Валерий Давыдов - Русские буквы. Стихи

• Название: Русские буквы. Стихи
• Автор: Валерий Давыдов
• Жанр: Поэзия

Стихи о Камчатке, России, любви, истории, природе, море, войне на Украине. А также творческая автобиография, авторские сентенции, юмор, сатира, пародии, песни.

---

Русские буквы Стихи Валерий Давыдов

© Валерий Давыдов, 2017

ISBN 978-5-4485-4840-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы уходим за Волгу

Мы уходим за Волгу, уходим за Дон,
Как за реку Смородину давних времён,
Как за Днепр уходили, потом за Неву,
Как во сне уходили, а не наяву.
Но потом возвращались, срастив берега,
Чтобы снова за речкой увидеть врага,
Чтобы снова уйти и вернуться опять,
Если нечего будет на свете терять.
Мы уходим опять и приходим всегда,
Вместе с вражеской кровью стекает вода,
И как будто на берег холодной Невы
Забирается кто-то уже, а не вы.
И как будто уже не пора уходить —
Порвалась незаметная, тонкая нить!
Но встаём и уходим опять и опять,
Чтобы снова на речке какой-то стоять.
Сталинград, Петербург и Ростов-на-Дону —
Мы у речек великих как будто в плену
И в долгу у подлунных крутых берегов,
У которых сломалось немало рогов,
И зубов обломалось, когтей и копыт,
Чтобы я, где повыше, был в землю зарыт.
Чтобы там, где утёс, или там, где скала,
Чтобы каждая сволочь увидеть могла:
Не замай и беги, я – на том берегу,
И уйти я оттуда уже не смогу.

Генетический код

Мы идём на Берлин. Почему же опять на Берлин?
Неужели для нас это вектор гомеровских басен?
И Варшава уже из-за наших таращится спин,
Мы её за собой потащили, хоть путь и опасен.
В сапогах, а следы босиком – мы идем на Берлин.
«Студебеккер» ревёт, испугав санитарную лошадь,
Мы седые солдаты из вечных каких-то глубин,
Пусть в пехоту берут, как известно, таких, кто поплоше.
А в герои берут тех, кто выжил – один к десяти,
Это русский отбор, отдыхают и Павлов, и Дарвин,
Мы идём на Берлин, ты, пожалуйста, друг, не части,
Мы и так впереди всех известных в истории армий.
Мы идём на Берлин. Генетически выверен код.
Так на север летят неподвластные времени птицы,
Так по курсу идёт не боящийся льда пароход,
И у нас оттого безмятежно счастливые лица.
А вчера я за водкой с приятелем шёл в магазин
И мечтал лакернуть её пивом с сушеною воблой,
Но приятель убит, и один я шагаю в Берлин,
Потому что война, и я знаю, что чудище обло1.

Сам, быть может, не знал, только мне подсказал политрук,
Что огромно оно, а ещё и озорно, и лаяй,
И к тому же стозевно – ну как не отбиться от рук,
Но покончим мы с ним ранним утром 9 мая!
А они по-другому шагали всегда на восток:
С истерическим смехом, с дурацкой губною гармошкой,
И хотя утверждали, что с ними присутствует Бог,
Только им почему-то всегда не хватало немножко.
Бог – он с нами как раз, и он тоже идёт на Берлин,
В краснозвёздной пилотке колонну ведет атеистов,
Если танки пройдут между противотанковых мин,
Значит, что-то в Европе и в этом Берлине нечисто.

Мы и сами уйдём

Мы уходим, простите, последние люди эпохи,
Где совком еще не был любимый Советский Союз,
Под Славянском мы ловим последние пули на вдохе,
И на нас изумленно спасенный глядит карапуз.
Мы последние сделаны из перекованной стали
Танков, что в переплавку свезли из-под Курской дуги,
Мы последними брали отцовские в руки медали,
Потому и предать никого никогда не могли.
Нас убьют, как когда-то убили тех рыцарей белых,
Что Россию запомнили чистой, прекрасной страной,
Мы и сами уйдем, потому что нам всё надоело,
Нас не нужно жалеть, как поют у нас в песне одной.
Мы простые ребята, афганцы и бамовцы тоже,
Комсомольцы, конечно, хоть это сегодня смешно,
Но ведь это не повод сдирать с нас живых ещё кожу,
И без воздуха в лодке спускать нас на самое дно.
Мы готовы на смерть, мы воспитаны нашей Победой,
Для себя не искали каких-то особенных благ,
Мы изведали то, чего вам никогда не изведать,
Когда в детстве мальчишки берут ежедневно рейхстаг.
Это в нас воспитало какую-то страшную веру,
Этой веры боятся, смотрю, на планете кругом,
Потому выставляют посмешищем и изувером,
Ну а нам наплевать, и насмешки мы переживём.
Только страх перед нами вы как-нибудь переживите,
Потерпите недолго, мы скоро и сами уйдём,
Мы оставим немного вам метров своих общежитий,
И ладони, пробитые пулей, как будто гвоздём.

Романтики несбывшихся надежд

Уходит безвозвратно поколенье
Романтиков несбывшихся надежд,
И поздно нам менять мировоззренье,
И в чём-то переубеждать невежд.
Невеждам этим ничего не нужно,
Мечты, надежды, вера – ни к чему,
Любовь и та им чересчур натужна,
Я их уже, наверно, не пойму.
Останемся с нелепыми мечтами,
Где нет в помине матерьяльных благ,
Ни с кем не поменяемся местами,
И как «Варяг» в бою не спустим флаг.
Победа будет, верю я, за нами,
А против веры бесполезно всё,
Пусть мы живём, укутанные снами,
И только ерунду одну несём.
Совсем другие люди, ну так что же?
Ошибся, может, главный Программист?
Приговорил нас, может, уничтожить,
И снова вставил в принтер чистый лист.
Но только с Программистом мы поспорим,
Мы – атеисты, вот ведь дело в чём!
Что был неправ, он убедится вскоре,
Но будет поздно – мы уже уйдём!
А нет – и Бог с ним, доживайте с миром,
Нам этот мир постыл который год,
Как надлежит хорошим командирам
Собою прикрываем мы отход.

Ренессанс

Юрий Гагарин, Муслим Магомаев,
Мне не хватает вас Первого мая,
Мне не хватает тебя в Новый год,
Глупый заблудший советский народ!
Я задыхаюсь в стране без названья,
Два их, но в этом и есть наказанье,
Но почему не вернуть, например,
Старое доброе СССР?
Мы не РФ, а совки мы – и точка.
Вот и советскою выросла дочка,
Будет и внук говорить «СССР»,
Только начнёт выговаривать «р»!
Пусть его примут потом в октябрята,
Я ему велик куплю на зарплату
Или на пенсию – разницы нет,
Мы и на пенсию жили без бед.
Я задыхаюсь в стране без размаха,
Пусть разорву на груди я рубаху,
Пусть мне в Донецке прострелят мозги,
Мне в этой жизни не видно ни зги.
Пусть прослыву бузотёром и красным,
Но не хочу доживать я напрасно!
Да, мне нужны убежденья и цель,
Даже и сквозь автоматный прицел.
Брежнева перечитал «Возрожденье» —
Глупая книжка, но ясно стремленье
И переводится как «Ренессанс».
Может быть, это единственный шанс?
Переведут «перестройку», как «климакс» —
Изображать перестанут счастливых!
Сколько пройдёт перестроечных лет,
Чтобы мы поняли: радости нет?
Чтобы мы поняли: лучшее в прошлом,
А настоящее – глупо и пошло!
Чтобы мы поняли: счастье прошло,
Всё что вокруг – густопсовое зло!
Все эти Галкины и Пугачёвы,
Что мы готовы принять за основу.
Где ты, советский простой человек,
Где доживаешь двадцатый свой век?

Безвременник

Я столько написал стихов о времени —
Безвременник в лесу мне как плевок —
Цветок осенний маленький сиреневый,
А я поделать ничего не мог!
И женщине нельзя чуть-чуть беременеть,
Осознавая тщетность бытия,
А я прожил, по сущности, в безвременье,
И виноват, конечно, в этом я!
И я упал в сиреневые листики
И плакал, и просил его простить,
Я не сторонник ханжества и мистики,
Но целовать готов был лепестки!
Безвременник! Вот слово настоящее,
Замена несложившейся судьбы,
И поколенье оттого пропащее,
Что как в воронку угодили мы.
За что хватать? За эти стебли тонкие?
Срывать головки хрупкие цветов?
Но не такие все уже подонки мы,
И каждый хоть на что-нибудь готов.
Прости мне эту слабость мимолётную,
Прости, сиреневый, – встаю с колен,
Безвременность свою, как маму рОдную,
Я дальше понесу сквозь кровь и тлен.

Я пишу о России

Я пишу о России, пишу о России стихи!
Никогда б не поверил, что время такое настанет!
Познакомлюсь с мессией, что, может, отпустит грехи,
И откроет мне двери с большими литыми крестами.
Мы забыли и думать, что ты и на свете-то есть!
Ты откуда взялась, позабытая дивная сущность?
Не шептала: иду, мол, а брякнулась – сразу и здесь,
Позабытая власть, расчленённая зубрами в Пуще.
Мне не нужно свободы, ведь я её и не терял,
Мне не нужно любви, у меня её, правда, в избытке,
И я следом за модой не стану ломиться в астрал,
А потом утверждать, что готов и к страданью, и пытке.
Мы приходим в себя после глупых и сумрачных лет,
И смакуем губами забытое слово «Россия»,
Сладострастно любя после долгого-долгого «нет»,
Просто, может, мы раньше её ни о чём не спросили.

Я шёл всё время строго на восток