Ольга Ушакова - Онкология любви. Драма женственности

• Название: Онкология любви. Драма женственности
• Автор: Ольга Ушакова
• Жанр: Русское современное

Героиня – Татьяна, телеведущая 50 лет, пережившая два развода и смерть ребенка, заболевает раком и обращается к врачу-психологу. В процессе лечения героиня начинает постепенно осознавать, что причиной заболевания послужили сложные и неустойчивые отношения с мужчинами. Героиня мысленно переносится в студенческие годы, и перед ней встают картины прошлого. Повествование происходит в двух временных плоскостях – настоящем и 80—90 годах прошлого века, в нем и разворачиваются основные действия романа.

---

– Пока нет, но вот-вот случится… Василий меня бросил, а сейчас Женька бросит, если не отдамся.

– Ну и что из этого? – спросила она грубо и холодно. Мне сделалось гадко, выходит, что ее бросать нельзя, а меня можно. Захотелось развернуться и уйти, но я пересилила себя.

– Ты же знаешь, как я ждала его, посоветуй, подруга, что делать? – Я напряженно смотрела на Люсю, но ее лицо было непроницаемо.

– Да черт с ним, с этим Василием, не любила его, но Женька совсем другое. Чую сердцем, если не решусь – потеряю.

– Ну и что ты от меня хочешь? – резко спросила она.

– Страшно мне, что если потом бросит, как тебя твой… Люсь, посоветуй, осенью ты категорически заявляла «ни в коем случае». Но ты была горем убита, а сейчас что думаешь? Неужели они все бросают? Люся, ну скажи же что-нибудь! Почему ты молчишь?

– А сейчас ничего сказать не могу…

– Люсь, у меня нервное состояние, я как потерянная и не знаю, как поступить, ведь жизнь решается. А мне даже совета спросить не у кого, только на тебя и надеялась…

– А я ничего не знаю, поверь, это сущая правда.

– Как, не знаешь? Ты всегда такая уверенная была, все знала, ты мне как старшая сестра. Помнишь, ты мне говорила: если любишь, надо ждать и верить, и я ждала, но сколько можно ждать, когда они только одного требуют?

– Теперь я ничего не знаю, может, она и бывает, эта любовь… у кого-то, жди, может, замуж предложит.

– Не очень-то сейчас предлагают, все больше в постель тянут, по залету выходят. Люся, посоветуй, что делать?

– Делай, как сердце подскажет.

– Так значит, ты считаешь, что на это можно пойти?

– Я тебе этого не говорила, поступай, как знаешь. – Люся произнесла эту фразу так холодно и жестко, что сжалось сердце: разговор бесполезен. Никто ничего посоветовать не может.

– А как у тебя дела?

Она мгновенно оживилась и защебетала:

– Встречаюсь с парнем, у нас учится, живет в нашем общежитии, пойдем, познакомлю.

Миша лежал на койке и даже не шелохнулся, когда мы вошли. Люся кружила вокруг него и ворковала: «Мишенька, познакомься с подругой. Кушал ли, или все дуешься, может, чайку поставить? Дружочек, ну, посмотри, какой солнечный денек выдался, или тебе кофейку сварить?» Однако Мишенька даже не привстал, а только чуть повернул голову в мою сторону. Люся подобострастно заглядывала в его глазки, гладила по головке, игриво виляла задом. Но Мишенька только отворачивался, как от назойливой мухи. Люся уговаривала его, как ребенка, а он, как маленький мальчик, надувал губки, и казалось, вот-вот забьется в истерике. Мне сделалась гадко, и я подумала, а мне с дороги даже чаю не предложила, я здесь лишняя. Да он просто хам, а она устилается перед ним, словно все ее будущее зависит от него. К горлу подступила дурнота: ну то, что она с ним живет, это ясно. Только непонятно, почему так унижается? Маленький бирюк, с ляжками и пивным животиком и это в 20-то лет! Вместо того чтобы встать перед женщинами, он всем видом демонстрирует пренебрежение к нам. И перед этим уродом Люся выворачивается наизнанку. Противно смотреть на это безобразие, вон отсюда!

– Люсь, пожалуй, я поеду.

Она не стала меня останавливать, напротив, даже обрадовалась.

– Я провожу тебя, мне за молоком надо. Миша очень любит молоко, а его быстро разбирают, утром я уже бегала, но его еще не привезли.

– Люся, как ты можешь пресмыкаться, ведь он измывался над тобой, да еще при мне? А ты, как побитая собачонка, бежишь за молочком, что с тобой, Люся, отчего ты переменилась? – прорвало меня.

– Нет, это вовсе не так, ты ничего не знаешь, он неплохой, мы вчера поссорились, а он обидчивый, но отходчивый, – скороговоркой оправдывалась она.

– По чьей вине поссорились? – перебила я. Люся виновато потупилась. – Объясни, отчего ты, веселая и независимая, превратилась в жалкую прислугу?

– Нет-нет, ты ничего не поняла, все совсем не так, – заверила она, однако слова бессильно повисали в воздухе. Мне подумалось, что она пытается убедить не столько меня, сколько саму себя. В груди больно защемило, так вот она какая женская доля, неужели и мне придется так унижаться? Нет, никогда, я до этого не опущусь, уж лучше одной остаться, чем попасть в рабство.

– Люся, разве это любовь? – спросила я резко.

Повисла тяжелая тишина. Было такое ощущение, что я угодила прямо в больную точку. Люся отвела глаза и понуро призналась:

– Татьяна, мне замуж пора.

– Да любишь ли ты его? – Она не ответила, но на ее лице обозначилось выражение виноватости. – Не любишь, но рассыпаешься перед ним, отчего?

– Я же сказала: мне замуж пора! – настаивала она.

– Но не таким же способом.

– Я виновата перед ним, – опустив голову, пробормотала она.

– И что, всю жизнь будешь ползать на коленях или только до загса?

Она стояла передо мной совершенно обескураженная.

– Да и чем же ты провинилась? Ну ошиблась, и что теперь – всю жизнь будешь виновата? И никакая это не провинность, а несчастье. Да кто сейчас девочками выходит? Другие с детьми выходят и не чувствуют никакой вины. – Мне захотелось возмутиться так, чтобы она поняла, что нельзя унижаться, но вдруг ужалила ядовитая мысль: что если и на меня нападет такой страх? И я взмолилась:

– Люсенька, но ведь ты даже не любишь его, а пресмыкаешься, будто он твой последний шанс? Ты молода, симпатична, ты еще встретишь любовь.

– Мне двадцать один, мне замуж пора! – сухо отрезала она.

– Но не тридцать один, да я бы и в тридцать не стала бы выходить таким способом, да еще без любви, – истошно доказывала я.

– Я не хочу оставаться одна, – гневно ответила Люся.

– Подумай, что ты несешь, – в такие годы боишься остаться? Это же просто смешно, я даже не помышляю ни о каком замужестве. А как же любовь, ты от нее отказываешься, ведь мы столько говорили о ней?

– Какая уж теперь любовь мне, устраиваться надо…

– Устроиться можно и в тридцать! Да что ты уперлась в это замужество, еще образование не получила, а заладила: замуж, замуж, замуж, будто речь идет о жизни и смерти! Ей-богу смешно, да что с тобой происходит?

– Сама ничего не понимаю, страшно мне, вот и все, устраиваться надо.

– Люсь, неужели ты хочешь одиночество вдвоем?

– Это все равно лучше, чем совсем одной.

Ее откровенный страх потряс меня. Нездоровая зависимость и невротическое желание заполучить мужа невольно передались мне. Я долго не могла опомниться от разговора, в голове вертелись мучительные вопросы: неужели на любовь нет даже надежды, неужели и мне придется пристраиваться? Неужели и у меня осталось мало времени? Мне казалось, я еще девочка, и рано озадачиваться замужеством, но, оказывается, уже пора, и мне угрожает одиночество. Но как и почему всего за один год из свободной жизнерадостной девушки Люся превратилась в жалкую курицу? Неужели и я через год стану такой же жалкой и буду рада за любого мужика пойти?

Разговор с подругой расстроил нервы, я даже забыла, зачем приехала. Люся была единственной душой, с кем я могла свободно говорить о любви, все остальные о ней даже не заикались, а говорили, надо замуж. И вот эта замечательная и необыкновенная Люся отступилась от любви, променяла любовь на устройство. Выходит, у меня больше нет подруги. Как связалась с мужиками, словно бес в нее вселился, и что они с ней сделали? То она завывает от горя, то перед мужиком унижается, которого и мужиком-то назвать трудно. А со мной даже знаться не желает, однако она очень искренна. Никто ничего не может посоветовать, только самой решать свою жизнь, вот что я поняла. А сердце подсказывает: не хочу его терять, и значит, надо отдаваться, но вдруг бросит? Ну, хоть бы кто-нибудь подсказал, как быть, может, с мамой поговорить?

– Мама, скажи, все мужчины бросают после этого?

– Да нет, не все, некоторые, напротив, привязываются.

– Даже так? – удивилась я и подумала, можно рискнуть.

– Бывает и так: захочешь бросить, да никак не отвяжешься.

– Мама, так как же узнать, бросит или привяжется?

– Заранее трудно: одному надо дать, а другому ни в коем случае! Тут чувствовать надо.

– Но как же без опыта чувствовать?

– А почему ты заговорила об этом, – встревожилась она, – глупость задумала?

– Этими глупостями мои подруги давно занимаются…

– Что, в подоле принести хочешь? – злобно закричала мать. – Да отец разорвет тебя! Стыд-то какой от соседей! Или что – аборт делать?

Я перепугалась, а когда она успокоилась, я осторожно продолжила:

– Сейчас через постель выходят замуж.

– Но твоего Женьку этим не возьмешь! – возразила она.

– Мама, но ты же сама сказала – не угадаешь.

– Выйди сначала, а потом и делай, что хочешь!

– Мама, но как же я выйду, если меня из-за девственности бросают?

– Кто полюбит, тот предложит.

– Но я люблю Женьку и не хочу его терять, как мне быть?