Стивен Кинг - Мобильник (черновик перевода)

• Название: Мобильник (черновик перевода)
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика

Мобильник…

Он есть у каждого: у мужчин и женщин, у стариков и детей.

Но что, если однажды чья-то злая воля превратит мобильники в источники смерти и ужаса?!

Если десятки тысяч ни в чем не повинных людей в одночасье падут жертвой «новой чумы», передающейся через сотовые телефоны?!

Немногие уцелевшие вступают в битву с кошмаром.

Но чтобы победить Зло, с ним надо встретиться лицом к лицу!

Можно сообщить об опечатках и прочих ошибках в книге по адресу http://fictionbook.org/forum/viewtopic.php?t=3044 и исправленный вариант появится в библиотеках.

---

Стивен Кинг Мобильник (черновик перевода)

«Ид[1] не означает задержку удовлетворения. Ид всегда чувствует напряжение нереализованного желания».

Зигмунд Фрейд.

«Человеческая агрессия инстинктивна. Люди не развили в себе ритуальную агрессию – запретных механизмов, обеспечивающих сохранение вида. По этой причине человек рассматривается, как крайне опасное животное».

Конрад Лоренц.[2]

«Теперь вы меня слышите?»

«Веризон».

Цивилизация скатилась во вторую эпоху темных веков по, что не удивительно, кровавой дорожке, но со скоростью, какую не мог представить себе даже самый пессимистичный футуролог. Словно только и ждала этого момента. 1 октября Бог пребывал на небесах, индекс Доу-Джонса равнялся 10140 пунктам, большинство самолетов летело по расписанию (за исключением тех, что приземлялись и взлетали в Чикаго, но ничего другого от этого аэропорта и не ждали). Двумя неделями позже небо вновь принадлежало только птицам, а фондовая биржа стала воспоминанием. К Хэллоуину все крупные города, от Нью-Йорка до Москвы, смердели под пустынными небесами, и воспоминанием стал уже весь мир, каким был прежде.

Импульс

1

Событие, которое стало известно, как «Импульс», произошло первого октября, в три часа три минуты пополудни, если брать восточное поясное время.[3] Термин, разумеется, неправильный, но через десять часов после события большинство ученых, которые могли бы на это указать или погибли, или сошли с ума. В любом случае, название едва ли имело хоть какое-то значение. В отличие от последствий.

В три часа пополудни того же дня молодой человек, еще не оставивший заметного следа в истории человечества, шагал на восток, почти что вприпрыжку, по Бойлстон-стрит в Бостоне.[4] Звали его Клайтон Ридделл. Чувство глубокой удовлетворенности, которое читалось на его лице, в полной мере гармонировало с пружинистостью походки. В левой руке держал ручки портфеля, в каких художники носят свои рисунки, с защелками, как у саквояжа. Пальцы правой руки обматывала тесемка, стягивающая горловину коричневого пластикового пакета для покупок. Слова на боковой стороне пакета: «маленькие сокровища», – мог прочитать любой, у кого возникало такое желание.

В пакете, который болтался взад-вперед, находился маленький круглый предмет. Подарок, как вы могли бы догадаться, и не ошиблись бы. Вы могли бы также предположить, что этот Клайтон Ридделл – молодой человек, который с помощью «маленького сокровища» намерен одержать маленькую (может, даже совсем и не маленькую) победу, и вновь попали бы в десятку. В пакете лежало довольно-таки дорогое стеклянное пресс-папье с белым пушистым одуванчиком по центру. Клайтон купил эту вещицу по пути из дорогого отеля «Корли-сквер» в более скромный «Антантик-авеню инн», где остановился. Его напугала цена, девяносто долларов, указанная на ярлычке, приклеенном к основанию пресс-папье, а еще больше осознание, что он может позволить себе такую покупку.

Ему пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы протянуть продавщице кредитную карточку. Он сомневался, что решился бы на такое, если бы покупал пресс-папье себе; пробормотал бы что-нибудь насчет того, что передумал, и выскочил бы из магазина. Но пресс-папье предназначалось Шейрон. Она любила такие безделушки, и он ей по-прежнему нравился: «Меня тянет к тебе, бэби», – сказала она ему за день до отъезда в Бостон. Учитывая всю грязь, которые они вылили друг на друга за последний год, эти слова тронули его сердце. И теперь он хотел тронуть ее, если оставалась такая возможность. Пресс-папье, конечно, вещица маленькая («маленькое сокровище»), но он не сомневался, что ей понравится нежный пух одуванчика в центре стеклянного шара, эдакий крошечный клочок тумана.

2

Звяканье колокольчиков привлекло внимание Клая к небольшому фургону, передвижному магазинчику, торгующему мороженым. Он припарковался напротив отеля «Четыре сезона» (еще более роскошного, чем «Копли-сквер»), рядом с Бостон Коммон[5], городским парком, который занимал два или три квартала по этой стороне Бойлстон-стрит. Борт украшало написанное всеми цветами радуги над двумя пляшущими рожками с мороженым название компании: «МИСТЕР СОФТИ». Трое мальчишек столпились у окошка в ожидании сладкого, школьные ранцы лежали у ног. За ними стояла женщина в брючном костюме с пуделем на поводке и две девочки-подростка в джинсах с низкой талией, с «Ай-подами»[6] и наушниками, которые в тот момент висели на шее, потому что девочки шептались между собой о чем-то серьезном, без хихиканья.

Клай встал за ними, превратив маленькую группу в короткую очередь. Он купил подарок жене, с которой еще не развелся, но уже жил врозь, по пути домой намеревался заглянуть в «Комикс суприм» и приобрести сыну новый номер «Человека-паука». А значит, мог побаловать и себя. Его распирало от желания поделиться новостями с Шарон, но он не мог связаться с ней до ее возвращения домой, в три сорок пять или чуть позже. Он полагал, что ему придется болтаться в гостинице, как минимум, до телефонного разговора с Шарон, в основном, кружа по номеру да поглядывая на защелкнутый портфель. Так что «Мистер Софти» обещал более приятное времяпрепровождение.

Продавец обслужил трех мальчишек: два шоколадных батончика «Дилли» и чудовищно большой рожок с шоколадно-ванильным мороженным для богатенького Буратино, который стоял по центру и, очевидно, платил за всех. Пока он копался в мятых долларовых бумажках, которые достал из кармана модных мешковатых джинсов, рука женщины с пуделем и во «властном костюме»[7] нырнула в сумочку, которая висела на плече, чтобы вновь появиться уже с сотовым телефоном (женщины во «властных костюмах» больше не выходят из дома без сотового телефона, соседствующего с кредитной карточкой «АмЭкс»). Мгновением позже женщина уже откинула крышку мобильника. За их спинами, в парке, гавкнула собака и закричал человек. В крике Клай радости не уловил, но, обернувшись, увидел нескольких людей, прогуливающихся по дорожкам, собаку, которая бежала, зажав в пасти фрисби («Разве их не положено брать на поводок?» – подумал он), акры залитых солнцем зеленых лужаек и манящую тень под деревьями. Парк представлялся идеальным местом, где человек, только что продавший свой первый графический роман и его продолжение, и то, и другое за огромную сумму, мог посидеть и съесть рожок с шоколадным мороженым.

Когда Клай повернул голову, трое мальчишек в мешковатых джинсах уже ушли, а женщина во «властном костюме» заказывала сандей[8] одной из девочек, что стояли за ней, мобильник цвета перечной мяты висел на бедре, женщина поднесла свой к уху. Клай подумал, как думал всегда, на том или ином уровне сознания, если видел одну из разновидностей такого вот поведения, что нынче это действо стало нормой, тогда как раньше рассматривалось чуть ли не нестерпимым оскорблением (да, даже если при этом ты проводил маленькую сделку и с совершенно незнакомым тебе человеком).

«Вставь этот эпизод в «Темного скитальца», сладенький», – сказала ему Шарон. Та ее ипостась, которую он держал в голове, говорила часто и требовала, чтобы ей не мешали высказываться. То же самое отличало и реальную Шарон, и не имело значения, жили они вместе или по отдельности. Но по сотовому телефону она ему ничего сказать не могла. Потому что его у Клая не было.

Мобильник цвета перечной мяты заиграл первые аккорды мелодии «Безумная лягушка», которая так нравилась Джонни. Она называлась «Аксель Эф»? Клай не мог вспомнить, возможно, потому, что отсекал такую информацию. Девочка, которой принадлежал телефон, сдернула его с бедра. «Бет? – послушала, улыбнулась, посмотрела на подругу. – Это Бет». Вторая девочка наклонилась вперед, теперь слушали обе, с одинаковыми прическами под фею (для Клая они выглядели, как персонажи мультфильмов, которые показывают утром в субботу, скажем, из «Энергичных девчонок»), которые сплетал вместе послеполуденный ветерок.

– Мэдди? – практически одновременно сказала в трубку женщина во «властном костюме». Пудель самодовольно сидел на конце поводка (красного, присыпанного блестками), глядя на проносящиеся по Бойлстон-стрит автомобили. На другой стороне улицы, у отеля «Четыре сезона», швейцар в коричневой униформе (они всегда одевались в коричневое или синее), махал рукой, вероятно, останавливал такси. «Утка»[9], набитая туристами, проехала мимо, высоченная, такая неуклюжая на суше, водитель рассказывал в микрофон о чем-то историческом. Две девочки, которые слушали мобильник цвета перечной мяты, переглянулись, улыбавшись чему-то из услышанного, но не захихикали.

– Мэдди? Ты меня слышишь? Ты…

Женщина во «властном костюме подняла руку, в которой держала поводок и всунула палец с длинным ногтем в свободное ухо. Клай поморщился, опасаясь за барабанную перепонку женщины. Представил себе, как рисует ее: собака на поводке, «властный костюм», модная короткая стрижка… и маленькая струйка крови, вытекающая из-под пальца в ухе. «Утка», проезжающая мимо, и швейцар на заднем плане. Такие детали почему-то прибавляют скетчу достоверности. Так было всегда. И все это знали.