Алекс Фрайт - Клинком и словом

• Название: Клинком и словом
• Автор: Алекс Фрайт
• Жанр: Ужасы и Мистика

Никогда не оживляй тени и тебе не придется убивать их, защищая свою жизнь, ибо тот, кто встретит тебя за словами, способными соткать из них живое, будет неизмеримо сильнее тебя.

---

– Хорлай! Говорят, сартова Дивина, по людским слободкам ездит и подарки молоденьким девицам раздает. Правду говорят, или нет?

– Правду. Точно знаю, – резкий голос в ответ прозвучал громким хохотом, – только потом эти девки после ее кнута сидеть не могут, а знахарки не одну неделю их в травяном настое отмачивают.

– Вот видишь, а ты о подарке мечтаешь, – он развел руками и, тряхнув длинными волосами, схваченными на затылке кольцом, коснулся пальцем шнурка с деревянным крестиком на ее шее. – Молись своему богу, чтобы уберег от встречи с этой ведьмой.

– Старухи, которые в монастыри на берег Янтарного моря идут, сказывали, что она добрая, а ты ведьмой зовешь, – прошептала она.

– Смотри, как бы не поперхнулась ее добротой. Лет тебе сколько?

– Выросла уже, чтобы сказку с былью не спутать. Зимой полтора десятка будет.

– На выданье, значит.

Она вырвала крестик, сжала его в кулаке и опустила голову, невольно притронувшись к щеке, будто бы и сейчас ощущала плеть Махоты на своем лице. С облегчением поняла, что от прибывших к Спыху гостей худого ждать не придется и обиду они чинить никому не собираются.

– От сватов отбоя нет, – выдавила через силу и сверкнула глазами.

– Что ж так и не выберешь никак? – он усмехнулся.

Она бросила на него косой взгляд, открыла рот для резкого ответа, помедлила, переступила с ноги на ногу, потерла ноющее плечо и все-таки не удержалась.

– Тебя вот ждала, – брякнула с вызовом.

– Ты, девица, иголки свои не топорщи – сама уколешься, – сказал воин. – Скажи лучше, какой подарок просить хотела?

– Забыла уже, – буркнула она, с трудом отводя глаза от его лица и чувствуя, как снова слабеют колени, бешено запрыгало сердце и кровь прилила к щекам.

– А зовут тебя как, скажешь?

– Лагодой кличут.

– Ну, а меня Стожаром нарекли.

Он рассмотрел ее исцарапанные ступни и лодыжки, торчащие из обтрепанных понизу штанов. Скользнул взглядом по острым холмикам груди и встретился глазами. Потом неожиданно выдернул из ее волос запутавшуюся соломинку, всунул себе в рот, перекатил губами в самый уголок и спросил задумчиво:

– Неужели ко мне так бежала?

Лагода вспыхнула.

– Едва успела, – сказала чуть слышно, и совершенно неожиданно для себя понесла скороговоркой: – Сам глянь. Скоро с сумой впору идти. Какие уж тут сваты. Родни никакой. Мамка на переправе потонула, как паром перевернулся. Да я бы и ушла давно в Вилоню или Турью писцом. Грамоте один монах обучил. Беглый был. В лесу у Скривы таился, а я ему снедь за науку чуть не два года таскала. Поймали его. А батька… – она сглотнула. – А Спых старый совсем, а вы его во двор к лошадям. А у вас не кони, а звери лесные. Не дай Бог, затопчут насмерть. А старухи не раз сказывали. Думала, Дивина. Колечко хотела серебряное. Может, кто и прислал бы тогда сватов в слободку.

Она обреченно махнула рукой.

– Да уж, девица-красавица, – рассмеялся воин.

– Не сама себя уродовала, – зло всхлипнула она.

– Да не о том я, – он согнал с лица улыбку. – О грамоте. Кто ж тебя писцом-то возьмет? Туда только старых и бородатых зовут.

– Сам, небось, и буквы назвать не сможешь, – огрызнулась она, вытирая на лице слезы.

– А ну-ка, – он протянул ей свой меч. – На лезвии.

Она недоверчиво взяла тяжелый клинок за рукоять, повертела в руке, недоуменно рассматривая странные знаки, а, может, и узор какой кузнец чеканил. Ей не приходилось держать в руках такого смертоносного оружия, но и для ее неискушенного взгляда было ясно, что знатный мастер ковал. Залюбовалась, присматриваясь к тусклому отблеску, и вдруг… шевельнулись бороздки по железу, заструились водой, задвигались ветвями деревьев, расправились крыльями проснувшихся птиц. Она охнула и разжала ладонь, выронив меч. Воин подхватил его в воздухе, резким движением вогнал обратно в ножны и снова почесал бровь. С его лица пропала даже тень улыбки, губы сжались, натянулась кожа на скулах, загорелись дикостью глаза, и Лагода рухнула на колени, заламывая руки. Все, о чем набрехала ей старая злыдня Шепетуха, опутав черной ворожбой и завернув поверху в порчу, могло и в самом деле оказаться настоящим, если Стожар точно приплыл с того берега Волмы.

– За мной пришел? – она с мольбой искала его взгляд.

– Что на мече увидела? – жестко спросил он.

– П… п… птиц, – запинаясь, выдохнула она онемевшими губами, чувствуя, как неожиданный страх вернулся, холодком расползся внутри. – Лес еще. Реку. И про грамоту не врала. Взаправду знаю.

Непонятным образом для нее самой, это утверждение почему-то казалось ей сейчас самым главным. Настолько важным, что она готова была повторять его снова и снова. А он сгреб в кулак ее волосы, опустился на корточки и придвинулся лицом так близко, что она, даже стуча зубами от закопошившегося в животе ужаса, смогла рассмотреть каждый волосок в его бровях, сурово сдвинутых к самой переносице. Темные глаза под этими бровями быстро менялись: ушла злость, сменившись озадаченностью, появилось любопытство, мелькнули искорки смеха. Потом разжались пальцы, отпуская волосы, легонько дернули ее за ухо.

– И сережки, и колечко, и, конечно, монисто? Куда уж без него, – насмешливо сказал он и спросил: – Так это ты меня звала?

Лагода опустила голову, тщетно пыталась унять дрожь, которая от трясущихся мелко коленок проползла вверх, добралась до подбородка, перекинулась выше, задергавшись в стянувшем щеку рубце. Она обмерла от надежды, почувствовав свои пальцы в мужской ладони, глаза поднять страшилась, кусала губы, что торчит перед ним исцарапанная, в грязных портах и мятой рубахе, а соломы в волосах на птичье гнездо хватит. За ней же ехал! Крикнуть хотелось, что неправда, что знает она, как за телом ухаживать, чтобы гладким и чистым было, и белье постирать добела, и с одной стрелой к самодельному луку еды добыть и сготовить такую, что язык проглотишь и за добавкой прибежишь, и ласки для суженого в ней от любой беды не убудет, огнем полыхнет. Рубец… слободская детвора вслед кричит… морда рваная… Так ведь не кривился! Кивнула, поднимая взгляд, а вот слезы укротить не смогла, только судорожно слизывала частую капель языком, с трудом сдерживаясь, чтобы не завыть в голос, не уткнуться носом в плечо этому воину, не вцепиться ему в пояс так, чтоб не оторвать никакими силами. И все-таки всхлипнула, качнулась вперед, прижимаясь лбом к пластинам доспеха, вскинула руки, обхватив его за шею, и заревела беззвучно, вздрагивая худенькими плечами.

– Гальса! – крикнул он, распрямляясь. – Иди-ка сюда.

– Что тебе, Стожар, – донесся женский голос. – Сам проверить не можешь?

– Оглохла от старости? – рыкнул он, оборачиваясь. – Или уши водой залило? Сюда иди, говорю.

– Язык-то придержи, – ответила та, подходя ближе. – Молод еще мне указывать.

Она некоторое время с удивлением рассматривала воина и повисшую на его шее Лагоду. Потом качнула головой и скорбно поджала губы.

– Думала, брешут злые языки, – заворчала с укором, но совсем беззлобно, – завистью, как ядом, брызжут. Ан нет, к нашему Стожару и в такой глуши девки липнут. Медом тебя что ли мажут в Плиссе? Вон, Хорлая, так поди только беленой и натирают, да и кормят ею же. А он все тебя и корта Вилони, у которого девок охочих, что сучьев в лесу, клянет.

– Оставь ее, Стожар. Меченая она.

Мягкий голос гостьи с янтарными глазами вернул Лагоду с небес на землю. Воин расцепил ее руки на шее, отошел на шаг, смотрел так, будто только что встретил, а не разглядывал с ног до головы чуть не с час и слезы ей утирал.

– Махота кнутом рассек, – выдавила из себя Лагода, – стражник сартов.

«Волосы гладил. Шрам, как и не заметил! – она потерянно опустила голову. – Губ касался. Рукой, правда, но ведь не кривился брезгливо». Затем вскинула вмиг высохшие глаза. Вгляделась в тонкие черты белого лица гостьи: безразличного, холодного, как лед, непрогретый солнцем. А у той выпрямился крутой изгиб бровей, сузились удивительные глаза, и не янтарь, а яркая желтизна лесного зверя из-под ресниц на нее уставилась. Поняла, что ее слово последним будет. Скажет бросить увечную на лицо девку здесь – никто и не оглянется.

– Как же тебя угораздило, девчушка?

Лагода непонимающе повернула голову к той, кого Стожар назвал Гальсой. Еще не старая женщина с нее ростом, но тоже в доспехе, как и остальные. Волосы с одной стороны так коротко стрижены, будто нет их совсем, а с другой на плечо ячменными колосьями ложатся, в левом ухе серьга, длинная, чуть не до плеча достает, лицо на перепеченный хлеб похоже, а в глазах, окруженных сеткой мелких морщин, вопрос участливый.

– Сказала уже, – она нахохлилась воробышком, втянула голову в ворот рубахи и скрипнула зубами.

– Что ж ты все прошлое поминаешь? Нам с твоего лица воды не пить, – так скорбно сказала, будто хоронить ее собралась. – На ладонь ее глянь, Стожар.