Пётр Межурицкий - Оборона Пальмиры, или Вторая гражданская

• Название: Оборона Пальмиры, или Вторая гражданская
• Автор: Пётр Межурицкий
• Жанр: Альтернативная история

Если у вас чувство юмора есть – эта книга вам непременно понравится. А если пока нет – после прочтения этой книги оно непременно проявится. Потому что эта книга об истории, – но такой, в которую легче влипнуть, чем войти, и о жизни, – но такой, которая придумана не нами. Изысканное удовольствие для литературных гурманов: жить подано!

---

Заинтересованные лица сумели резво начать раскрутку педагогического феномена, и само время, казалось, благословило их затею. Конечно, ни для кого не являлось секретом, что чем тот или иной народ живет богаче, тем он, значит, сволочнее и бездуховнее, однако мириться с подобной исторической несправедливостью становилось все невыносимее. Очередные успехи в такой обстановке сами по себе уподоблялись глоткам кислорода из одноименной подушки. Ну а поскольку указанный кислород ниспосылался в массы исключительно руководством, страшно даже представить, Кому уподоблялось оно.

Возможно, именно поэтому в обществе сложился благочестивый обычай: всуе имена руководителей стараться не употреблять. «Вы только подумайте, – едва не приплясывая от радости на трибуне, делился с народом из ряда вон выходящей замечательной новостью дорогой и любимый по определению лично Никита Сергеевич Хрущев. – Отныне у нас каждый идиот может гарантированно стать умным. Советские люди никому не завидуют».

Таким образом, Аркадий стал четвертым по счету в табели о рангах любимых детищ Хрущева после космонавтов, кукурузы и острова свободы Куба, который по причине своей умопомрачительной отдаленности и натуральной экзотичности вполне тянул на статус земного революционного рая. Нередко, сидя на коленях у Никиты Сергеевича, Аркаша в присутствии всех членов Политбюро легко производил арифметические действия с простыми и десятичными дробями, декламировал наизусть отрывки из поэм Маяковского и под занавес виртуозно исполнял «Интернационал» на губной гармошке.

Естественно, у новоявленного любимца отца нации появилось множество могущественных недоброжелателей, хотя на людях все только и норовили его приласкать. «Что-то уж больно увлекся он этим еврейчиком, – шептались за спиной Хрущева. – И так слишком много умных развелось. Теряем, товарищи, авторитет в народе».

Вскоре в стране произошел дворцовый переворот, и к власти пришли прагматики, осудившие экстравагантные выходки своего бывшего шефа. Кубе, космонавтам и кукурузе деликатно, но твердо указали на их истинное место в длинном ряду идеологических ценностей. Что же касается Аркаши, то ему, как самому свежему из фаворитов недавнего руководителя, грозили гораздо большие неприятности, вплоть до случайной трагической гибели с последующими почетными похоронами и некрологами на первых страницах газет.

Кстати, именно такой вариант, как наиболее предпочтительный, настойчиво пытались навязать Леониду Ильичу Брежневу, взошедшему на престол. Но тот доверился своему внутреннему, в данном случае не совсем кристально прагматическому ощущению. Все-таки его смущал возраст Аркаши. «Я не могу этого объяснить, – говорил новоявленный Первый секретарь своим людям, – но он ребенок». – «Леонид Ильич, но если для пользы дела и в интересах народа?» – спрашивали его. «Я не теоретик, но именно для пользы дела не надо трогать ребенка, если имеется такая практическая возможность». – «Тут мистикой попахивает, Леонид Ильич», – осторожно предостерегали ответственные за чистоту идей товарищи. «Ну, и черт с ней, – упрямился Брежнев. – Говорю, душа не лежит!».

К душевным порывам очередного хозяина его соратники, как минимум, обязаны были всерьез прислушиваться. Поэтому на чрезвычайном секретном заседании было принято решение феодалам не уподобляться и лицо Аркадия под железной маской пока не скрывать, но оставить чудо-ребенка под наблюдением, сослав его из столицы по месту рождения в областной центр Южная Пальмира, строго настрого запретив всякий шум и даже шорох вокруг его особы. Сроком давности данное решение решили не обремнять.

Редактора газеты «Вечерняя Пальмира», через четыре года после описываемых событий пропустившего заметку о том, что двенадцатилетний Аркаша принят в местный университет, немедленно сняли с работы, исключили из партии и на всякий случай избили в подворотне руками не обнаруженных и поныне хулиганов.

Аркаша окончил университет, ничем выдающимся себя не проявив, и начал работать в НИИ «Южпальмирнаука», где в буднях великих строек в течение ближайших тридцати-сорока лет ему и предстояло окончательно и благополучно иссякнуть. Однажды он заболел.

Какой невежа умудрился назвать город именем Южная Пальмира, никто за двести лет, истекшие со дня его основания, так и не выяснил. Знаменитая античная Пальмира, город-первоисточник, возникла и процветала в местах гораздо более южных, чем Пальмира новоявленная. Однако название прижилось и даже сделалось всемирно известным. Возможно, и впрямь не имя красит город, но город – имя. А городу изначально выпала судьба замечательная: слишком необычные, особенно для этих краев, люди стояли у его истоков. И похоже, они знали что делали, а делали они совсем не то, чем на виду у всех занимались.

На виду у всех они, по велению великой императрицы, планировали и возводили город на месте бывшей турецкой крепости десятистепенного стратегического значения. Казалось бы, обычное дело. Восточная христианская империя Россия отвоевала некие земли у западной мусульманской империи по имени Османская. Далее еще проще: что для турка север, то для русского юг. И все бы хорошо, и не было бы на белом свете ничего проще геополитики, если бы на том же свете не существовали еще и французы, у которых как раз в описываемые времена грянула не какая-нибудь, а Великая, причем именно французская, революция. Добавьте к этому то, что всего десять лет назад в мире – пусть и на периферии – возникло новое государство США, и вы поймете, что русской императрице было о чем подумать.

А о чем обычно думают императрицы, если не о том, как обустроить Вселенную? При этом известно, что обустройство Вселенной всегда начинается с обустройства собственного двора. В нашем случае – императорского.

Итак, часть французских аристократов сумела бежать из своей революционной страны, где их брата беспощадно физически истребляли, в Россию, где как раз беспощадно истребляли бунтовщиков. Ничего исторически нового в поведении французов не было. Люди во все времена бежали оттуда, где их так или иначе истребляют, туда, где так или иначе истребляют кого-то другого. Данный процесс называется миграцией, и пока у большинства людей окончательно не пропала охота жить, его никакими полицейскими мерами, слава богу, не остановишь.

Русская императрица была просто счастлива появлению при своем дворе истинных европейцев, потому что и сама ни в детстве, ни в девичестве не была ни русской, ни тем более православной. Но без того и другого трудоустроиться по облюбованной ею специальности в России не представлялось возможным. Пришлось ради карьеры сменить вероисповедание.

Впрочем, могут быть и другие гипотезы, объясняющие мотивы этого поступка. Скажем, юная немецкая принцесса усердно изучала труды святых отцов церкви, подолгу беседовала с лицами духовного звания и в результате неустанных поисков и тяжких сомнений пришла к выводу о несомненной истинности догматов русского православия, выгодно отличавшихся от определенной ложности догматов всех прочих христианских конфессий. Ведь оно и впрямь, всяко бывает.

Как бы то ни было, немецкая принцесса, став русской царицей, осталась по вкусам и привычкам женщиной совершенно европейской, и вся русская правящая элита ничего против этого не имела, сквозь пальцы взирая на то, что государыня переписывается с французскими, а вовсе не с китайскими или персидскими мыслителями.

Это могло означать только одно: правящая элита России тоже была по преимуществу европейской, а государство русское – правовым. Правда, право было крепостным. А вот держали господа своих крепостных рабов за европейцев или не очень-то и держали за таковых, можно только гадать. Истории лишь известно, что аналогичная проблема в тот же период времени стояла и перед плантаторами США, которые в свою очередь изводили себя вопросом, считать ли своих рабов стопроцентными американцами.

Тут надо заметить, что появление беженцев-аристократов, при всей к ним классовой солидарности, обрадовало далеко не всех старожилов при русском дворе. Оно и понятно. Все-таки количество вакансий на роль фаворитов не безгранично, а императрица твердо намеревалась устроить всех эмигрантов лишь по их аристократическим специальностям, наделив их землями и рабами. И поступала она так не только из человеколюбия, но дабы и не дать повода вечным зарубежным злопыхателям и завистникам из все той же Европы поднять шумиху на их любимую тему о том, что Россия не Европа, но скорее Берег Слоновой Кости с Балтийским флотом.

Та еще, конечно, бессмыслица, но было почему-то очень обидно такое выслушивать. Тем более было обидно терпеть недооценку собственных трудов на благо отечества от своих же подданных. Поэтому, когда некий граф на правительственном приеме в честь французских эмигрантов, шутя, поприветствовал их словами: «Здравствуй, племя голубое, незнакомое», он тут же, на месте, был схвачен по обвинению в отсутствии политкорректности и вскоре приговорен к пожизненному четвертованию, замененному из гуманных соображений мгновенным отсечением головы с конфискацией имущества.