Н. Воскресенский - Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

• Название: Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века
• Автор: Н. Воскресенский
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-4448-0821-4

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената. Особое внимание уделяется участию в законотворческом процессе Петра I.

---

Столь активная творческая деятельность органически сочеталась со вполне успешной карьерой С. А. Покровского: в начале 1930-х он уже возглавил кафедру ленинизма в Ленинградском текстильном институте Наркомата легкой промышленности, а также стал ученым секретарем Высших библиотечных курсов при Публичной библиотеке. Примечательно, что в мае 1927 года только что вступивший в ВКП(б) Серафим Покровский затеял переписку с И. В. Сталиным. И не просто затеял, а взялся даже полемизировать с главой партии и государства по отдельным историко-революционным вопросам.

Как ни покажется сегодня неожиданным, но 27 мая и 23 июня 1927 года Иосиф Виссарионович нашел время ответить молодому коммунисту двумя письмами, первое из которых (весьма пространное по объему) оказалось выдержано во вполне мирной разъяснительно-увещевательной тональности[119]. Правда, уже во втором письме потерявший терпение генеральный секретарь ЦК ВКП(б) назвал Серафима Александровича «самовлюбленным нахалом, ставящим интересы своей “персоны” выше интересов истины», добавив, что тот обладает «нахальством невежды и самодовольством ограниченного эквилибристика», который «бесцеремонно переворачивает вещи вверх ногами»[120]. Эти уничижительные реплики вождя не имели, однако, для С. А. Покровского никаких последствий.

Гром грянул для Серафима Александровича в январе 1934 года, когда он был арестован по обвинению в создании подпольного антипартийного кружка. 3 марта того же года Особое совещание при ОГПУ СССР приговорило С. А. Покровского к трехлетней ссылке в Уфу. В том же месяце его исключили из партии.

В то время после таких эпизодов в биографии карьеру возобновляли редко. Однако у Серафима Покровского это получилось. Освободившись из ссылки в январе 1937 года, не будучи реабилитированным[121], он уже в 1938-м оказался на должности профессора во Всесоюзной академии внешней торговли, а в октябре 1942 года был принят (первоначально внештатным сотрудником) в Институт права АН СССР[122]. В тогдашних условиях подобное было возможно разве что при чьем-то могущественном содействии. Или при содействии могущественного ведомства. Несложно догадаться, какого именно.

Оказанное ему содействие в трудоустройстве и восстановлении в партии Серафим Александрович отрабатывал сполна. Причем не только как информатор. В начале 1950‐х годов он сыграл роковую роль в судьбе выпускника аспирантуры Института права, процессуалиста В. Я. Лившица.

Профессору С. А. Покровскому удалось не только войти в доверие к молодому коллеге, но и спровоцировать его на резкие антисоветские высказывания (в том числе в адрес Сталина)[123]. В итоге 3 октября 1952 года Валентина Лившица арестовали. Следствие было недолгим[124].

27 декабря 1952 года по обвинению в контрреволюционной и террористической деятельности военный трибунал Московского военного округа осудил Валентина Яковлевича к расстрелу[125]. 6 февраля следующего года приговор был приведен в исполнение[126]. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 15 октября 1959 года В. Я. Лившиц был реабилитирован «за отсутствием состава преступления»[127]. В этом определении, помимо прочего, была отмечена и провокаторская деятельность С. А. Покровского.

Но все это было уже позже. А в 1943–1944 годах сотрудник секции истории государства и права Института права Серафим Покровский неизменно выступал в поддержку Н. А. Воскресенского. И был среди «молодых кадров» Ученого совета наиболее сведущим специалистом в истории отечественного государства и права.

Мотивы, по которым Серафим Александрович взялся поддерживать Николая Алексеевича, установить в точности теперь вряд ли возможно. Наличие у него какого-то провокаторского замысла в отношении Воскресенского представляется крайне маловероятным. Николай Воскресенский был, с одной стороны, слишком безвестен, а с другой – совершенно аполитичен. По всей очевидности, в данном случае С. А. Покровский или выполнял просьбу своего «патрона», Бориса Сыромятникова, или рассчитывал на собственное дальнейшее сотрудничество с Николаем Алексеевичем в рамках какого-нибудь проекта по изучению истории государства и права России XVIII века. Несмотря на негласную деятельность и неистребимую склонность чутко улавливать идеологическую конъюнктуру, Серафим Покровский являлся вполне активным исследователем[128].

Возвращаясь к «молодым кадрам» из состава Ученого совета Института права, остается констатировать, что, в отличие от своих старших коллег, не все из них были способны в полной мере оценить научную значимость представленного на защиту труда Воскресенского. Это создавало вроде бы не лучшую предпосылку для исхода голосования. Однако «молодые кадры» были уже достаточно приучены к советской производственной дисциплине, дореволюционные академические свободы являлись для них малознакомой фикцией. И если уж руководство Института одобрило проведение защиты диссертации старшим научным сотрудником Николаем Воскресенским, то «кидать черные шары» не было никакого резона.

VIII

Процедура защиты диссертации в 1944 году ничем особенно не отличалась от современной. Вступительное слово председателя Совета, зачитывание данных о диссертанте, выступление диссертанта, выступления оппонентов, выступления желающих поучаствовать в прениях, ответы диссертанта на поступившие замечания, тайное голосование и оглашение его итогов. Согласно стенограмме, Николай Алексеевич выступил кратко, изложив двенадцать «тезисов»[129], после чего слово было предоставлено Б. И. Сыромятникову, а затем А. И. Андрееву.

Озвученные 21 июля 1944 года «тезисы» Николая Воскресенского носили преимущественно источниковедческий характер. По существу, это было адаптированное к процедуре защиты сокращенное изложение пространного «Археографического введения» к первому тому «Законодательных актов Петра I»[130] (тогда еще не вышедшему в свет). Красной нитью сквозь «тезисы» проходила мысль о необходимости ввести в научный оборот весь объем документов, связанных с правотворчеством первого российского императора. Наряду с этим Николай Воскресенский критиковал «Полное собрание законов Российской империи с 1830 года» (Первое Полное собрание законов) – за неполноту и многочисленные неточности в воспроизведении помещенных в нем нормативных актов.

Единственным в полной мере историко-правовым по содержанию тезисом был двенадцатый, в котором Николай Алексеевич суммировал наблюдения о деятельности первого российского императора как законодателя. В частности, диссертант отметил, что «законодательство Петра I… было творчеством серьезным, вдумчивым, продолжительным по времени и точно соответствовавшим потребностям и нуждам русской жизни; оно было плодом русской мысли и национальным по существу»[131].

В свою очередь, оппонентский отзыв Сыромятникова[132] также отчасти восходил к его предисловию к первому тому «Законодательных актов Петра I», к его упоминавшейся рецензии 1940 года и к его же отзыву от 4 октября 1943 года. По сравнению с предисловием и рецензией в отзыве была заметно усилена комплиментарная часть. Резюмировав достижения соискателя, Борис Иванович выдвинул смелое предложение: «Труд Воскресенского вполне достоин представления его на премию имени И. В. Сталина»[133].

Что касается замечаний, то Сыромятников (повторив в данном случае соответствующие фрагменты предисловия и рецензии) выразил, в первую очередь, несогласие с критикой Николаем Воскресенским Первого Полного собрания законов. Здесь Борис Иванович привел ряд вполне убедительных доводов историко-правового характера. В частности, отметил, что «Полное собрание законов…» являлось не научным изданием, а «преследовало чисто практические цели подготовки кодификации русского законодательства в виде систематического Свода законов»[134].

В противоположность Сыромятникову, отзыв и выступление Андреева[135] были значительно более критичными по отношению к диссертанту. Разумеется, в самых общих словах Александр Андреев не мог не признать значимость проделанной Николаем Алексеевичем работы: «С упорством и непреклонностью, достойными подражания… он вел свою работу по собиранию и изучению законодательных актов Петра I»[136]. Но далее Александр Игнатьевич осыпал Воскресенского градом критических замечаний.

Массив этих критических замечаний можно разделить на четыре группы. Во-первых, Андреев упрекнул Воскресенского в том, что тот упустил из виду необходимость просмотреть материалы так называемого «Меншиковского архива». Во-вторых – в том, что он нигде не сослался на более ранние публикации выявленных им актов, вообще проигнорировал труды предшествующих авторов («странным и непонятным является молчание Н. А. Воскресенского о своих предшественниках»[137]).

В-третьих, Александр Андреев подробно остановился на том, что Николай Воскресенский самочинно выработал глубоко неверные, с его, Андреева, точки зрения, правила публикации исторических документов. В-четвертых, оппонент выявил в первом томе «Законодательных актов Петра I» некоторое количество ошибок в текстах конкретных документов. Однако, несмотря на все обилие критики в адрес Николая Воскресенского, в заключение Андреев (и в отзыве, и в выступлении) высказался за присвоение ему ученой степени кандидата юридических наук[138].