Коллектив авторов - Русско-турецкая война: русский и болгарский взгляд. 1877-1878. Сборник воспоминаний

• Название: Русско-турецкая война: русский и болгарский взгляд. 1877-1878. Сборник воспоминаний
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Биографии и Мемуары

В апреле 1876 года в Болгарии вспыхнуло восстание, в ходе подавления которого турецкие войска совершили массовые убийства мирного населения, погибли свыше 30 тысяч человек.

Кровавая расправа всколыхнула всю Европу. В поддержку болгар высказались Чарльз Дарвин, Оскар Уайльд, Виктор Гюго и Джузеппе Гарибальди. 24 (12) апреля 1877 года, «исчерпав до конца миролюбие», Россия объявила войну Турции.

В сборник воспоминаний, подготовленный к 140-летию со дня начала Русской-турецкой «Освободительной» войны 1877–1878 гг., вошли мемуары ее участников – солдат, офицеров, генералов, сестер милосердия и др., показывающих разные стороны жизни армии и тыла. Впервые под одной обложкой помещены два взгляда на войну – русский и болгарский, – что позволит читателю лучше понять события одной из самых известных войн Российской империи.

---

– Не знаем, – сказали турки.

И мы отправились уже вперед, осмотреть дорогу к Осман-пазару, нет ли где турецких войск. Перед отъездом полковники стали давать за кофе бакшиш[231] – кто серебряный рубль, кто половину, да и я бросил полрубля и сказал полковнику Паренсову, что вернемся сюда, тут дело не чисто. Турки нам лгут, что не знают ничего и никуда не ходили. Это ложь. Вернемся, что потом к тому же это удобно: легко узнаем, есть турецкие войска или нет.

Полковник Паренсов хотел вернуться, но казачий полковник не желал. Настаивал на том, чтобы шли вперед. Я им сказал, что, если они отправятся, пойдем, но, если турки где-нибудь вылезут из леса и нас завалят, я не буду ни в чем виноват. Тронулись вперед, все по верху, по дороге, и спустя час достигли поляны. Она была четверть часа в ширину, немного низкой, впереди тут и там виднелись люди, будто караул, но они едва показывались из-за холма. Мы вели с собой одного турка. Остановили его и спросили турка, что за люди впереди нас. «Не знаю», – сказал турок. Справа от дороги были другие турки, и наши отправили турка узнать, что там, за пригорком. В это время из-за холма появились четыре всадника, каждый на расстоянии ста шагов друг от друга. Только увидев нас, остановились, как это принято у постовых. Полковник Паренсов сказал мне:

– Иди посмотри, кто это.

Я уже хорошо понял, что это турецкие всадники, но не мог ничего поделать. Я не хотел показаться начальству трусом, но и жизнь мне была мила. Я тронул поводья, но едва сделал 200–300 шагов, как полковник Паренсов крикнул, обращаясь ко мне:

– Панайот, Панайот, вернись! – и махнул рукой.

Я вернулся и подумал: «Еще поживем». Как только я прибыл к ним, мы обернулись посмотреть на турок, потому что откуда-то, где были всадники, прогремела пушка, и одна граната прожужжала над нами. Небольшая пушка, старая, но с жужжанием гранаты мы дали галопа назад, видели бы, как бежали кони! И дорога была пустой, но тесной, мы не помещались. Когда прибыли в село, где пили кофе, никого там не было видно. Да и было ли у нас время смотреть, где наши товарищи по кофе? Как ветер мы пролетели по дороге, и только начав спускаться к Кесарово, остановились и пошли ходом.

После полудня достигли Лясковца – голодные. Другая дорога не заходила в Лясковец, но у меня в этом селе был хороший друг – Калчо Пасков, с которым мы долгое время совместно работали в Белграде[232]. Спросил о его доме – мне показали. Только вошли во двор, вот Калчо и его брат Энчо, оба оказались дома. Тотчас нас позвали в дом Энчо на верхнем этаже и хорошо угостили – по-лясковски: вино принесли в белом медном котле, и за трапезой мы сидели более получаса. Полковник Артамонов сказал: «Давайте пойдем!» Я ему: «Давайте посидим еще!» Но тот ответил, что есть дела, потому он пойдет. Я тогда нашел предлог остаться, сказав полковнику, что сейчас есть возможность с этим человеком отправить домой деньги, поскольку Калчо поедет в Белград, и он очень легко сможет сделать это для меня. Калчо с легкостью принял те 25 наполеонов, что я дал ему для отправки домой, хотя они были и смешны для женских капризов. Но лучше поздно, чем никогда, говорит пословица.

Как полковник уехал, я остался и вечером же прибыл на Марно поле в виноградник, туда, где была моя палатка. Полковник Артамонов писал рапорт в штаб и описывал, что мы видели, кто там был, на каком расстоянии находился турецкий авангард от наших войск. А полковник Паренцов[233] меня заставлял получить черкесскую форму и оружие, дабы ходить с ним. Я ответил ему, что оружие имею, а черкесскую форму ненавижу, поскольку нам, болгарам, черкесы осточертели. Не знаю, что подумал полковник Паренцов, на следующий день оказалось, что его с этой должности сняли и на его место назначен полковник Артамонов. И принялся полковник Артамонов нами распоряжаться. Полковник Паренцов попросил взять меня с собой, но на это полковник Артамонов ему ответил, что я нужен тут, в штабе, и не могу без приказа покидать штаб-офицера. Я остался. А куда поехал полковник Паренцов, не знаю.

В это время я попросил Петра Делиминкова украсть коня из постоялого двора в Тырново под предлогом, что напоит его, вывести с постоялого двора, и будто бы забыв, на каком дворе взял, оставить коня у нас. К несчастью, конь был вьючный. Но Петр нашел ему седло, устроил его так, что Петр уже не смог и сам понять, его ли это конь.

После того мне приказали отправиться с несколькими моими парнями и одним казаком до ближайших к Хаинбоазу[234] деревушек, к старейшинам сел, чтобы они дали людей починить дорогу от Плачково до Хаинето[235]. С этой целью следом за нами – и пионерскую роту[236] – пробить каменистые места. Я отправился из Тырново до Хаинбоаза. Я тронулся из Тырново в Хаинбоаз, разослав парней побыстрее собрать людей из окрестных деревушек и привести их. Сам я остановился в Хаинето и повел людей из Злати-рыта. Дорогу починили до устья ущелья. Прибыли и пионеры. Я спросил их начальника, есть ли еще работа.

– Нет уже! – ответил он мне.

– Ну тогда дай мне расписку, что с моей стороны все, что требовалось, сделано!

Он написал расписку и дал ее мне. Это было после полудня. Я вскочил на коня и отправился в Хаинето. Справа от дороги на Хаинето был полк солдат, но какой полк, не помню. Сегодня я уже знаю из описания Д. П. Радовича[237], что тот полк был Егомский, а другой, у реки, – Савойский[238]. Там у полка увидел двух болгар, молодых крепких парней 30-летнего возраста, хорошо одетых, с новыми белыми онучами и черными веревками. И оба – с хорошими ружьями на плечах – ушли из полка и пошли в село Хаинето. Шли передо мной. Как только я их настиг, спросил:

– Вы откуда, молодые юнаки?[239]

Они остановились и вперили в меня взгляд:

– Да не бай[240] Панайот ли ты?

– Да. Это я.

– Потому что ищем тебя, – сказали парни, – потому и идем в село. Нам сказали, что там можем вас найти.

– Ну скажите, зачем меня ищете и откуда вы? – сказал парням. И они принялись мне рассказывать, что они из Терзобаса, что там ага[241] был некий Ибрахим Арнаудов. Так как было приказано и их селу отправлять хлеб в [русские] войска в Хаинето, они его давали. Но в их селе, в трех часах от Хаинето, не было никаких русских войск. Турок Ибрахим Арнаудов решил отправиться в Хаинето, чтобы познакомиться с воинскими начальниками и договориться с ними по поводу того, что надо приготовить. Турок думал, что через день-два русские войска двинутся к Сливену, и тогда он уже будет знаком с командирами полков. Ибрахим Арнаудов договорился с двумя болгарами, бывшими из более богатых людей в селе, что они пойдут с ними, чтобы поговорить с русскими начальниками, и после вернутся назад. Хорошо придумано, но, явившись к полковнику, наши болгары, во-первых, не знали русского, во-вторых, никто не знал и кто они, и откуда. Ну и сразу же турка посадили под арест там на поляне. Сторожить его остался один солдат. А мои болгары пошли в село Хаинето, спросить, что теперь делать: они не хотели так возвращаться в свое село. А так как оно еще не было взято русскими, они не смели возвратиться без их аги. Потому и искали они меня, чтобы я сказал русским отпустить турка.

Я ответил парням, что турок может и лгать: а пришел осмотреть наши войска, и вернувшись в село, отправится рассказать турецким начальникам, что тут видел. Болгары клялись, что они знают своего земляка Ибрахима, что он – честный и добрый человек, что никогда никому из болгар не сделал ничего плохого, потому просят это объяснить и дать им его отвести назад в Терзобас.

– Хорошо, – сказал я им, – а полковник отряда послушает ли меня, что надо отпустить турка? Но давайте пойдем и посмотрим, что можем сделать.

Мы с двумя терзобасцами вернулись, прибыли в полк, спросили полковника. Показали мне палатку – пошли к нему. Смотрю, молодой полковник, около 32 или 34 лет, среднего роста. Рассказал ему об арестованном турке, что он пришел с добрыми намерениями с этими болгарами, которые ручаются за него. Вытащил из своего кармана билет, который имел от главного штаба. Полковник, только взглянув на билет, сказал:

– Это ваше дело. Вы хотите турка, вот он вам, отведите его! – и приказал освободить арестованного агу.

Тут надо сказать об этом добродушном офицере, что у него не было злобы в душе. Если бы был какой-нибудь капризный или малодушный человек, мог и не дать турка, отправить его в штаб, и иди его искать и вызволять. Болгары не могли вернуться назад, и бог знает, какую еще резню может это вызвать, ведь турки из сел Терзбоаз, Жумалий, Оризаре[242], Терзобарцы, Казымцы и Чамдере знали, что Ибрахим Арнаудов пошел с двумя болгарами к русским в Хаинето. Если бы они не вернулись, турки подумали, что болгары убили турка. Тогда пойдет ложный слух, что болгары убили турка, и перережут минимум сто или двести болгар. И все же вот спустя несколько дней пострадала Стара-Загора.

Но, как бы то ни было, я сказал турку и болгарам, чтобы в следующий раз так не делали без поручителя. И не обманываются, что можно просто так «давай к русским». Потому что, если вас не знают и с вами не знакомы – пропадете. Пошли к себе наши болгары с Ибрахимом Арнаудовым.