Саша Чекалов - Сквозь кальку. В ожидании главной героини

• Название: Сквозь кальку. В ожидании главной героини
• Автор: Саша Чекалов
• Жанр: Русское современное

Не будучи мистиком ни в малейшей степени и ввиду неоднозначности термина предпочитая называть данный вид реализма дискретным (поскольку для описываемой его средствами реальности характерна именно прерывистость, разбавленность обыденной жизни «изюминками» самых непредставимых событий и ситуаций), я согласен с Юрием Витальевичем в главном: границы реализма традиционного надо расширять… что в меру скромных способностей и делаю.

---

Сквозь кальку В ожидании главной героини Саша Чекалов

Корректор Владимир Евгеньевич Лямцев

© Саша Чекалов, 2017

ISBN 978-5-4485-3164-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

повесть в трёх картинах

Одиночество гонит меня

От порога к порогу…

(Александр Межиров)

Все имена и названия, кроме общеизвестных, вымышлены

Совпадения с нашей общей действительностью, пускай и очевидные, непреднамеренны

картина первая, предварительная

Блинчики

Куда ни кинь, всюду Клин.

(народная мудрость)

Она была актрисою,

но абсолютно лысою.

(Леонид Каганов. «Чушь»)

Переехала Лёся практически сразу, как вернулась из турпоездки. Вот, кажется, только что стояла, потупившись, возле памятника «афганцам», и шла потом пустынными переулочками Троицкого предместья, и – невольно замедлила шаг возле бронзовых роз у входа в метро, а между тем… вот уже и Белорусский вокзал опять подплывает: всё ближе, ближе…

Пора выметаться со старого флэта, а значит – альтернативу искать экстренно, угу.

Жильё нашлось быронько, респект этим вашим интернетам, – не прошло и недели, как потасканные мужички из хорошо известной грузоперевозчицкой компании резво носили до смешного лёгонький скарб: сначала вниз по лестнице одной хрущёвки, потом – вверх – на третий этаж точно такой же, в другом районе, поближе к центру (что-не-может-не-радовать), но и ощутимо дороже – увы и ах, типа.

Едва въехала, как пришлось снова… въезжать, короче: что к чему… Потому что сразу стало понятно, что без этого здесь не получится, ну… в общем, ничегошеньки.

Возникло такое понимание следующим образом: на второй день после заселения (хозяин заспанно вручил кольцо… нет-нет, пока лишь кольцо с ключами – и, уже опаздывая, исчез, будто канул, в полугодовую командировку на Таймыр) Лёся стояла возле «своей» двери и замыкала её – с тем чтобы отправиться на интервью с потенциальным работодателем (в месте, где она тогда отсиживала положенное, намекнули, что с нового года зарплата как бы сама собой сократится вдвое – трудно не понять правильно), как вдруг почувствовала за левым плечом некое неясное присутствие. Вздрогнув и резко обернувшись, она впервые увидела Курагу.

О внешности мадам Куракиной пару слов сказать придётся, хотя и не особо хочется… Первое, что видим, – это необъятный зад, контрастирующий с остальными частями тела, вполне худощавого; а примета номер два – собранная в узел морщин тёмная от загара рожица странного багрово-кофейного оттенка – именно такой цвет приобретает абрикос, если оставить его на солнце дольше, чем необходимо для нормального завяливания. (Отсюда и странная для пожилой женщины кличка.) Всё, остальное не столь существенно – баба как баба, «чо».

И вот эта баба обнаружилась непосредственно за спиной, чо никогда не ждёшь от незнакомок подобной комплекции (всё время подспудно ждёшь принца), – жаль, однако почему-то именно они реагируют на появление в подъезде «нового лица» в первую очередь… а обнаружившись – тут же заявила (низким, но, парадокс, и звонким, аж весь подъезд завибрировал, голосом): «Что-то я вас раньше не встречала! А?»

Вопросительное «а» вдруг до такой степени вывело Лёсю из себя, что она не сдержалась. Ляпнула рефлекторное: «А я вас!» – услышала в ответ: «Ясно. Ещё одна хамка на нашу голову» – и увидела спину (с полустёртыми следами побелки на блёкло-бирюзовом бархате) … И война началась.

На следующее утро, выходя, Лёся чуть не наступила на кучу. Не собачьего, нет… Вполне себе человеческого. Хорошо так оформленного – то есть не сказать чтобы прихватило кого-то, вот о чём речь… А спокойно рассупонился, присел и – наделал. На коврик, да. На ХОЗЯЙСКИЙ коврик – который теперь придётся как-то чистить, оттирать под краном, опрыскивать освежителем, чтоб отбить вонь… а она до конца не отобьётся, в любом случае… Вот же мразь какая!

Кто же этот герой, а? («Этот» – потому что, ну в самом деле, не «эта» же! – очевидно ведь, только мужики на такое способны.)

Поразительный факт: разгадка наступила спустя не более чем минуту, когда, миновав квартиру соседей снизу, Лёся поймала «краем уха» дуновение распахнутой двери и хвостик закругляемого предложения: «…и ведь от чистого сердца навалил: решил за мать вступиться, старшенький мой… Настоящий мужчина вырос!» – а потом, повернув голову, увидела и ту, давешнюю. (Выпускающую наружу парня в комбинезоне.) «Старая знакомая» впилась булавочными уколами зенок, громогласно, не смущаясь, резюмировала: «Во, помяни чёрта…» – и щеколда с той стороны грохотнула, как на лабазе, а сантехник (явно сантехник, больше некому: в комбинезоне-то да с ящиком инструментов, ну) бочком да мимоглядкой, стараясь ненароком не задеть новоявленную прокажённую, пошелестел своей дорогой – и в ответ на растерянное: «Эй, она кто?» – лишь тихо буркнул уголком щетинистого рта: «Н-нельюсуфна».

Нинель Юсуфовна, да. С тех пор Лёся слышала это имя почти ежедневно. Обычно в тюнингованном варианте – «ясын-н-нельюсуфны»: это когда по вечерам опять и опять, день за днём трезвонил дверной звонок, и, если не хватало выдержки не выглядывать обречённо наружу, там всегда обнаруживался кто-то из этих пацанов. Один из семерых.

«Здрасьте, ясын-ннельюсуфны, она просила вам передать, шо… шо тебе, тварюга, нечего здесь делать! и что долго ты здесь не задержишься, ыгыгыгы-ыы» – после чего блинчик, довольный собой, скатывался по лестнице обратно, в их нору…

(Ах, ну да: почему «блинчики»… Просто все они через слово вставляли «блин», поэтому.)

Ну, а параллельно – всё как полагается: нацарапанные на стене слова, плевки, засыхающие на замочной скважине, разный мусор в почтовом ящике… Дети вообще тем изобретательнее, чем более склонны мстить, а уж эти… эти, судя по всему, считали, что выполняют благородную миссию, и «отрывались» вовсю.

Заметим, у Лёси был и парень (подвизавшийся в охране фирмы эм… как же её… с депрессивным таким названием – то ли ООО «Растр-ойл», то ли нечто подобное). Из тех, кого принято называть малосимпатичными, и тем не менее вполне надёжный… в том смысле, что пару раз отваживал от Лёськи «ненужных» людей: однажды – бывшего её, потом ещё коллектора… ну, и так, по мелочам… Но перед блинчиками спасовал и он. При первой же как бы нечаянной жалобе на «семью уродов каких-то» ломанулся выяснять… стал барабанить в куракинскую дверь кулаками, орать (через дверь же) про козырные знакомства в ФСО, а ему… попросту не открыли. Вместо этого – как ни в чём не бывало вызвали по телефону наряд. Который неожиданно быстро прибыл, положил ухаря лицом на истёртый подошвами кафель и тэ дэ, и тэ пэ… Местный участковый ещё и на службу бедолаге сообщил – в общем, о-го-го как расстроил…

Потому что должность старшей по подъезду, знаете ли, хоть и неофициальна, всё ж таки не пустой звук – при том, что полиции остро необходимы помощники из рядовых граждан, а добровольцев так мало, что каждый на вес золота. И ценят их, ценят… И все это знают, ага.

И когда по выходным блинчики с Курагой выходили в полном составе «подышать», с ними здоровались. У них спрашивали, как дела, как сосуды с суставами, как сыграли «наши», а если возникала необходимость – и как пройти в районное отделение Мосэнергосбыта, чо! Несмотря на то, что каждая собака знала, кто они суть такие, вышеозначенная Курага и её дети…

Тем временем они, дети эти, постепенно входили во вкус. Изначальная мотивация пакостей (наказание «хамки») благополучно была забыта, но привычка уже успела сформироваться – теперь так просто не отучишься… и каждый день что-нибудь новенькое да ждало Лёсю за порогом. А то и непосредственно дома – как, например, в тот раз, когда вернулась она с работы, отперла, вошла, а по единственной комнате февральский ветер гуляет, и окно разбито, и на полу камень валяется, завёрнутый в фольгу, а под фольгой записка: с Днём святого Валентина, мол…

Кстати, вот да: уволившись по якобы собственному – на следующий же день устроилась в… ещё худшую клоаку, а что делать? – жильё-то оплачивать надо.

В «небольшом, но сплочённом», как было написано в объявлении о вакансии, коллективе нарисовалась немедленно подруга, Калерия, редкое имя – и вообще, судя по всему, странная семья, загадочная… Родители, просто «с мясом», с кровью сердца оторвав Калю от её милого класса, между прочим, выпускного (что-то стряслось такое… уж очень особенное), зачем-то переселились из столицы в «чудесный, уютный и романтический город Чайковского», благодаря чему Каля неизбежно полюбила композитора «всей душой» – ну, то есть как полюбила: «Нет, я не спорю, что он мальчиков предпочитал – это не кул, но мелодии-то в итоге у него были реально крутые, согласитесь!» – как-то так… Чистосердечная до дрожи, лапочка.