Эвандро Агацци - Научная объективность и ее контексты

• Название: Научная объективность и ее контексты
• Автор: Эвандро Агацци
• Жанр: Философия
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-89826-481-9

Книга философа с мировым именем посвящена детальной разработке реалистической концепции философии науки. Автор исследует проблемы объективности научного знания, референтов наблюдаемых и не-наблюдаемых объектов, структуры и динамики научных теорий, проблему истины в науке, вопросы этики науки, социальных измерений научной деятельности, взаимоотношения науки и технологий, науки и метафизики. В рамках своей позиции Э. Агацци анализирует практически все основные проблемы современной философии науки и даёт подробный критический разбор различных реалистических и анти-реалистических концепций. Автор формулирует ряд оригинальных идей и предлагает свою концепцию семантики эмпирических теорий. Книга предназначена для специалистов в области эпистемологии, логики, философии и истории науки.

---

139

Это – наиболее обычный способ представления этой ситуации. Историческая точность, однако, требует признать, что этот новый подход к пониманию аксиоматического метода был уже подготовлен Пашем (см. Pasch 1882) и полностью развит Пеано и его школой между 1889 и 1899 г г. (т. е. в десятилетие, предшествующее первой публикации «Оснований геометрии» Гильберта. В частности, Марио Пьери (ученик Пеано) в явном виде отстаивал мысль о том, что значение первичных понятий «определяется» постулатами (см. 1899, 1901). В то время как Пьери называл это «определением через постулаты», позднее стало обычным называть это «неявным определением». Однако это последнее выражение не считается хорошим способом охарактеризовать эту контекстуальную взаимозависимость значений, так что теперь оно используется в гораздо более ограниченном и техническом смысле в математической логике. Причина этой неудовлетворенности состоит в том, что на самом деле неясно, каким образом значения отдельных первичных понятий можно установить на основе одновременного присутствия постулатов.

В нескольких статьях, посвященных гильбертовским «Основаниям геометрии», появившихся в «Jahresbericht der deutschen Math.-Vereinigung», Фреге правильно указал, что совокупность постулатов может самое большее определить понятия «второго порядка» (так сказать, ингредиентами которых являются первичные понятия, определяемые постулатами), но не значение самих этих понятий. Критика Фреге не имела большого влияния (ввиду роста формалистической тенденции в математике), и, самое большее, привела позднее к некоторой «корректировке» этой проблемы. Как предположил Бернайс в обзоре незадолго до того обнаруженной переписки Фреге и Гильберта (опубликованной в Journal of Symbolic Logic, № 7, 1942: 92–93), постулаты элементарной геометрии, например, представляют явное определение не отдельных присутствующих в них понятий, а понятия трехмерного евклидова пространства.

Даже и с учетом этого, обоснованная критика Фреге не была учтена; и если мы уделим ей то внимание, какого она заслуживает, нам следует по крайней мере воздержаться от того, что аксиоматический контекст (как и любой лингвистический контекст) полностью определяет содержание понятий. Мы, безусловно, имеем основание говорить (как мы и сказали), что значение зависит также от контекста на интенсиональном уровне; но эта зависимость не может означать растворения значения в контексте, а иначе не могло бы возникнуть вообще никакого значения. Вот почему тезис о полной «переменности значения (meaning variation)» не может быть поддержан уже на семантических основаниях.

Мы не особенно заинтересованы в обсуждении семантической «устойчивости», которая должна в какой-то мере существовать, даже признать за контекстом всю его роль. С другой стороны, в дальнейшем мы представим конкретные аргументы в поддержку существования «устойчивой сердцевины» в значениях операциональных понятий, основанные на референциальных соображениях. Здесь мы можем сказать, что любое понятие входит в научную теорию снабженное значением, имеющим четкую структуру, зависящую от многих факторов. Поэтому неправильно говорить, что термины получают свои значения полностью и только через теоретический контекст. Это действительно то самое формалистическое заблуждение, которое восходит к предложению Карнапа рассматривать физические теории как интерпретированные логические формальные исчисления (см. Carnap 1934). На самом деле эмпирические теории не начинают существовать как формальные системы, а могут самое большее быть «формализованы», после того как достигнут некоторого этапа развития. На этом этапе может также стать возможным обнаружить «варьирование» значения, происходящее в результате помещения термина в новый контекст, но это «варьирование» всегда частичное. Поэтому, когда некоторый термин используется в конкретном предложении, он обычно используется только согласно части своего значения, и вполне может случиться, что эта часть не затрагивается «варьированием значения».

140

На самом деле это конкретный способ представления несоизмеримости, тесно связанный с лингвистическим взглядом на научные теории. Однако другие подходы к представлению несоизмеримости связывают ее с «гештальтическим» переключением; они представлены, например, в Dilworth (2008). Они также ближе к общей концепции науки, предлагаемой в этой работе, как станет видно позже.

141

Это не имеет ничего общего с эссенциализмом, поскольку мы не претендуем на то, что базовый интенсионал важнее, чем другие части значения, как будет полнее разъяснено в дальнейшем.

142

Эта же самая диаграмма будет использоваться в разд. 7.2.8 при более широком рассмотрении вопроса о сравнении теорий.

143

Сами по себе (лат.).

144

Некоторые авторы, такие как Дилуорт, подчеркивают разницу между референцией и референтом, утверждая, что референция, строго говоря, не есть свойство терминов или понятий, а скорее установка говорящего, который использует термины с целью привлечь внимание своего слушателя к определенным объектам. Мы обсудим вкратце этот вопрос в разд. 4.1 и укажем, почему предпочитаем придерживаться более традиционного употребления, согласно которому референция есть свойство терминов и понятий. Мы, однако, хотели бы подчеркнуть внутреннюю прагматическую сторону науки, лежащую в основе ее неизбежного операционального измерения. Мы очень схематично подчеркнули это измерение, приписав операциональным понятиям специфические роль и положение, но мы понимаем, что оставили без рассмотрения сложную природу самих операций и, в частности, их фундаментальное отличие от наблюдений. Не собираемся мы и углубляться в этот вопрос в остальной части этой книги. Однако аккуратное исследование этого вопроса можно найти в гл. 2 Stepin (2005), особ. с. 68–89, где представление различных «слоев» необходимо для соотнесения теоретических схем с опытом через «инструментальные ситуации» и «эмпирические схемы».

145

Понятие положения отдельной частицы есть операциональное понятие, например, в классической механике материальных точек, но теоретическое в кинетической теории газов.

146

Мы сказали, что не принимаем «традиционное» разделение терминов на наблюдательные и теоретические. Однако, гораздо более сложное использование понятия наблюдения вполне соответствует нашему способу характеризовать операциональные понятия, в которых сложные инструменты дают нам возможность «наблюдать» объекты, ненаблюдаемые в повседневном смысле этого слова, который строго связан с восприятиями. Это соответствует хорошо известному утверждению, что наши инструменты можно рассматривать как «усиленные человеческие органы чувств», так что правильно говорить, что благодаря им мы можем «наблюдать» гораздо больше, чем без них.

Это расширение понятия наблюдаемости (это, кстати, играет большую роль в Harré 1986) становится еще более важным, если учесть, что способность «наблюдать» – в этом гораздо более богатом и интересном смысле – возрастает с развитием не только сложной техники, но и научного знания как такового. Прекрасное представление этого расширенного смысла наблюдения можно найти в Shapere (1982) и, в смысле, непосредственно связанном с операциональным подходом, предлагаемым в нашей книге, в Buzzoni (1987). Однако поскольку в большей части литературы «наблюдательное – теоретическое» понимается все еще в прежней эмпиристской форме, мы будем избегать термина «наблюдательный», употребляя вместо него «операциональный», кроме как в особых явно оговоренных случаях. Заметим, однако, что мы поступаем так не для того, чтобы сохранить верность предполагаемому «подлинному» смыслу понятия наблюдения, а просто потому, что мы не разделяем позиций «радикального эмпиризма», отстаивающего этот смысл. Эта позиция пронизывает, в частности, van Fraassen (2008), проявляясь, например, в таких резких декларациях как «в том смысле, в каком я употребляю этот термин: наблюдение есть восприятие, а восприятие есть нечто возможное для нас, если вообще возможно, без инструментов» (С. 96), и в подзаголовке «”Наблюдение с помощью инструментов”: наши завораживающие метафоры».

Естественные науки Нового времени характеризовались тем, что были эмпирическими, а не чисто спекулятивными, поскольку выбрали инструментальные наблюдения (с их общепризнанными решающими преимуществами интерсубъективности и точности); поэтому странно звучит то, что такой фундаментальный факт низводится до уровня метафоры в рамках подхода, намеревающего предложить хорошую интерпретацию природы современной науки. Это, однако, может быть как раз симптомом внутренней слабости самого тезиса радикального эмпиризма.

147

Различив теории и законы, мы можем даже сказать, что «доступное знание» представлено скорее накопившимися выражениями известных законов, нежели законов и теорий (последние затрагивают понимание и объяснение законов). Однако здесь этот вопрос не слишком важен и мы спокойно можем допустить, что даже теории принадлежат к упомянутому «доступному знанию», согласно уже принятому нами широкому смыслу слова «знание», согласно которому понимание и объяснение являются составными частями знания, несмотря на их гипотетичность.