Сергей Коровин - Синяя книга алкоголика

• Название: Синяя книга алкоголика
• Автор: Сергей Коровин
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-94278-990-8

Под обложкой «Синей книга алкоголика» собраны тексты, в которых алкоголь является одним из главных действующих лиц повествования. Издавна ему поют хвалу и издавна его осыпают проклятиями. Что же такое алкоголь – безусловное зло или дарованное человеку чудо, смысл которого пока для нас скрыт? Каждый из представленных в сборнике авторов на себе испытал всю мощь чар и ярости коварного духа, носящего имя spiritus vini, каждый прошел через его обольщение и выстоял. В результате одни навсегда отказались от него, другие взяли его в союзники.

---

– А кто это? – спросила Марина П.

– Ты что! – сказал Авдей Степанович. – Это известный поэт-нонконформист!

Вышли на улицу: погода ужасная – грязь, дождь со снегом. Мирослав Маратович, как человек воспитанный, говорит Марине:

– Давайте я вашу сумку понесу?

– Спасибо, – говорит Марина, – только, пожалуйста, аккуратно, у меня там рукописи.

– А чьи рукописи? – интересуется Немиров.

– Галича.

Немиров останавливается и говорит грозно:

– Что, блядь? Галича, блядь?! – Лезет в сумку, вытаскивает толстенную пачку – и по ветру! Все разлетелось – и в грязь. Марину П. едва удар не хватил.

После того как Мирослав Маратович расшвырял по улице Галича, о походе в гости к Марине П. не могло быть и речи. Она обиделась и ушла. А Мирослав Маратович с Авдеем Степановичем пошли по городу.

Зашли они в гости с Инге Жуковой, а там тихий семейный праздник: за столом сидит Инга с мамой, телевизор работает, елочка горит.

Усадили их за стол, налили водки, положили закуски. Они выпили по рюмочке, потом еще. Ингина мама говорит:

– Когда мы были молодыми, мы на праздниках не только пили. Мы общались, читали стихи…

Мирослав Маратович, как услышал, сразу говорит:

– Стихи? Запросто! Сейчас я почитаю! Влез на стул и начал:

– Хочу Ротару я пердолить!.. И так далее.

Выгнали их с позором.

Мирослав Маратович и Гузель сняли комнату с полным пансионом у повара из «Праги». В первое же утро они еще лежали в постели, когда в дверь деликатно постучали. Повар вкатил сервировочный столик с накрытым завтраком. В центре стояла бутылка водки. Втроем они позавтракали.

То же самое повторилось в обед. На ужин одной бутылки, по мнению повара, было недостаточно, и он выставил две. Втроем они поужинали. Наутро все повторилось. К сожалению, вечером после ужина с поваром случился удар, и его увезла «скорая помощь».

Однажды Мирослав Маратович Немиров проснулся с сильного похмелья и стал искать очки. Искал-искал – нет нигде! А Гузель как раз уехала в Тюмень. Мирослав Маратович разозлился и разбил тумбочку. А очков все нет! Да что ж это такое! Тогда он разбил сервант, вторую тумбочку и сломал стул. Нет очков! Да что за дела! Тогда он совсем разозлился, переломал всю оставшуюся мебель и разбил телефон. Комнату, кстати, они снимали, и мебель была хозяйская.

Спустя время опять проснулся, посмотрел вокруг, и стало ему страшно. Оделся он и ощупью кое-как добрался до Трехпрудного. Лег на пол и заплакал.

Дня через два вернулась Гузель. Разыскала Немирова, села напротив него грустная.

– Ну купим мы им новую мебель! – говорит Немиров в отчаянии.

– Купим,– говорит Гузель. – Но скажи мне, зачем ты по двору без трусов бегал?

Как-то Мирослав Маратович засиделся в гостях у Авдея Степановича Тер-Оганьяна, и Гузель стала звать его домой. Тогда он стал в нее плевать. Но Гузель предусмотрительно встала подальше. Тогда Немиров стал брать со стола журналы, плевать на них, а потом уже журналы бросать в Гузель.

Однажды в гостях у художника Дмитрия Врубеля Мирославу Маратовичу стало плохо. Врубель, которому было хорошо, стал помогать ему блевать. Он принес тазик и, стоя перед Немировым на коленях, засовывал себе пальцы в рот, приговаривая: «Слава, делай так – бэ-э-э! бэ-э-э!» А потом попытался засунуть свои пальцы в горло Мирославу Маратовичу.

Однажды утром на Трехпрудном Дик подошел ко входной двери и залаял. Сонная Вика пошла посмотреть, не пришел ли кто в гости. Из-за двери раздавался ответный лай. Вика осторожно приоткрыла дверь и выглянула. Там на четвереньках стоял Мирослав Маратович Немиров.

СЕРГЕЙ КАРПОВИЧ НАЗАРОВ

Сергей Карпович Назаров был писатель. Он был писатель с самого юного возраста и всегда выглядел как писатель: ходил по дому в шлепанцах, «собирал библиотеку», был толстоватым, с полными белыми руками в рыжих веснушках. У него единственного была печатная машинка, а также множество папок с рукописями и «архивом». Как у всякого писателя, на станции у него украли чемодан с рукописями. Во всяком случае, он так говорил, и это послужило поводом к серии серьезных пьянок.

Он был вальяжным, а поскольку происходил «из обеспеченной семьи» и хорошо питался, его барские замашки выглядели естественно. Правда, иногда они незаметно переходили в хамство, но это хамство в основном относилось к посторонним. Друзей он любил и был душевным человеком. Правда, кое-кто на него все-таки обижался. А я однажды с ним даже поссорился. Вернее, это он со мной поссорился, и два года мы не разговаривали. Но об это позже.

Мама Сергея Карповича – Раиса Петровна – работала директором вагона-ресторана фирменного поезда Ростов-Москва «Тихий Дон», поэтому в доме у Назаровых было очень красиво: ковры, хрусталь. Даже стены в коридоре были обиты красивым индийским линолеумом. У них имелся журнальный столик на чугунных ногах со столешницей «под искусственный малахит», выполенный в стиле барокко начала восьмидесятых, и тяжелый торшер, тоже на чугунной ножке. Как-то глубокой ночью именно этим торшером Авдей Степанович Тер-Оганесян отбивался от обезумевшего Назарова, который, в свою очередь, пытался его задушить.

Вообще Назаровы жили зажиточно. У них всегда можно было поесть копченой колбасы и попить растворимого кофе. Эти два продукта сегодня утратили свою избранность и уже не ценятся так нынешней интеллигентной молодежью. Тогда все было иначе.

Но иногда Назарова одолевала скупость. Однажды Авдей Степанович, Батманова и еще кто-то забрели к нему с утра в надежде похмелиться и, возможно, позавтракать. Назаров был мрачноват, он работал. Это с ним периодически случалось: «Я работаю!» Мог и в дом не пустить. Это раздражало. Ну работаешь, что ж теперь? К тебе люди пришли!

В общем, он встретил друзей неприветливо, напоил пустым чаем, правда индийским, другого в доме не держали. Авдей Степанович справился насчет поесть.

– Нету ничего! – сказал Назаров.

– Что нету? Ну макарончиков свари!

– И макаронов нету! – сказал Назаров. – Кончились.

Все ошарашенно замолчали, возникла пауза. И тут дверь буфета сама по себе отворилась и оттуда тонкой струйкой потекла гречневая крупа! Мыши прогрызли дырку в маменькиных запасах!

Раиса Петровна перешла с «Тихого Дона» на поезд Ростов-Ереван и привозила из поездок настоящий армянский коньяк. Как-то я застал Сергея Карповича в приподнятом настроении. Идем к нему в комнату: на чугунном столике заварной чайник, сахарница, лимон на блюдце, чашка с ложечкой. Уселись, Назаров хитро подмигивает, лезет в швейную машинку и достает початую бутылку «Ахтамара». Наливает мне в чистую чашку и в свою добавляет. Сидим, пьем чай, лимоном закусываем.

– Где взял? – спрашиваю.

– У мамы украл, – говорит Назаров. – Она пять бутылок привезла, я уже две украл. Ничего не могу с собой сделать, сижу один и пью. Хорошо, что ты зашел.

Вдруг входит папа – Карп Сергеевич.

– Чай пьете? – Понюхал воздух и говорит мне вежливо, но с напряжением: – Максим, я заметил, как ты приходишь, вы с Сергеем обязательно выпиваете. Если ты приходишь только для этого, то лучше не приходи.

Я смутился:

– Почему только для этого, Карп Сергеевич, – говорю, – не только для этого…

С Назаровым было замечательно пить до тех пор, пока он не напивался. Слава Богу, в бодром состоянии он мог находиться довольно долго. Пьяный же Назаров был неудобен по двум причинам: он любил мериться силой с малознакомыми людьми и весил более восьмидесяти килограммов.

Как-то Назаров дал мне почитать свои рассказы. Они лежали в красной картонной папке с веревочными завязками. Рассказы я прочитал сразу, но отдать ему рукописи все как-то не получалось. Папка пролежала у меня больше месяца. Когда наконец я собрался вернуть ее и открыл, чтобы проверить содержимое, то обомлел: внутри лежала горсть сгнивших вишен! Страниц двадцать бесценной назаровской прозы прогнили насквозь. Как выяснилось, пятилетняя Варечка решила таким образом заготовить на зиму сухофрукты.

Делать было нечего, я взял папку под мышку и понес Назарову. Когда Сергей Карпович увидел, что случилось с его творениями, он покраснел, надулся и ушел. А на другой день при встрече не подал мне руки.

Я, если честно, слегка обалдел. Мололи с кем что бывает! Вообще, в нашей компании в то время обижаться было не принято. Я подумал: «Ладно, черт с тобой!»

Два года мы не разговаривали и почти не виделись. Хотя мне его очень не хватало. Да и ему меня тоже.

Потом погиб Вася Слепченко, и над свежей могилой красный, заплаканный Назаров упал в мои объятия.

– Макс! Давай помиримся! – сказал он сквозь рыдания. – Васька умер! Все, блядь, помрем…