Михаил Корнеев - Хайдеггер и восточная философия: поиски взаимодополнительности культур

• Название: Хайдеггер и восточная философия: поиски взаимодополнительности культур
• Автор: Михаил Корнеев
• Издательство: Санкт-Петербургское философское общество
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-93597-007-4

Коллективная монография представляет первую в отечественной историко-философской мысли попытку прочтения М. Хайдеггера в диалоге и сравнении с философскими традициями Востока.

Для всех интересующихся философской мыслью Запада и Востока и компративистикой.

---

Вместе с тем учение Хуэй-нэна об отсутствии мысли не столь однозначно: мысль есть неотъемлемое свойство ума, так что возникает непосредственно как проявление истинной реальности, заключенной в нем. Проблема состоит таким образом не в том, чтобы просто прекратить возникновение различающего знания – это невозможно, пока существует истинная реальность ума, но в том, чтобы не впасть в приверженность к внешним признакам различаемых предметов, не абсолютизировать данные чувственного восприятия. Иными словами, необходимо сохранять базовое состояние недвойственности. Хуэй-нэн говорил: «Мысли непрерывно друг друга продолжают и поддерживают, это называется связыванием путами, если не быть в мыслях приверженным к вещам, то это называется отсутствием свойств, и субстанция вещей таким образом {предстанет} чистой… От мыслей рождаются дурные воззрения, вся пыль, все иллюзорные представления возникают из них. В изначальной природе никакая вещь не может быть приобретена.[448] Если что-то приобретено (имеется в виду не-дискретность истинной природы, ее неразделенность на вещи – К.С.), то это ложные беседы о счастье и несчастье, т.е. пыль, изнурение и дурные воззрения. Поэтому в нашем учении основным является отсутствие мысли. Благомудрые друзья! Отсутствие есть отсутствие чего? Мысль есть мысль о чем? Отсутствие есть отсутствие признака двойственности, отсутствие сознания пыли (т.е. обыденного сознания-vijnana – К.С.). Мысль есть мысль об изначальной природе истинной реальности, истинная реальность есть основа мысли, мысль есть проявление истинной реальности. Мысль возникает из собственной природы истинной реальности, глаза, уши, нос и язык не могут мыслить. Поскольку есть реальность истинной природы, могут возникнуть мысли»[449]. Более того, в состоянии пробуждения чувственное познание может даже продолжиться, но уже не будет оказывать губительного воздействия на ум подвижника. В общем, можно заключить, что базовое чаньское учение Хуэй-нэна об отсутствии мысли заключает в себе как важнейший элемент концепцию недвойственности – «отсутствие признака двойственности», (абсолютизации различий между вещами – К.С.) в терминологии Шестого Патриарха.

Ни одна из известных нам работ, сопоставляющих труды Хайдеггера и дальневосточный буддизм, не привлекала к рассмотрению теорию отсутствия мыслей. Нам же представляется очевидным, что «отсутствие мыслей» находится в некотором соответствии с пафосом Хайдеггера, направленным на конструирование не-дуального мира. Отсутствие мыслей, как понимали его ученики Хуэй-нэна, есть не что иное как преодоление эмпирической личности и, как следствие, эмпирического мира в целом, в частности, его фундаментальной конечности. Результатом этого процесса должно было стать непосредственное созерцание истинного бытия, совпадающее с реализацией высшей сущности человека.

§7. Ученики и последователи Хуэй-нэна: Хэцзэ Шэнь-хуэй, Усян и Баотан У-чжу

Историческая картина становления китайского чань-буддизма в течении многих столетий подвергалась тенденциозным искажениям и до сих пор лишена достаточной ясности. Несомненно то обстоятельство, что долгое время считавшееся принципиальным разделение чань-буддизма на Южную (мгновенную) и Северную (постепенную) школы, в значительной степени является плодом искаженных толкований, произведенных Хэцзэ Шэнь-хуэем с целью возвеличивания своего наставника Хуэй-нэна, которго он стремился представить истинным наследником учения Бодхидхармы, а себя соответственно истинным преемником Хуэй-нэна.

Кисти Шэнь-хуэя принадлежит произведение,озаглавленное «Записи о разъяснении веры Bеликого наставника Хэ-цзэ»[450]. Идеи этого текста также разделяют недвойственный взгляд Хуэй-нэна на «отсутствие мысли»: «Отсутствие мысли в отношении истинной реальности есть познание истинного свойства (реальности) вне мышления в признаках и свойствах. … Мысль отсутствия мысли есть мысль об истинной реальности. … Ум изначально не проявляет себя, Путь свободен от мысли. Отсутствие мысли, размышлений, отсутствие стремлений и приобретений, нет прихода и ухода, разделения на то и это. … Это есть обретение пути недвойственности, постижение принципа единой колесницы (наивысшего учения – К.С.)» Еще одной характерной чертой учения Шэнь-хуэя было утверждение наличия у пробужденного ума некоего сущностного свойства – «одухотворенного знания» (лин чжи), которое понималось как присущее всем людям «все-знанине», «спонтанная мудрость», сродни мудрости Будды[451]. Подобная теория могла появится только как проявление традиционного китайского мышления в парадигме «субстанции и акциденции» или, как говорили китайцы «природы и сущностных свойств». Элементы подобного подхода в мышлении Хуэй-нэна ощущаются даже в приведенных нами выше кратких отрывках его высказываний. Шэнь-хуэй в этом отношении оказался верным последователем своего наставника.

В определенном противостоянии Шэнь-хуэю находились сторонники более радикального толкования «отсутствия мыслей» – наставники чань-буддизма из Сычуани У-сян и Баотан У-чжу. Их учение описано в весьма тенденциозном и апологетическом по духу сочинении «Запись о передаче Дхармы (учения) в течении поколений»[452]. Учение обоих наставников восходит к Хуэй-нэну, причем они, как и Шэнь-хуэй, полагали себя его истинными преемниками. У-сян был последователем учеников монаха Чу-цзи, одного из преемников Хуэй-нэна. У-чжу следовал еще одному представителю традиции Хуэй-нэна Цзы-цзаю.

Учение Цзы-цзая автор «Ли-дай фа-бао цзи» формулирует одной фразой: «В чистоте нет признака чистоты, это и есть истинная чистота природы Будды»[453]. Как представляется, в таком виде учение Цзы-цзая находится в непосредственной генетической связи с учением У-чжу об «отсутствии мысли». Однако, У-чжу привел концепцию «отсутствия мысли» к ее логическому завершению-представлению о неразличении и абсолютной неприверженности, «когда отсутствует даже отсутствие мысли». У-чжу опираясь на воззрения Цзы-цзая по поводу отсутствия признака чистоты в чистоте, установил необходимость сохранять совершенную неприверженность ума и добиваться освобождения даже от малейшего различения (конструирующей деятельности ума), способного вызвать в сознании приверженность к феноменальному многообразию[454]. Из такой концепции следовал вывод о непосредственном тождестве человеческого сознания и Будды и призыв к отвержению традиционных канонических практик и доктринальных учений и обращению к созерцанию собственной природы как наивысшему пути освобождения. В этом и выразилось основное содержание доктрины У-чжу об «отсутствии мыслей». Поскольку подобная формулировка учения делала бесполезной всю предшествовавшую буддийскую традицию и обрядность, снимала необходимость формализованных практик и официального принятия обетов, уборки территории монастыря, возделывания огородов и т.д.

C доктринальной точки зрения учение У-сяна определялось формулой так называемых «трёх фраз»: «не-запоминания», «не-мыслия» и «не-забвения».

«Не-запоминание» соответствует буддийской морально-этической практике исполнения заповедей, «не-мыслие» или «отсутствие мыслей» соответствует практике сосредоточения и «не-забвение» соответствует мудрости[455].

Собственная традиция У-сяна и параллельно с ним Хэцзэ Шэнь-хуэя определялась как «чань Татхагаты», т.е. «созерцание Вместилища Так Приходящего». Это учение было призвано преодолеть приверженность Северной школы к постоянному созерцанию и совершенствованию изначально чистой природы собственного ума. Постоянное очищение чистого зеркала ума, уничтожение постоянно возникающих аффектов, к которому призывал основоположник Северной школы Шэнь-сю в известной гатхе из «Алтарной сутры», должно было, по мысли Шэнь-хуэя и У-сяна, быть заменено непосредственным созерцанием природы собственного сознания, которое и есть Будда[456]. Очевидно, что в интерпретации практики достижения «отсутствия мысли» как непосредственной реализации природы ума, и У-сян и У-чжу и Шэнь-хуэй были вполне солидарны.

Несмотря на очевидную связь, в том числе и генетическую, с учением Шэнь-хуэя, доктрина У-сян и в последствии У-чжу в определённом смысле более радикальна – ими не признавалось базовое положение Шэнь-хуэя о существововании некоего «естественного знания» или «одухотворенного знания» (лин-чжи), высвобождение которого и составляет суть «отсутствия мысли», которое, в свою очередь, есть не что иное, как мгновенное пробуждение само по себе. Иными словами, по учению Шэнь-хуэя, «отсутствие мысли» можно понять как подготовительный этап, предшествующий реализации одухотворенной природы ума, в то время как У-сян и У-чжу рассматривали «отсутствие мысли» как достижение окончательного пробуждения.

У-чжу развил мысль своего учителя: У-сян (преподобный Ким) понимал «отсутствие мысли» как одно из трёх направлений практики учения, а У-чжу возвёл «отсутствие мысли» в ранг высшей доктрины. «Сян-гун спросил: „Эти три фразы (имеется в виду „не-запоминание“, „отсутствие мысли“ и „не-забвение“, т.е. учение преподобного Кима – К.С.) составляют единство или три {раздельных} практики?“ Наставник (У-чжу) ответил: „Они едины, а не тройственны. Не-запоминание есть практика исполнения обетов, отсутствие мысли есть сосредоточение, не-забвение есть мудрость… Отсутствие мысли есть полнота обетов, сосредоточения и мудрости… Отсутствие мысли есть отсутствие {мирского} знания“[457]. Из этого отрывка вполне ясно то, почему последователи У-чжу не соблюдали монашеских правил: «отсутствие мысли» преодолевает необходимость формальной практики и одновременно дает возможность любой, самой причудливой формы исполнения учения[458].