Петр Вяземский - Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1820-1823

• Название: Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1820-1823
• Автор: Петр Вяземский
• Жанр: Прочая документальная литература

«Перекрестись! Какой тебе «Первый снег» возвратить? Я прошу его от тебя. Пожалуй, сажай его в «Сын Отечества», только без всякой подписи. «Уныние» – также, и паче: это род исповеди. Конечно, у нас никто не читает: пиши что хочешь, но иное и для себя мыслит вслух не должно. Сейчас получил я письмо от Мещевского, которое меня тронуло: он говорит о своей чахотке и близкой кончине. Неужели Жуковскому ничего сделать в пользу его нельзя, хотя через Павловскую, хотя через Аничковскую дорогу? Сделай милость, похлопочите! Он прислал, Жуковскому «Смерть Кесаря». Хорошо ли? Можно ли отдать на театр? Расшевелитесь! В таких делах только и есть жизнь, во всем прочем – тление; особливо же у нас, где бытию нельзя крылья расправить: надобно по земле перепархивать…»

---

Что делает Жуковский? Опять держит мои стихи и не отвечает и опять сердиться на меня будет, что я не пишу с нему. Кто так изуродовал Батюшкова в 35-м «Сыне»?

Шепни им от меня: «Не сетуйте, друзья!»

должно быть в одном стихе; чтобы избежать рифмы на полустишии, скажи: Им от меня шепни. А последний стих должен два составлять.

Кто сушит и анатомит Пушкина? Обрывают розу, чтобы листок за листком доказать её красивость. Две, три странички свежия, – вот чего требовал цветок такой, как его поэма. Смешно хрипеть с кафедры два часа битых о беглом порыве соловьиного голоса.

Кстати о соловье: Каталани нас завтра оставляет, не давши концерта. Она дуется за то, что не приглашена была на балы. А более не позвали ее за то, что из балов выключили отставленную Помпадуру, приглашая только полковнических жен. Много было переговоров и волнений для принятия такого решительного решения. После завтра бал у маршала Rembielinski. В виду еще бал в коронацию у Заиончека, а к концу сейма – у Новосильцова. Приезжай к нам поплясать. Через несколько дней ожидаем Потоцких, которые уже положительно объявили о своем приезде. Я очень им радуюсь. Теперь прости! Граф Аракчеев, кажется, дни через три или четыре уезжает. Я перевел в речи государя: esprit de parti – дух сообщничества. Слова, этого у нас нет: тем лучше. Лучше в словах самовластничать, чем известному уже слову дать насильственное значение. Мой перевод лежит еще у государя. Меньшиков подслужился также переводом и, вероятно, дух миротворства сольет оба перевода в один.

302. Тургенев князю Вяземскому.

10-го сентября. [Петербург],

Письмецо твое от 30-го и 31-го августа чрез Кривцова получил вчера, но жениха-курьера еще не видел. Жаль, что ты не со мною вылил всю свою желчь, а на Карамзина. Я понял бы скорее я прочел им то, что нужно. С нетерпением желаю видеть Кривцова и узнать от него все подробности. Кто представлял о твоем предложении? Если не Капо, то успех был сомнителен.

Сделай одолжение, поспеши наведаться, отправляется ли от нас курьер в Царьград, и отдай повернее мое письмо в брату. Меня уверили, что курьер, из Варшавы посылаемый, скорее доедет, нежели отсюда почта, которая уезжает 16-го и 2-го каждого месяца. Смотря по сему, располагай отправлением письма сего: оно нужное. Да, сделай милость, и ты пиши в брату, справившись прежде: точно ли, как меня здесь уверяли, наш министр в Царьграде перлюстрирует все письма к русским, даже к своим ближайшим чиновникам. Это подозрение отравляет мою переписку с братом. Не пропусти, пожалуйста, цареградского курьера.

Николай Михайлович простудился в Павловске и опять нездоров. Поздравь от меня Северина. Я обрадовал его производством Ивана Ивановича. Сюда приехал. Лаваль с молодой дочерью: и его еще не видел. Жуковский не поедет на Варшаву. Он не может располагать своим путешествием, ибо из Дерпта едет уже не один, а с адьютантом великого князя. В Германии надеется порыскать и приглашает меня в товарищи; в другое время я бы и решился, но теперь помышляю только о том, как бы через год или полтора выкупить из турецкого плена брата. Жуковский теперь здесь, и мы вечеряли третьего дня у Перовских. Плещеев во весь ужин мистифировал одного гостя, случайно пришедшего, и он принял его за пьяного орловского помещика. Прости! Тургенев.

Вот еще поручение, которое прошу исполнить верно и скоро: отдай прилагаемый у сего пакет с 500 рублями ассигнаций графу Александру Николаевичу Толстому, адьютанту князя Меньшикова и возьми с него росписку в получении, которую пришли ко мне. Пожалуйста, поскорее и повернее. Сейчас пришел ко мне Кривцов. Кстати о деньгах: писал ли ты к Дружинину о доставлении ко мне двухсот рублей, взятых на покупку шинели и прочего, и 490 с чем-то, заплаченных портному, в получении коих им я и росписку его послал. Впрочем, если не время, то я ногу подождать.

С. И. Тургенев князю Вяземскому.

10/22-го сентября 1820 г. Буюгдере.

Позвольте мне, почтеннейший и любезнейший князь Петр Андреевич, еще раз беспокоить вас просьбою о доставлении прилагаемого здесь письма к братьям моим. Я не запечатал его, потому что содержание его, заключающее в себе некоторые новости. о Турции, где газет нет, может быть и для вас покажется любопытным. Примите наперед благодарение мое за препровождение этого письма в Петербург, а вместе и уверение в истинном почтении и совершенной преданности вашего покорнейшего слуги С. Тургенева.

303. Тургенев князю Вяземскому.

15-го сентября. [Петербург].

Письмо твое с речами и отчетами получил и вчера же разослал все экземпляры по принадлежности, и у меня, кроме польского, не осталось ни одного, ибо свой подарил я князю Голицыну; следовательно, пришли другой немедленно, да и впредь присылай не один экземпляр на мое имя. Кроме В. С. Ланского и меня, здесь никто этого не имеет, и меня затормошили просьбами о прочтении. Да и присылай и остальное все, что говорено было и будет говориться. Речь Мостовского оскорбила бы мою национальную гордость, если бы нелюбовь слабых могла быть оскорбительна. Какое приличие ставить нас в одной фразе с лютеранами и магометанами и в присутствии восточного царя своего accorder des séances pour l'exercice décent du culte oriental! Это неблагопристойно. Пришли и русский перевод речи. Я постараюсь отблагодарить казанским произведением, которое примечательнее всех речей ваших.

Вчера проводили у меня вечер Блудов, Чадаев и Жуковский и посвятили его чтению казанской книжки. Если бы не смех, то можно было бы лопнуть от ярости негодования, а ты горюешь от выбора Рембелинского! Если бы мы, по крайней мере, имели священное право сказать кому-нибудь о своем горе, даже только одному ему, хотя не вслух и наедине, и тогда принесло бы сказанное величайшую пользу; но зло, против воли его, творится и накопляется, и жалобы сердец благородных из побуждения самого чистого могут быть представлены в превратном и пагубном виде. Duclos говаривал в свое время: «C'est une petite bande d'impies, qui me rendra dévot». В наше и у нас можно сказать: «C'est une petite bande de dévot, qui me rendra impie», и я беспрестанно повторяю эпиграмму брата, которую он написал, кажется более еще для нас, нежели для Картузова:

О, сколь священная религия страдает!

Из неё делают дополнение в полиции и где же, и для кого!

После завтра едем мы с Жуковским в Царское Село к имениннице, а оттуда он уезжает в Дерпт и так далее. Послал ли я тебе эпилог Пушкина, на Кавказе написанный? Если нет, то прочтешь его в «Сыне Отечества» вместе с некоторыми переменами в его поэме. Каков Воейков? Я вчера сказал ему в глаза все, что думаю о его разборе и о его ответе Блудову. Охота связываться; но что, если бы Блудов не презрил его!

Вероятно, от вас будут отправления курьеров в Париж: это письмецо к князю Гагарину. Я получил его из Царьграда, днем после отправления моего письма в Париж.

Сейчас принесли мне Portalis: «De l'usage et de l'abus de l'esprit philosophique durant le XVIII siècle», в двух частях; сын выдал отца. Но если ты в состоянии читать по-немецки, то купи новую трагедию Раупаха «Die Erdennacht»: много прекрасного. Жаль, право, что читать некогда, а мыслить еще менее; а ум и душа так и рвутся на хорошее и изящное. Но что делать с прочитанным и с придуманным?

Кому сплести веночек?
Кого им подарю?

Если бы двух – трех приятелей не было, так право укоренился бы в Англинском клобе и приобрел бы полное право на его гражданство. Разве вперед пригодится? Ибо, здесь «все для души», сказал мудрец, которому мы подражать не умеем.

Мне за новость сказали стихи, qui voici, написанные по случаю громового удара, раздавшагося при первом обвинении королевы, и затмения при представлении тому доказательств.

When Gifford commenced his attack on the Queen,
Loud rattled the thunder, red lightnings were seen,
When Copley summed up ail he'd prooved, had beck done,
Twas al'most a total eclipse of the sun.
In the whole of the case we may clearly remark,
Accusation in thunder and proof in the dark.

Отсюда сбирается к Троппау граф Нессельроде. Пора писать в Царьград к брату. Пожалуйста, посылай ему ваши новости и уведомляй его о дипломатических переменах, даже и самых мелких, канцелярских, о которых можешь узнать от Северина. Прости!

304. Князь Вяземский Тургеневу.

16-го сентября. [Варшава].

Вот вам и русская речь. Надеюсь, что раскусите вставочное от коренного. Отошли один экземпляр Дмитриеву и Пушкину Василию и Александру Булгакову, Первому скажи, что, хотя делать нечего, а, право, ничего делать нельзя, то-есть, писать некогда. От последнего не получил ни строки с отъезда своего из Петербурга. Сейчас получил твое сытное письмо от 8-го сентября. О книгах, требуемых Дмитриевым, постараюсь. Здесь их нет.

Едем смотреть приезжих зверей. Грузинский уехал, говорят, в Гомель. Воротились. Сегодня утром пал в Посольской палате большинством 117-ти голосов против трех проект Кодекса судопроизводства уголовного.

Le gouvernement a ses licences, mais…

Такой промах пересолен. Подите теперь! Конечно, здешнее образование – игрушка; но в манежах Конногвардейского полка еще легче управлять государством. Как общее мнение ни удручено всеми возможными попытками самовластия, как над головами ни висят пары нелепого и гнусного шпионства, но там, где есть малейшая щель для государственной истины, там она, как ни делай, хлынет рекою и все одолевает, и все с собою уносит. Прения были по тому проекту любопытные. Маршал булавом своим давал беспрестанные киксы, а после власть гневается, что проигрывает партии и что выносится мелом на черную доску народного суда.