Наталья Куракина - Записки с Марса и Венеры. Проза

• Название: Записки с Марса и Венеры. Проза
• Автор: Наталья Куракина
• Жанр: Русское современное

Лирическое повествование о молодых людях, чья юность пришлась на 80-е годы ХХ-го столетия. История о том, что случается, если не успеваешь трудиться над ошибками или исправляешь их не вовремя. Памяти школьных и студенческих друзей и учителей посвящается эта книга.

---

Записки с Марса и Венеры Проза Наталья Куракина

© Наталья Куракина, 2017

ISBN 978-5-4485-4889-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Записки с Марса и Венеры

Одиннадцатое марта.

Сегодня видела его. После УПК пришла в школу, они в кабинете биологии репетировали.

– Он на меня посмотрел и засмеялся!

– Как раз твой выход! Иди, иди!

Я не пошла туда, села рисовать визитки. Потом, когда поставили Джо Дассена, я встала и пошла в класс. Волохов и Паша вешали затемнение, стоя на окне.

Я уселась и, не поднимая головы, стала рисовать. Меня сковывали какие-то силы, но тем не менее я была какой-то развязной. Рядом – Гаврилова, Михайлова, Нина, Рита, и мне так хорошо с ними. Обернувшись, посмотрела на окно: мальчишки на подоконнике, такие славные. В углу окна стоят, обняв друг друга. Они перебирались от окна к окну, и Паша сказал нам с Ритой:

– Девочки, пересядьте, пожалуйста.

Я:

– Сейчас.

Так хотелось чтобы он увидел мои художества.

Я стала вслух пересчитывать визитки, откладывая их. Мальчишки стояли слева и, как мне казалось, смотрели на меня. Вдруг засмеялись, вышли за дверь и снова засмеялись. Я приняла это на свой счёт. Потом Паша проходил мимо и почти задел мой локоть, но чуть слышно сказал: «Извиняюсь». Я промолчала. Лицо заливалось краской. Несколько раз я поднимала голову и, случайно встретившись с ним глазами, краснела и отводила взгляд. Стараясь улыбаться и острить с девчонками.

Девчонки стояли рядом, и я «боковым зрением» увидела, что подошёл он и рассматривает визитки. Это всё для него, всё ради него. Как бы я хотела чтобы ему достался самый красивый рисунок! Потом он ушёл, сказав: «До свидания, Людмила Николаевна». Мне было жаль, что он уходит.

Вернулся за пластинкой органной музыки, стоял в классе, не снимая пальто. Сказал что-то вроде «Я на грязных каблуках» и засмеялся своей «космической» улыбкой. Я смотрела на него, он мельком взглянул на меня и ушёл. Ревную его к Булочкиной и почему-то к Нине Сильванской.

Девятого марта наверху у соседей пел Высоцкий, хорошо помню. Боже, какой это был вечер! Передо мной оказался Паша.

Скоро Москва!!!

Двенадцатое марта.

Какой день…

Суета: биология и клуб. На клуб – я так и говорила – явились восемьдесят человек. И ещё десять гостей. Я сидела с девчонками справа. Стали расспрашивать друг друга, кто за кем рассказывает, Паша успокоил: «Я объявлю».

Скоро уже ничего не будет. Скоро не будет и самой поездки. Всё время думаю об этом. Как хорошо, что у человека есть пристанище, откуда не хочется уезжать.

Хочу бродить с ним по заснеженным улицам Москвы. Его не интересуют мои художества.

Скоро выпускной. Заседание позади, и кажется, что вся подготовка к нему была когда-то давно, где-то далеко в прошлом.

Счастлива та, кто сидит с ним за одной партой.

Я ещё ничего не знаю о том, какой буду счастливой сама, когда окажусь с ним за одним столом в читальном зале институтской библиотеки, в такси по дороге в аэропорт, в лифте нашего общежития, и на переговорный пункт к телефонам мы тоже пойдём вдвоём. Но это будет потом.

«Пепел милый… отрада бедная в судьбе моей унылой… останься… со мной…» «Сожжённое письмо». Я буду с ним целых пять дней! Ура!

Алла сказала мне: «Паша говорил – «Наташенька, бедная, вчера старалась, рисовала». Врёт?

Ничего, ещё будет поездка, вечер в школе и вечер в мае… Я тешу себя надеждами и тем, что ещё увижу его. Уже не на три дня. Это уже на всю жизнь. Он будет, но всё останется в прошлом.

На клубе сказал: «Ого, ещё и тут домашнее задание. Мало уроков?»

А со стула на пол прыгать на прямые ноги – нормально?

Я – в списке, там, где и он, но рядом с ним написана другая фамилия. Список висит на третьем этаже.

Люблю ли я его, если всё повторяю и повторяю его имя, говорю о нём беспрестанно? Если б любила – говорила бы о нём вслух? «Всё то, что истинно, умеет быть тихим». Хайнц Калау. Будет прочитано немного позже.

А пока список отъезжающих в Москву висит на третьем этаже.

Задумала исповедь в вагоне. Исповедь случится через два года, тоже весной, но не в марте, а в апреле, на первом этаже нашего общежития. Но откуда мне было знать тогда о его намечающемся поступлении и о том, что по счастливому стечению обстоятельств я сама стану студенткой…

Как много потеряли те, кто не видит в нём того, что вижу я. Раньше хотелось, чтобы побыстрее прошли каникулы. Сейчас – пусть не заканчивались бы дни учебного года.

Ни о чём не думается, кроме поездки. Как быстро бежит время.

Марина Бутримова сказала восемнадцатого марта, что осталось учиться «чистых» сорок дней.

Господи, чему тут радоваться. А, может, так и надо.

Впервые в жизни – а, может, и в последний – пришла большая настоящая любовь, а я не смогла её уберечь из-за болтовни, пусть и безответную.

Сестрица моя – она уже ходила в первый класс – «донесла» девчонкам: «А Наталья будет спать с Пашей в одном поезде». Можно подумать, что все остальные поедут спецвагоном. Света Михайлова смеялась, девочки тоже, а Паша на них посмотрел…

Господи, да он и так не обращает на меня внимания, зачем же ещё…

Девятнадцатое марта.

Сегодня отъезд. Как я готовлюсь к этому событию! Поезд отходит без десяти семь. Папа отвозит нас на вокзал. Я с замирающим сердцем смотрю в окно машины. Выходим и образуем круг вместе с теми, кто уже приехал на вокзал. В одно мгновение вокруг собираются мальчишки. Среди них – он. Я как-то сразу вся сжимаюсь и хочу сделаться незаметной. Берём вещи и идём в вокзал. В помещении вокзала наша шумная толпа и дожидается поезда. Рядом милые славные девчонки – Ленка Гаврилова, Светка Михайлова. Седову пришла провожать ей подруга. Они пока стоят со мной, но потом… Ладно, что будет потом, то будет потом. Мы стоим втроём. Глаза мои всё ищут и ищут его и то находят, то нет. Он в кожаной куртке, той самой. Я прикована к нему. Я не могу оторваться. Говорю с теми, кто стоит рядом и не слышу, что говорю – я вся в нём. Вдруг он подходит к нам и говорит – только я не понимаю, кому – «Так что, К. едет?» Я говорю: «Да». Он: «Господи! Вот повезло!» Что-то в этом роде. «А свою дочку она тоже берёт?» Я переспрашиваю и говорю, что, наверное, нет. Я смотрю ему в глаза. Он, кажется, тоже смотрит. На меня. Или мне только кажется? «А я всем сказал, что она не едет. Все уже обрадовались». Я чувствую на себе краску. Какое это имеет значение? К. – это вторая учительница, которая вместе с моей мамой сопровождает группу.

Вот и Нина пришла. Я – с ней и с девчонками. Я рада тому настроению, которое властвует в маленьком вестибюле вокзала. Мы стоим с Ниной, и вдруг он подходит к нам и говорит с ней о чём-то на тему художки. Они оба ходят в художественную школу. Я чувствую себя лишней в их разговоре, не знаю, куда смотреть. Наконец, он уходит. Но через некоторое время возвращается и спрашивает: «Девочки, у вас нет двух копеек на телефон? Нина, ты не знаешь, где тут телефон?» Я стою к нему спиной. Нина отвечает: «Нет». Он отходит, а я говорю Нине: «Кто же в Москву едет с двумя копейками?» Ей, видно, понравилась эта фраза, и она обращается с ней к Павлу. Но он не слышит.

Мы выходим на улицу. Гуляем по перрону. Вот откуда эти мыслеобразы… всплывыющие иногда в стихах – перроны, вокзалы, поезда, позже – аэропорты, трамваи…

Навстречу идут мама и он. Идём за вещами, переходим мост. Всё остальное время я стою с родителями и К. Девятый класс – все вместе. Меня это несколько раздражает. Не вижу Пашу. И вот мы садимся в поезд. Жарко, душно. Начинается суматоха – кто где. Семиклассницы в купе вшестером. (Сейчас эти семиклассницы – дамы предпенсионного возраста). Девятый класс занял последнее купе – то, что ближе к туалету. Я оказалась вместе с мамой и К. Хотелось, чтобы боковые места заняли Паша и ещё кто-нибудь из мальчишек. Но на боковых мальчишки оставили свои вещи. Сначала все они ходили и менялись с кем-то местами. Мама сказала проходившему мимо Паше: «Павлик, останавливайся здесь». Но он ответил, что меняется с кем-то. Мы с мамой посмотрели друг на друга понимающе. Климов оставил у нас в купе свои брюки. Слева расположились Нина, Ольга Ткачёва, Ященко, Касаркин, Лисовский. Не разузнав ещё эту компанию, я отправилась туда. Мы с Ниной целый час усердно клеили кубик для игры, которую она взяла с собой, но потом оставили это занятие. Я пробовала вести себя развязно, беспричинно смеялась и, хотя чувствовала, что веду себя неправильно, не могла остановиться. Потом я сникла и, пристроившись в этом чужом купе у окна, тихо сидела, задумавшись и с горечью слушая оживлённый разговор девятиклассников в соседнем купе. Мне очень хотелось уйти оттуда, но я не могла подняться. Посидев там час, я всё-таки ушла в своё купе. Никто не взял магнитофон, да и к лучшему. Всё равно его слушало бы одно купе – последнее.