без правил тебе боком и вышли?

– Ну как боком… Попался просто. Не нужно было в тёмные переулки лезть. Вот и всё.

– Эх… родимый… всё. Всё, да не всё. Ты Евангелие читал? Что там написано? «Всякое дерево, не приносящее добрых плодов, срубают и бросают в огонь».

– Ну почему «не приносящее добрых плодов»? Это же спорт, соревнование, битва, между прочим. Ну, кулачные бои были же?

– Вспомнил, кулачные бои. Это забава была, а у вас, я смотрю, тут все серьёзно. Вот ты и организовал себе бой без правил. Побили тебя, как ты говоришь «без правил», вот и всё. Это же… лишняя агрессия, озлобленность, вот она на тебя и выплеснулась.

Роман вдруг вспомнил, каким монстром в ту злополучную ночь над ним возвышался огромный баннер с логотипом «Битвы». Ему стало не по себе, он даже вздрогнул.

– Да, мил человек, чего на земле-то делается. Сами себе создаём агрессивность, настраиваем толпу на толпу, а потом сами же в ней и погибаем. Разве для этого Господь Бог создал человека, как ты думаешь, Роман? – его имя прозвучало впервые в такой интонации, он приподнялся с постели и посмотрел на отца Серафима. Только теперь он начал догадываться о том, что попал не к простым деревенским отшельникам. На шкафу позади отца Серафима на вешалке аккуратно висело расправленное облачение священника.

– Ну что делать… – промолвил Роман уже тише. – Без рекламы не проживёшь, она теперь везде.

– А что реклама эта твоя делает? – также заинтересовано подал голос с дивана Афанасьич.

– Реклама позволяет увеличивать продажи продукта. Вот, например, наш коктейль «Битва». С помощью рекламы мы смогли увеличить продажи в пятьдесят раз с начала года, – Роман легко вспоминал цифры годовых отчётов. – Еще через год марка выйдет в лидеры.

– А марка-то чего? Что за «Битва»?

– Это коктейль такой. В баночке. Слабоалкогольный, – говорил Роман немного хмурясь, понимая, что старики этого не оценят.

– А… так вот что!.. Алкоголь! В баночке! Знаю, знаю, в городах теперь все с энтим пойлом ходят. Как с присосками, Боже ж мой. Ой, что делается, что делается… Хороним себя просто. Хороним.

– А название-то такое агрессивное кто придумал?

– Бренд этот я и придумал. Выиграл тендер, кстати.

– Ох, ты такими словами говоришь, я и не знаю… все эти «трынди-брынди». Ты простыми словами скажи – это же название коктейля, так? Пьёшь его, а внутрь агрессивность и вливается, так? Вместе с алкоголем… Ох, родненький ты мой, сколько ж ты греха-то понасобирал, как грибов в корзину. Тебе теперь полжизни расплачиваться за каждую душу, соблазнённую твоим, этим названием, маркой этой твоей… Твоей энтой «трынди-брынди»!

– Брендом? – поправил Роман.

– Да, бредом…бредом… – повторил опять отец Серафим.

Повисла пауза. Роман смотрел на отца Серафима, тот уткнул глаза в пол и только губы что-то произносили шёпотом.

– Я тебе одно могу сказать, молодой человек… – отец Серафим делал большие паузы, – столько ты в свои тридцать лет уже зла сотворил и живой ещё, значит и тебя Царица Небесная… спасла… Значит, что-то изменится в жизни твоей, раз живой ты оказался. Изменится. Вот помяни слово моё. Знаешь, как деревня наша-то называется? Воскресенка, от как! Это значит, они тебя убить хотели, а ты воскрес. Значит не зря всё, ох не зря, – потом помолчал и добавил, – а бренд этот твой, не что иное, как соблазн, искушение для других. А в Писании сказано: «Должно прийти соблазнам, но горе тем, через кого они приходят». Вот так. А теперь, всё, давайте спать.

11.

На следующий день Роман уже самостоятельно встал, вышел на крыльцо, но ещё каждое движение отдавалось болью в груди и в боках и сильно болели ребра, по-видимому, сломанные. Отец Серафим после утренних молитв и завтрака, сделал Роману специальные пластыри на тело из трав и приказал лежать, не поднимаясь. А чтобы не скучать ему, оставил Евангелие на стуле, рядом с постелью.

К обеду в дом зашёл Афанасьич, посмотреть на Романа и проверить, всё ли в порядке. Он слегка запыхавшись, сел на диван напротив кровати и сидел, не сводя глаз с него. Роман, отложив книгу в сторону, спросил:

– Михаил Афанасьич, хотел вас спросить, вот отец Серафим, – он священник, так?

– Да, священник.

– А где же церковь тогда, где он служит? Вы же говорили, что в деревне никого нет, все уехали и только вы вдвоём с ним живёте.

– Так и есть, вдвоём и живём. А церковь, вона, – Афанасьич показал в окно, – не видно отсюда, на краю деревни, прям около леса стоит. Вдвоём и служим, он Литургию служит, я алтарничаю, помогаю. Вдвоём и спасаемся, я же, знаешь, пятьдесят лет в городе прожил, потом сюда перебрался. Жена ушла, дети выросли и забыли старика. Кому мы нужны… Вот и спасаемся. С грехами боремся. Со страстями.

– А разве в городе нельзя спасаться?

– Можно, конечно, и в городе. Но искушений больше. Вона, ты сам видишь, как тебя искушения-то достали, до чего довели.

– Да… ну я хотел… чтобы… чтобы работа была нормальная, зарплата хорошая, у меня жена беременная, ребёночка ждём… Хочется, чтобы всё было как у людей… Вот и взялся за такое… – Роман старался задумываться над каждым сказанным словом.

– Да у людей сейчас страх-то что творится, всё ради денег – продают своё время, силы, мысли, здоровье – всё ради денег. Вот лукавый-то и потешается над нами, – люди забыли, что работаем-то мы, чтобы жить, а не живём, чтобы работать. А мы с утра до ночи, с утра до ночи…. а придёт новый начальник, и уволит всех, возьмёт своих, – куда ты, мил человек, будешь деваться? Другую такую работу искать?… И все опять колесом-таки и пойдёт… Нет, ненормально это. В контору на работу пришел, а что тут твоего, в энтой конторе? Всё чужое. Не по-человечески это.

– Ну а как, Афанасьич ещё? Как жить?

– Как жить?… Трудиться надо, над собой в первую очередь. Дом строить надо, хозяйство надо заводить, чтобы всё твое было, а не чужое. Земля есть, – хлеб сажать, чтобы зависеть не от начальников, а от одного Господа Бога. Помолился, вот тебе и урожай, ещё помолился, – два урожая снял, один в городе продал. Вот так раньше жили. Как люди жили отцы наши. А мы…

– Мне кажется, это будет шаг назад в развитии общества, а не вперёд, – подытожил Роман речь Афанасьича.

– Ну и правильно! Назад, к корням своим, к Богу, от которого мы все и произошли. А вперёд – это только к концу света, это всё человек выдумал, что он вперёд идет. Это лукавый зовёт человека, вот он идёт, и думает, что вперёд. Гадаринские свиньи тоже думали, что вперёд бегут, да все вместе в пропасть-то и свалились… А всё почему?

– Почему?

– Да ты читай, вона тут всё и написано. – Афанасьич показал на Евангелие. Хм, как ты ещё ни разу её не открывал, интересно?

– Да я читаю и не понимаю тут ничего.

– А ты читай со вниманием и интересом, а не как детектив, надо захотеть, чтобы Господь открыл тебе глаза… В любом случае, ты думай, размышляй, почему мы тебя тут нашли, на волоске от конца твоего. Ведь Серафима-то что-то толкнуло не к затону идти, а к мосту. Пошёл бы он к затону, ты бы так и лежал до сих пор в камышах энтих. Так и лежал… – Афанасьич махнул рукой, поднялся с дивана и прошел на кухню.

Вечером отец Серафим опять прикладывал Роману примочки из трав на его посиневшие бока, вздыхая и охая, ухаживая за ним, словно за собственным сыном. Афанасьич, будучи тут, в помощниках, тоже вздыхал и охал, говоря, что скорее всего нужно Романа все-таки везти в больницу. Но отец Серафим посмеивался над этим: