Петр Вяземский - Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836

• Название: Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836
• Автор: Петр Вяземский
• Жанр: Прочая документальная литература

«Поздравляю тебя, моя радость, с 1824-ю радостью по Рождестве Христове. Когда придет новая эра? Право, пора! А пока ожидаю коляски, которая все еще едет или не едет. Мы в Москве с детьми и порядочно устроились в своей хижине, светлой и чистой. Не будешь ли сюда, хоть к поре блинов? Или хочешь куличей? Тебя ведь в голодное время ждать нечего. Ты умеешь выбирать время. Меня скопцом вывели в «Полярной», не хуже Загряжского, и я остался при законной части. Да неужели было у меня: «Русский царь в шляпе»? Понять не могу и припомнить, когда доставил им эту песню, написанную мною тотчас после Двенадцатого года, когда это выражение было точно в народном употреблении. Не люблю ни писать задним числом, ни думать задним умом, ни чувствовать задним чувством. Всему свое время и свое место. Я сгорел, как прочел этот стих. Сделай милость, защищай меня от недоброжелателей…»

---

Софье Н[иколаевне] говорил о платье: ношеное оно еще для неё дороже – вот ответ.

Детей обнимаю братски и Павлуху целую во всю его милую рожицу.

Брат будет писать к вам после. Кланяйся Велгурскому; доставь записку Дмитриеву, также Тимирязеву, графу Толстому, Пушкину (Сергей Львович едет завтра в Москву) и Давыдовым и всем, кто вспомнит, и княгине Зенаиде. Прости! Грустно по Москве, особливо, когда думаю о вас:

Не там ли я в былые годы
Провел в бездействии, в тиши,
Мои счастливейшие дни.

(«Онегин»)

Читал ли «Наводнение» Хвостова? Стариной тряхнул.

С. И. Тургенев княгине В. Ф. Вяземской.

Le 18 février 1825. Moscou.

Madame, je m'empresse de vous rendre compte des commissions dont vous avez bien voulu me charger. La première et la plus importante a manqué complètement! La demoiselle de l'Institut de 1812 s'est engagée à entrer chez madame Karamsine, par autorisation spéciale de l'impératrice. Je tiens ceci de Еватерина Апдрееиша elle même. Quant à d'autres demoiselles du même Institut. il n'en sortira que dans un an d'ici. Ce n'est donc qu'alors que l'on pourra s'occuper de cette affaire. Je crois devoir vous prévenir cependant, qu'il doit y avoir bientôt une sortie des demoiselles du Couvent Smolnol et que l'on pourrait peut-être en trouver une qui vous convienne. Je regrette infiniment d'avoir été dans l'impossibilité de contribuer à vous faire avoir une gouvernante; ce qui me tranquillise pour mon compte – c'est que la chose ne dépendait pas de moi. Passons aux commissions, que je pouvais faire à moi seul. Hier j'ai remis au banquier Molvo la somme de 1500 roubles pour être envoyée à m-r votre frère, ensemble avec votre petite lettre pour lui. J'en ai pris un reèu que je garderai chez moi. Je ferai également partir ces jours-ci votre lettre pour m-me Pouschkine. Les touffes sont aussi commandées à Charles et seront prêtes pour samedi prochain. Je vous les enverrai lundi. Je finie, madame, par vous prier d'agréer mes remercîments les plus sincères pour la bonté dont vous avez bien voulu m'honorer pendant mon dernier séjour à Moscou; leur souvenir ne s'effacera jamais de mon coeur reconnaissant. Veuillez également les offrir de ma part au prince, dont l'amitié sera toujours pour moi Tun de mes biens les plus précieux. Il n'y aura pas d'indiscrétion non plus, je crois, à vous supplier de me rappeler au souvenir de votre aimable société, et particulièrement à celui de monsieur le comte Michel Welehorsky. Je regarde comme une véritable conquête la connaissance, que j'ai faite de cet homme éminemment distingué sous tous les rapports. Recevez, madame, l'hommage de mes respects et de' mon entier dévouement S. Tourgueneff.

664. Тургенев князю Вяземскому.

20-го февраля. [Петербург],

Третьего дня видел я Закревского и говорил о Каменском. Он знает о его положении во всей подробности; с чувством говорил о нем, по теперь не может помочь ему; несколько раз сбирался просить за него, по никак не мог приступить; получая о нем регулярно известие и зная о приговоре, судом над ним сделанном, он хотел прибегнуть к разным средствам, но ни на какое не мог решиться. Не в доброй воле и не в сердечном расположении недостаток: «Tempora mutatautur»!

О Боратынском несет он сам записку и будет усиленнейшим и убедительнейшим образом просить за него. Нельзя более быть расположенным в его пользу. В этом я какую-то имею теперь надежду на успех. Пишу к Боратынскому сегодня и прошу стихов для «Телеграфа». Дельвиг уехал к П[ушкину]. Не печатай в нем восьми стихов Жуковского, кой тебе прежде доставил: он никак не хочет; пришлет другие. Он мне дал вчера два послания: одно к Тутолмину о карете, а другое к фрейлине графине Комаровской, которая нарочно захромала, чтобы освободить больную мать от поездки с нею на бал.

Et garde-toi de rire à ce grave sujet!

Я на днях подаю в отставку от службы, то-есть, от всех мест, и верно не удержат. Здесь никому, кроме Карамзина, о сем не говорю. Карамзин старается отговорить, но Екатерина Андреевна напротив. Довольно: я исполнил раз долг дружбы и дождался покой неприятности. Je demande le congé, sans phrases, то-есть, без предварительного письма. Не говори об этом никому.

Два часа по полудни.

Сию минуту получаю писано ваше по делу князя Гагарина. Готовь исполнять все ваши поручения, но к этому и приступить со умею. Кто такой Э[льнерт]? Через кого дать знать ему о моем предложении? Ума не приложу. Сам я никогда в этих делах не обращался; и как сказать человеку прямо в лицо, чтобы он взял менее, нежели ему по закону следует? Не знаю еще с кем и посоветоваться в этом деле! не придумаю ни одного знакомого лица в сем училище, кроме графа Сиверса, начальника оного, но ему и говорить о сем деле нельзя. Поеду на всякий случай в Английский клуб. Не найду ли там кого? Буду действовать скоро, но не отвечаю за успех. К княгине самой писать теперь некогда. Буду отвечать, когда сделаю что-нибудь по делу. Детей обнимаю.

665. Тургенев князю Вяземскому.

26-го февраля 1825 г. [Петербург].

Письмо Булгакова огорчило и испугало меня тобою. Я надеюсь, что тебе уже лучше. Карамзиным не сказывал о твоей болезни, а скажу, когда получу удостоверение о выздоровлении. Побереги себя первые дни, по крайней мере, и слушайся княгини. Ожидаю с нетерпением вести о тебе, или хотя строчки от тебя.

Вчера родилась у великой княгини Елены Павловны, в десять часов вечера, дочь, и вчера же приехала великая княгиня Алексаедра Федоровна. При сем вспомнили, что и Елена Павловна приехала в день родин Александры Федоровны, но только тогда она выкинула.

Жуковский получил от возвратившейся своей ученицы прекрасный экран с победоносцем Георгием, а от брата её, кронпринца, портфель великолепный с дружескою надписью… Приезжих с нею, как-то любезной Варвары Павловны Ушаковой, еще не успел видеть.

Два раза уже слышал «Цыган» Пушкина и два раза восхищался ими. Не мне одному кажется, что это лучшее его произведение. С брата, который читает их наизусть, взял автор честное слово, что он списывать ни для кого не будет; иначе бы и тебя побаловал и прислал бы тебе «Цыган» его вместо крепкого бульона на тощий, если уже не больной, желудок. Боратынский прислал мне свою «Эду». Прекрасная повесть! Я выписал несколько стихов в письме к Жихареву, которые можешь прочесть. Вот еще. Когда гусар-обольститель оставил бедную финку в добычу грусти и отчаяния, она:

Очнувшись, долго грустный взор
Кругом себя она водила:
Не утешительный позор!
За летом осень наступила:
Тяжелая, седая мгла
Нагия скалы обвила.
Все мертво было;
Лист дубравный
Крутил уж вихорь своенравный
С природой вместе расцвела
Ты для любви, младая дева!
Жила в её восторгах ты:
Вся отлетела, как со древа
Летят поблеклые листы!
Жестоко сердце обманула
Любви коварная мечта!
Как дней весенных красота,
Тебе на миг она блеснула:
Исчезло все – земля пуста!
Сил на роптанье не имея,
Вошла бедняжка в угол свой
И зрит письмо перед собой,
Письмо от милого злодея.
«Прости», несчастный пишет ей,
«Прости! Быть может, сон мятежный,
Что ты была в любви своей,
А не казалась прямо нежной;
Что с Эдой счастлив был бы я,
Когда б умел я в счастье верить…
Бог нам обоим судия!
Ваш пол умеет лицемерлть!
Меня зовет кровавый бой:
Не знаю сам, куда судьбой
Я увлечем отселе буду;
Но ты была любима мной,
Но ввек тебя я не забуду.
Забудь меня; в душе своей
Любовь другую возлелей.
Всяк будет пленником послушным
Твоей цветущей красоты.
Легко воспользуешься ты
Моим советом добродушным
Легко… но если из очей
Слезу уронишь в самом деле
Ты на листок заветный сей,
Утешься: жребий мой тяжеле
Судьбины бедственной твоей».

Кто из нас, тяжеле или легче, не вздохнет с грустным воспоминанием и с укором совести при этом окончании! Оно мне нравится, ибо я нахожу в нем был, а не сказку.

Теперь опять к прозе. Я нашел, наконец, умного человека, который взялся побывать у Эльнерта. Он просил у меня на эту негосияцию два или три дни. Ожидаю сегодня или завтра ответа и тогда уведомлю княгиню о последствии предложения.

У Булгакова вчера кончалась и, вероятно, скончалась тетка, Мавра Ивановна Приклонская, да и сам он с глазной болезнью и ставит пиявки к ушам. Поклонись его брату и поблагодари за уведомление. Буду писать к нему.

Брат посылает княгине кудри её и просит подробнее известить его о Алексее Михайловиче Пушкине.

С Дашковым вчера обедал у графа Сергея Петровича Румянцева, но забыл выпросить прозы или стихов для «Телеграфа». У Жуковского ничего готового нет.

Пошли сказать Мерзлякову от меня, что Шишков докладывал о его книге государю, и что его величество принимает посвящение. Жуковский также сбирался писать к нему, но теперь его замыкают в первые дни приезда одной ученицы и разрешения от бремени другой.

Участь Московского университета еще не решена, хотя, кажется, и была речь об отставке к[нязя] О[боленскаго].

Кланяйся приятелям и приятельницам и перецелуй детей и почтительно пожми пухлую ручку у княгини. Поскорее пиши о себе.

666. Тургенев князю Вяземскому.

З-го марта. [Петербург].

Только вчера, в десять часов вечера, были мы спокойны и в полной радости. Я уже был и на почте, и у Булг[акова] и возвратился домой, куда пришел ко мне за вестьми о тебе и Жуковский с грустью и с нетерпением, как вдруг приносят письма от доброго Велеурского и Давыдова. Катерина Андреевна за мной уже присылала. Я догадался, что она узнала о твоей болезни, и ждал почты, а к ней не пошел, Получив письма, поскакал к Карамзиным съг Жуковским и на дороге увидел великолепный пожар театра, перевезенного из Петергофа, освещавший всю перспективу и Михайловский замок, на котором ярко отсвечивались золотые буквы фронтона. Мы поздравили и успокоили Карамзиных, но не совсем. За час перед тем они получили письмо княгини и теперь и за нее беспокоятся. Я все прочел им, и Катерина Андреевна с чувством и со слезами на глазах поручила мне благодарить Давыдова и Велеурского за письма их. Катенька не могла долго успокоиться и все жалела, что не с вами. Я скрывал от них все с величайшею осторожностью и хорошо делал: они занемогли бы от беспокойства и без пользы. Теперь мы плаваем в радости. Давно так тяжело не было. Я передавал Жуковскому и другим черные вести, и сам ежедневно два раза ездил за ними к Булгакову. Спасибо и Александру. На ту беду и Константин занемог глазами и не мог читать московских писем, да и тетка его занемогла смертью и скончалась. Я вру от радости, а завтра, то-есть, сегодня посылаю тебе апельсинов в благодарность за то, что ты выздоровел. Брат также грустил, страшился и болел за тебя. Я уж и досадовал, что уехал из Москвы; ругал Скюдери (да простит он мне) и верно бы остался ухаживать за тобою, если бы знал, что ты без меня окушаешься. Завтра и Муханову (Александру Алексеевичу) дам знать о твоем здоровье. Он сокрушался со мною по тебе вчера.