Татьяна Шарпарь - Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

• Название: Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь
• Автор: Татьяна Шарпарь
• Жанр: Детектив

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.

---

– Именинница набегалась, напрыгалась и угомонилась, спит.

– Спит? – удивилась Машка, – А подарок как же? – Да не волнуйся ты, проснется, обрадуется подарку, вообще все классно: в бассейне вода такая… бодрящая. Заметь, я не говорю «холодная».

Наталья доставала коробку с подарком и никак не могла ее вытащить. Как же ее туда запихнул этот милиционер? Ах, да, надо же предупредить, что он приедет на дачу. Родственники, наверное, не обрадуются.

– Мальчишки, Наталья приехала, – орала в это время Танюша, – разжигайте мангал!

– Тань, скажи Саше, чтобы помог коробку достать. И как ее туда только запихнули?

– Ты сама, что ли, запихивала? – Да нет, знакомый один помог.

Татьяна хитренько посмотрела на Наталью.

– Уж не соседушка ли, миллионер наш новоявленный?

– Нет, конечно, скорее, нищий борец за идею, – улыбнулась Наталья.

– Ты знаешь, нам борцы за идею, тем более, нищие, не нужны, нам одного, – Татьяна обняла мужа, подходящего к машине, – хватает.

– Девчонки, опять меня обсуждаете? – спросил Саша добродушно, только скажите, в каком плане: положительном или отрицательном.

Он смешно подбоченился, принимая позу бодибилдера, при этом стало видно, какой он худой. Девчонки засмеялись.

– Охохошеньки, как же ты эту коробку вытащишь, Шварцнеггер ты наш? – с выражением глубокой озабоченности спросила Машка.

– Не боись, старуха, все будет как в лучших домах. Интересно, подумала Наталья, смеялся бы с нами сосед над нашими домашними шутками или счел бы это дурным тоном? Почему-то он ей сейчас вспомнился некстати. Она задумалась и не заметила, как коробка благополучно была вытащена и поставлена на траву.

– Слышишь, подруга, – обращаясь к сестре, спросил Саша, – а как ты эту коробищу доволокла до квартиры?

– Охранник помог.

Тут Машка, как-то подозрительно долго молчавшая, вдруг встрепенулась и, перебивая сама себя, перескакивая с одного на другое, рассказала и про труп, и про убийство участкового, и про то, что Наталью теперь будет охранять начальник убойного отдела, который, она сама видела, в нее, Наталью то есть, влюбился!

Саша и Танюша стояли как громом пораженные. Именно такое сравнение пришло на ум Наталье при взгляде на притихших и растерянных родственников. Танюша вдруг легла на траву и заплакала. Все бросились ее утешать.

– Ты что, Танечка, не плачь, я никуда не денусь.

Наталья присела перед золовкой на корточки и пыталась разнять ее руки, между которыми лились слезы.

– Я прошу тебя, ничего не случилось. Ты же знаешь, Машка всегда преувеличивает. А ты, Машка, могла бы подождать со своим рассказом.

– Как же, подождала бы, а тут, может быть, снайпер под кустом сидит.

Все невольно оглянулись, причем, именно на кусты сирени, в которых, как предполагалось, затаился коварный снайпер.

– Мария, уймись, какой снайпер? Нас всю дорогу машина милицейская пасла.

– Откуда ты знаешь, что она милицейская? Может, это бандюги были?

– О, Машка, Машка, – только и смогла выговорить Наталья, укоризненно качая головой.

Танюша перестала реветь, села на траву, поджав ноги, и сказала решительно:

– Ну, пока ты под нашим присмотром, мы тебя в обиду не дадим. А Полина у нас поживет, я ее в садик водить не буду, у меня есть шесть отгулов еще с прошлого года.

– Ты что, у Полины программа в саду, как она будет занятия пропускать?

– Я тебя умоляю, какие занятия? Я с ней по своей оригинальной методике буду заниматься, она у меня трехзначные числа в уме будет складывать. Ладно, пойдемте. У Толи там такая краля новая.

– А сам он как?

– Как барон, ногу в гипсе выставил, все об нее запинаются.

– Интересно, как он с гипсом завтра в театр пойдет? – Так и пойдет, с костылем.

Видимо, все представили брата с костылем, потому что посмотрели друг на друга и засмеялись.

Саша снял темные очки, отчего его синие глаза сразу стали беззащитными, покрутил указательным пальцем у виска и строго сказал:

– Совсем вы свихнулись, бабы. Только что рыдали, а теперь хохочете, как лошади.

Это он зря сказал, потому что «бабы» совсем зашлись смехом, сгибаясь пополам и держась за животы. Он постоял, посмотрел на них, махнул рукой, взгромоздил коробку на плечо и пошел в дом.

Они еще немножко посмеялись, потом обнялись, огляделись вокруг, ничего подозрительного не увидели и так, обнявшись, вошли в дом. Полина еще спала в мансарде, а на веранде, в тенечке, сидел старший двоюродный брат – Анатолий Дмитриевич. Правая нога была в гипсовой повязке, хотя, когда Наталья пригляделась, оказалось, что повязка из поливика, то есть легкая. И нечего было изображать из себя страдальца: в этой повязке фиксация отломков такая же надежная, как в гипсе, а вес ее раз в пять меньше. Но Анатолий сидел в кресле, а нога его покоилась на стоящем рядом стуле с подложенной подушкой. На полу рядом с креслом сидела молодая девушка – новая краля, надо полагать. Краля была, конечно, длинноногой блондинкой с глуповатым лицом. Ноги, и правда, были хоть куда. Волосы крашеные, это понятно. А где он их находит, таких глупых, для Натальи всегда было загадкой. На людях, то есть на серьезных тусовках, Анатолий со своими ундинами никогда не появлялся, предпочитая выводить «в свет» сестру.

– Представляешь, как удобно, – говорил он Наталье, – вот объявляют: «Директор банка Голицын Анатолий Дмитриевич», а потом добавляют: «Голицына Наталья Сергеевна», и все думают, что ты моя жена, и никто на меня из женщин не претендует. Кого хочу, того и осчастливлю. А если бы знали, что я холостяк? О-ой!

В этом месте Анатолий всегда хватался за голову с самым трагическим выражением лица. Конечно, он был ловелас, охотник за блондинками, но Наталья знала: это оттого, что он пока не встретил свою женщину. Она также знала, что он привязан к родным, и семью хочет создать по подобию родительской – счастливой. Родители умерли от старости. Анатолий и Александр были поздними детьми, к счастью, удавшимися. Саша был моложе брата на девять лет, и в прошлом году женился. Танюша вошла в семью просто, как будто всю жизнь жила вместе с ними. Саша любил жену трепетно, Наталья предполагала, что Анатолий будет так же любить свою.

– Привет, сестренка, – Анатолий сделал вид, что приподнимается с кресла.

Надо было сказать, мол, не вставай, подойти, вернее, подбежать, изображая крайнюю озабоченность состоянием его конечности. Ничего этого Наталья делать не стала.

– Привет, братишка! А что сидим, почему не тренируемся в ходьбе по пересеченной местности? Как ты завтра в театр поедешь?

Анатолий, поняв, что халява кончилась, насупился. – Ну кто так с больными людьми обращается?

– Давай, воспитывай его, – вступил Саша, который уже отдышался после перемещения груза и теперь встал в двери, – а то он меня не слушает. А смотрите, девчонки, какую я повязочку сотворил – шедевирь!

Машка подошла и постучала по повязке.

– Тук-тук! Здравствуйте, господин банкир, а что, с нами, бедными девушками не хотите поздороваться?

– Как же-с, как же-с, Мария Викторовна? И поздороваться, и ручку позвольте!

Он неожиданно вскочил со своего кресла и вцепился в Машкину руку. Она от неожиданности руку не отняла. Раздался смачный поцелуй. Анатолий с победным видом вытирал воображаемые усы. Потом все с тем же видом уселся в свое кресло и с помощью крали устроил ногу на подушку. Машка покраснела как помидор.

Плохо дело, подумала Наталья. Не хватало, чтобы Машка в ее братца влюбилась. Ведь не оклемается потом от этой любви.

– Маш, пошли переодеваться, – сказала немедленно Наталья и дернула подругу за рукав.

Они переодевались долго, рассматривая друг друга на предмет лишнего жира. Жира как такового не было, но Машка на всякий случай решила сесть на диету.

– Ты не представляешь, как все быстро нарастает. Вот съешь, кажется, малю-юсенький кусочек торта, и через сутки он уже осел на самых выдающихся местах.

Машка выразительно похлопала себя по тощим ляжкам.

Наталья уже давно переоделась и ждала подругу, а та все поправляла шорты, прилаживала на волосы ободок, чтобы не лезли в глаза, в общем, прихорашивалась. Уже не первый раз Наталья замечала за Машкой такой ступор. Он случался всегда, когда в окружающей природе наблюдался светлый образ ее старшего братца.

– Ну все, Маш, пойдем уже. Жарко, искупаться хочется.

– Ты что? Татьяна сказала, что вода холодная.

– Заметьте, не она это сказала, – Наталья удачно спародировала любимого артиста, – она сказала, что вода «бодрит».

Наконец, выбрались из дома, разложили в шезлонгах полотенца, осторожно ступая босыми ногами, дошли до края бассейна, уселись на бортик и стали пробовать воду: бодрит или холодная. Решили, что бодрит, и прыгнули. Вода показалась сначала ледяной, потом привыкли и плескались долго – вылезать не хотелось. Ложились на спину и смотрели на синее, ни облачка, небо, на ярко-желтое, будто июльское, солнце. Слушали, как Саша что-то тихонько говорит Татьяне, разжигая угли в мангале.