Михаил Корнеев - Хайдеггер и восточная философия: поиски взаимодополнительности культур

• Название: Хайдеггер и восточная философия: поиски взаимодополнительности культур
• Автор: Михаил Корнеев
• Издательство: Санкт-Петербургское философское общество
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-93597-007-4

Коллективная монография представляет первую в отечественной историко-философской мысли попытку прочтения М. Хайдеггера в диалоге и сравнении с философскими традициями Востока.

Для всех интересующихся философской мыслью Запада и Востока и компративистикой.

---

В силу ряда научных обстоятельств в данной работе затрагивается ряд моментов, не имеющих прямого отношения к проблематике «Хайдеггер и Восток«, в частности взаимоотношения учений внутри самой дальневосточной традиции, а также соотношение сознания и ума в чань/дзэн-буддизме. Проблемы эти интересны и сами по себе, но в перспективе их решение способно углубить наши представления о структуре восточной мысли в ее отношении c западной, в том числе и с Хайдеггером. Работа по сопоставлению мысли Хайдеггера и восточной философии скорее, на наш взгляд, ценна тем, что позволяет глубже понять саму восточную, в данном случае чаньскую (дзэнскую) традицию.

§2. Постановка проблемы. Сходства и различия

Постановка проблемы взаимодействия мысли Хайдеггера и восточных традиций не нова, сама же проблема все еще пребывает в стадии разрешения. Суть ее сводится к тому, что Хайдеггер несомненно испытал различные воздействия со стороны восточных духовных традиций и осознавал это сам. По некоторым сведениям, он даже читал одно время специальный курс, посвященный японскому дзэн-буддизму, с которым был знаком благодаря работам Д. Судзуки и беседам со своими японскими учениками, которые старались просветить его в части своей традиционной философии. Хайдеггер весьма ценил Судзуки, указывая даже на то, что его философия есть попытка выразить то, о чем говорит «этот японец».

Вместе с тем, было бы неосновательно и неправомерно с чисто научной точки зрения, пытаться усмотреть в мысли Хайдеггера нечто, генетически связанное с восточной мыслью. Замечательным примером в этом отношении является эссе Хайдеггера «Вещь» (Das Ding). В этом тексте немецкий мыслитель практически дословно воспроизводит знаменитый пассаж из «Чжуан-цзы» о сущности вещей в той его части, где говорится о том, что сущность вещи есть то, чем она не является, нежели то, что она есть, и приводится в этой связи пример с кувшином, чью суть составляют не стенки, но пустое пространство, заключенное между ними[403]. Теме взаимоотношений Хайдеггера и Лао-цзы посвящено много работ, но так или иначе, общий пафос выступлений сводится к тому, что мысль Хайдеггера шла своим уникальным путем, а моменты сходства с восточными традициями, если и имеются, то не носят генетического характера. Можно также полагать, вслед за несколькими японскими авторами, что элементы сходства Хайдеггера и, например, буддийской мысли, лежат в сходстве базовых условий умозрения, и, таким образом, носят типологический характер. К таким базовым предпосылкам можно отнести общее осознание конечности человека, ничтожности и неосновательности его личного бытия, неспособностью человека к умотрению трансцендентных оснований феноменального бытия. То общее, что предопределило сходство учения Хайдеггера и традиции чань (дзэн) буддизма лежит в осознании нашего существования как бездны, пропасти, на дне которой ничего нет[404]. Но это самое отсутствие, «пустота» и есть с точки зрения буддизма Махаяны основание бытия, исполненное радости и осознания фундаментальной ценности человека. В свете подобных построений теряется необходимость в указании на непреодолимую трансцендентность истинного бытия оно трансцендентно, но безусловно, обнаруживает себя во всякий момент времени, в любом феноменальном проявлении. Отсюда и та ценность, которую и буддисты и Хайдеггер придавали мгновению: если истинное бытие и способно раскрыть себя, то это может произойти только спонтанно, естественно, в тот особый момент, когда понимаешь, что капля дождя и ты сам есть в сущности одно и то же[405]. Это обстоятельство составляет одну из основных черт сходства философии Хайдеггера и чань-буддизма, или скорее буддизма дальневосточной Махаяны. В случае Хайдеггера представляется необходимым говорить именно о Махаяне, причем предпочтительно в ее китайском и японском вариантах, ибо именно эти традиции Хайдеггер, видимо, знал лучше всего, и именно им были в наибольшей степени присущи те моменты мироощущения, о которых говорилось выше[406].

Вместе с тем, работы, посвященные связи мысли Хайдеггера и буддизма имеют одну особенность: во всех присутствует существенный элемент натяжки. Корень этой особенности, как представляется, лежит в структуре Хайдеггеровской мысли, которая не позволяет выстраивать прямые причинные или генетические связи внутри себя, но заставляет исследователя обращаться к поиску аллюзий и типологических сходств, которые немецкий мыслитель сам не всегда имел в виду, а, по большей части, о них и не предполагал[407]. Авторы и сами осознают этот недостаток своих исследований, признавая, что во всех случаях речь может идти лишь об «устремлениях, схожих в дзэн»[408]. Так или иначе, речь может вестись о том, что Хайдеггер в ходе своей интеллектуальной эволюции пришел к идее мира, свободного от субъектно-объкетной дихотомии, от разъединяющей языковой структурированности[409], мира неразличимого и текучего, где все происходит из всего и является выражением высшего, тотального бытия. В этой связи обретает смысл и сопоставление Хайдеггеровского понятия «дома» (Heim), оформившегося под влиянием Новалиса с дзэнским пониманием пробуждения[410].

В связи с той важностью, какой для Хайдеггеровской мысли как таковой обладает концепция бытия, и в свете предстоящего сравнительного исследования, представляется необходимым рассмотреть как онтологию китайского буддизма в целом, так и ее приложение к дзэнскому/чаньскому учению об уме и сознании. Подобный анализ окажет значительную помощь в следующем этапе исследования: рассмотрении концепций очевидно ближайшего к Хайдеггеру по духу дзэнского наставника Догэна. При анализе взаимоотношений мысли Хайдеггера и буддийской традиции важен еще и момент интерпретации, каковая должна быть максимально адекватной, ибо иначе мы рискуем подменить оригинальное содержание традиций собственными представлениями об их гипотетическом сходстве. В этой связи представляется уместным обратиться к становлению и содержанию традиции Дальневосточного буддизма и чань-буддизма в частности, что даст последующему исследованию ключ для правильной реконструкции параллелей между Хайдеггером и чань.

§3. Китайский взгляд на мир. Адекватность описания

Китайская система мировидения развивалась совершенно иным по сравнению с индийским путем, в ней доминировали отличные от индийских представления, так что китайская мысль не выработала понятий, сколько-нибудь подходящих для передачи индийских философских концепций. Трансляция терминов приобретала значение, выходящее за рамки простой передачи терминологии фактически перевести потребовалось целую культуру, причем в ее высшем, философском и психологическом измерениях. Данная задача осложнялась тем, что всякий перевод по необходимости оказывался интерпретацией, подразумевал, пусть и неосознанно, момент комментирования, что обогащало как и само оригинальное учение, так и нативную традицию, привнося в ее терминологический аппарат не свойственные ему ранее оттенки значений. С другой стороны, учитывая известную гибкость буддизма, следует иметь в виду, что это учение приспосабливалось к новым условиям. Эта адаптация выражалась не только в том, что буддизм воспринимал элементы нативной мыслительной традиции, но и в том, что в нем самом на первый план выступали те элементы, которые, изначально присутствуя в оригинальной буддийской традиции, не получили в ней значительного развития. Прежде всего сказанное относится к онтологическим представлениям, «позитивной онтологии», доказательствам существования истинной реальности (tathata), которые были развернуты в рамках китайского буддизма[411]. В этом отношении терминология китайского буддизма приобрела некоторые специфические коннотации. Прежде всего, это касается «сознания», которое в китайском буддизме приобрело специфические оттенки, так что употребление самого термина «сознание» является во многом неудовлетворительным.

При любом переводе в изначальный термин с необходимостью привносится некий элемент, изначально чуждый оригинальному термину[412]. Таким образом возникает более сложный комплекс значений, требующий от исследователя четкого разграничения, того, что он имеет в виду под тем или иным понятием. Достаточно лишь беглого знакомства с текстами китайского буддизма для того, чтобы увидеть, что эта религия весьма отличается от своего индийского прототипа. Речь не идет о том, что в китайском буддизме появились новые концепции по сравнению с индийским они сохранились, но смысл их изменился, зачастую радикальным образом. Все сказанное приобретает дополнительный смысл, когда речь заходит о сопоставлении традиции китайского буддизма с философией Хайдеггера. Анализируя эти две традиции не следует допускать подмены понятий, и тем более вкладывать в них изначально отсутствующий смысл. В противном случае исследователь рискует получить так сказать «хайдеггеризированный» буддизм, который будет иметь мало общего с исследуемым прототипом[413]. В то же время, не следует забывать о том, что основным вопросом Хайдеггера, так же как и китайских буддистов, было выяснение природы истинного бытия. Источником бытия и в его феноменальном и в трансцендентном планах для буддистов было «сознание» или «ум». Употребление последнего термина представляется нам наиболее адекватным[414].