Денис Драгунский - Почти родственники

• Название: Почти родственники
• Автор: Денис Драгунский
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-104877-8

Короткие динамичные новеллы Дениса Драгунского с неожиданной развязкой, парадоксальные заметки о литературе и жизни и письма, адресованные романтичным читательницам, помогут по-другому взглянуть на собственные проблемы, переоценить свои успехи и провалы и даже построить новые жизненные планы.

---

старинный вальс «Осенний сон»

Трудности перевода

Лет десять-пятнадцать назад рассказывала одна замечательная киноактриса: «Утром принарядилась, подкрасилась, выхожу из дому. Уйма дел, опаздываю, нужно такси. Долго не могу поймать машину. Наконец останавливается старая разбитая „Волга“. Водитель – такой же скрипучий старик. Едем, он что-то бормочет, косится на меня. Вздыхает. И говорит:

– Что, мать, не снимают тебя совсем?

Боже! Он меня узнал! Мало этого – он смотрит кино, он смотрит нынешние кошмарные картины, и он заметил, что меня там нет! Я растрогана почти до слез. Первое желание – пожаловаться на ужасную актерскую судьбу в эти безумные годы. Но странная корпоративная гордость вдруг поднимается во мне. Мне хочется защитить наше кино, несмотря ни на что.

Я говорю:

– Да, правда. Почти не снимают. Но надо понять ситуацию. Сейчас старое производство сломано, новое еще не налажено. Плюс к тому огромные финансовые трудности.

Он по-доброму так улыбается:

– При чем тут финансы, производство… Ты бы, мать, на себя посмотрела – ну кто тебя снимет? Кто тебе сто баксов даст?»

галантерейное, черт возьми, обхождение Тонкости обращения

Один знакомый профессор очень возмущался, когда получал письма с обращением «Уважаемый Сергей Николаевич».

– Фу! Хамство какое! – ворчал он. – Это в трактире половому так говорят: «Послушай-ка, уважаемый!» Надо говорить и писать «глубокоуважаемый».

– Глубокоуважаемый шкаф? – смеялся я.

– Ничего смешного! – говорил профессор. – Можно также «многоуважаемый», «высокоуважаемый». Но просто «уважаемый» – нельзя. Грубовато.

Тоже, кстати, проблема.

Как обращаться?

Dear, lieber, cher в Европе и Америке принято за нейтральное обращение; у нас же в слове «дорогой» читается некая избыточная теплота. А «высокоуважаемый» – действительно, слишком уж надуто.

Ориентироваться на старинную русскую традицию титулования?

Тогда придется запомнить, что «высокородие» выше, чем «высокоблагородие». Это довольно трудно понять и принять. Чисто фонетически.

У нас иногда обращаются к президенту «ваше превосходительство». Тем самым умаляя его достоинство. Ибо так обращаться следует к чинам IV и III классов – действительному статскому советнику и тайному советнику.

А вот чины II и I классов – действительный тайный советник и канцлер – титулуются «ваше высокопревосходительство».

Почувствуйте разницу.

Хотя в конечном итоге все зависит от человека.

Мой приятель брал интервью у ныне покойного митрополита Питирима (в миру К. В. Нечаева).

Он спросил:

– Простите, как мне к вам обращаться? Ваше Высокопреосвященство? Владыка? Отец Питирим?

– Константин Владимирович, – был ответ.

По-моему, великолепно.

не злись, не бойся, не скули Школа

В  начале жизни школу помню я. Это было довольно мрачное заведение. Небольшой трехэтажный дом на углу Воздвиженки и Большого Кисловского (тогда – на углу ул. Калинина и ул. Семашко). Сейчас там Институт языкознания. А школа переехала на Средний Кисловский.

На переменах мы гуляли в темноватом зале. Мы ходили по кругу, парами – мальчик с девочкой, – взявшись за руки. В середине круга стояла учительница Вера Васильевна, хмурая, в темно-синем пиджачном костюме и сержантских ботинках. Если кто-то нарушал дисциплину (например, нарочно приволакивал ногу, изображая хромого), Вера Васильевна выхватывала его из круга и ставила с собою рядом. За перемену таких набиралось человека три-четыре.

На большой перемене мы шли в буфет. Вера Васильевна дожидалась, когда первоклассник откусит хороший кусок пирога с повидлом, подходила к нему и гневно спрашивала:

– Как ты смеешь разговаривать с учителем с набитым ртом?

Первоклассник мычал и давился.

– К завучу отведу! – торжествовала она.

Сейчас я понимаю, что она была несчастным человеком. Но тогда я просто радовался, что она не наша учительница.

Нашу учительницу звали Раиса Ивановна. Она была незлая и очень веселая.

– Здорово, кретины! – приветствовала она нас, входя. – Привет, бандиты!

– Здрасьте, Раисванна! – хором кричали мы, хлопая крышками парт.

– Вчера проверяю тетрадки, – она шумно садилась за стол, – и вдруг клоп из пачки вылезает! Признавайтесь, чей?!

– Наверное, мой, – вздыхал Петров. – Мы их морим, а они от соседей ползут…

Раиса Ивановна хохотала:

– Молодец, Петров! Честный! Настоящий октябренок!

Мы писали, макая перо в фаянсовые чернильницы, которые стояли у нас на партах.

Однажды моя чернильница опустела.

Я поднял руку:

– Раиса Иванна, у меня чернила кончились.

– Пиши соплями! – сказала Раиса Ивановна и посмотрела на меня холодным и веселым взглядом долгана, который закапывает в снег новорожденных щенков. Кто выкопается – продолжит род знаменитых долганских собак-зверогонов.

Я догадался, что надо отлить чернил у соседа сзади.

Я не стал зверогоном. Но с тех пор не люблю просить о помощи.

вопросы языкознания Школа – 2

У нас был ученик Саша Сморчков. Он пришел в класс чуть позже – в октябре. Кажется, они переехали из другого города. Помню, на урок его привел отец – точно такой же скуластый, круглоносый и стриженный под бокс.

– Раиса Ивановна! – сказал он, указывая на сына. – В случае чего вы его бейте! Вот как отец вам поручаю, честное слово говорю: бейте, бейте!

У него получалось «бейтя, бейтя!» Он прикладывал широкую ладонь к сердцу.

Потом он ушел. А Саша остался стоять у учительского стола.

– Сморчков, значит? – спросила Раиса Иванна. – Будем тебя звать Сморчок! Привыкай. Не бойся, бить не буду. Иди, Сморчок, на место.

Учился Саша Сморчков очень так себе. Чтение освоил с трудом. И никак не мог понять разницу между гласными и согласными.

– Гласные можно тянуть, – в сотый раз повторяла Раиса Иванна, – а согласные – нельзя. Вот, слушай, Сморчок. А-а-а-а-а! О-о-о-о! Ы-ы-ы-ы-ы! Но – ф! р! ж! Понял?

– Не-а… – говорил Сморчок.

– Ну давай сам. А-а-а-а-а-а! Э-э-э-э-э-э!

– А-а-а-а-а! – повторял он. – Э-э-э-э-э-э!

– А теперь: ф! р! м!

– Ф-ф-ф-ф-ф-ф… Р-р-р-р-р-р-р! М-м-м-м-м-м… – говорил он.

– Идиот! – кричала Раиса Иванна.

– Ж-ж-ж-ж-ж! – робко говорил Сморчок. – Л-л-л-л-л-л! З-з-з-з-з-з-з. Х-х-х-х-х-х. Ш-ш-ш-ш.

Он долго так жужжал, шипел и пыхтел. Мы хохотали.

Потом его перевели в другую школу. «Для особо одаренных», как пошутила Раиса Иванна. Но мы-то поняли – в школу для дураков.

А потом, на филфаке МГУ, слушая лекции по фонетике профессора М. В. Панова, а также по общему языкознанию профессора Ю. С. Степанова, я узнал, что Сморчок был прав.

политическая стилистика Школа – 3

Другая школа была совсем другая. Огромная, красивая, высокие потолки, внутренняя парадная лестница с первого этажа на второй. На третьем этаже – учительская, куда надо было подняться еще по одной двукрылой лестнице с полированными пузатыми балясинами. Своего рода трибуна. Перед нею – квадратный зал с мемориальной доской и портретами павших на войне выпускников. Каждый пионерский отряд был имени кого-то из них. Наш – имени Михаила Сырнева. К нам на отрядные сборы приходили старик и старушка – его родители! С ума сойти можно.

Школа была бывшая гимназия (открыта в 1858 году), до тридцать седьмого года называлась 25-я Образцовая. Учились дети всей госпартверхушки, начиная со Светланы и Василия Сталиных. Плюс Марфа Пешкова и вообще кто хотите.

Но потом школа стала самая обыкновенная, даже не английская. Все ребята – по району.

Осколком прошлых лет была директриса (забыл, как звали). Высокая, худая, с рыжими крашеными волосами, в кружевной шали. Говорила гулким педагогическим голосом. Однажды она заменяла у нас какую-то заболевшую учительницу.

Спросила:

– Кто была Надежда Константиновна Крупская?

Я быстрее всех сказал:

– Жена Ленина!

– У дяди твоего жена! – возмутилась она и задекламировала: – Товарищ Крупская была выдающимся деятелем революции, основателем советской системы образования, другом и соратником вождя трудящихся всего мира товарища Ленина!

До 5 класса у нас была учительница Лидия Сергеевна, тоже с гулким голосом. У нее были свои представления о плохих словах. Например, мы выискивали однокоренные слова. «Работать» – рабочий, работа, заработок. Кто-то сказал: раб.

– Это плохое слово, дети! – сказала Лидия Сергеевна. – У нас в СССР нет рабов!

А когда Вова Б. на слово «висеть» предложил «виселица», гневу ее не было предела. Тем более что Вова недавно побывал в Польше (отец – дипломат).

– По заграницам наездился! – кричала она. – Насмотрелся!

На перемене мы обступили Вову.

– А ты правда за границей видел, как на виселице вешают?