Коллектив авторов - Русско-турецкая война: русский и болгарский взгляд. 1877-1878. Сборник воспоминаний

• Название: Русско-турецкая война: русский и болгарский взгляд. 1877-1878. Сборник воспоминаний
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Биографии и Мемуары

В апреле 1876 года в Болгарии вспыхнуло восстание, в ходе подавления которого турецкие войска совершили массовые убийства мирного населения, погибли свыше 30 тысяч человек.

Кровавая расправа всколыхнула всю Европу. В поддержку болгар высказались Чарльз Дарвин, Оскар Уайльд, Виктор Гюго и Джузеппе Гарибальди. 24 (12) апреля 1877 года, «исчерпав до конца миролюбие», Россия объявила войну Турции.

В сборник воспоминаний, подготовленный к 140-летию со дня начала Русской-турецкой «Освободительной» войны 1877–1878 гг., вошли мемуары ее участников – солдат, офицеров, генералов, сестер милосердия и др., показывающих разные стороны жизни армии и тыла. Впервые под одной обложкой помещены два взгляда на войну – русский и болгарский, – что позволит читателю лучше понять события одной из самых известных войн Российской империи.

---

Часть этих сообщений была правдой, а часть – выдумана нами, чтобы вызвать более быстрые распоряжения. Явившись, я рассказал все вышеперечисленное майору, он с вниманием меня выслушал и пометил у себя. Пока я пил чай, на коне примчался учитель Петр, упал на колени и с притворным плачем сказал:

– Молю, Ваше превосходительство, избавьте нас от этих агарян[192]! – и рассказал ему то же самое.

После него и стобский учитель рассказал то же самое, и, пока он рассказывал, майор дал письмо с нашими сообщениями казаку и приказал ему еще рано утром привезти ответ из Софии.

Утром мы пришли к майору, и он нам сказал, что войска скоро прибудут. Мы радостные отправились в Рилу, и как только дошли до Кочериново, кавалерия и артиллерия нас настигла в лугах Кочериново. Наши ребята оживились и стали гнать турок. Около полудня прибыла и пехота. Майор Орлинский разделил пехоту на два отряда: одна половина потянулась слева, другая – справа от джумайского шоссе по оврагам, а кавалерия пошла по шоссе – погнала коней к туркам, дала залп и отошла обратно, пока ее не окружила пехота.

Турки подвезли более двухсот телег для добычи, и только груженые телеги с добычей встретились с пустыми, солдаты (пехотинцы) грянули с обеих сторон, и кавалерия пустилась по шоссе вместе с нашими ребятами. Завязалась общая перестрелка. Мы несколько раз просили Орлинского выстрелить из пушки, но он каждый раз отвечал, что это невозможно – существует перемирие и сам государь-император его подписал.

– Ваше высокоблагородие, турки думают, что бьются с переодетыми в русскую форму болгарами, потому и не бегут, но как только они услышат пушечный выстрел, то все побегут.

В это время прибыл один казак с седлом и уздечкой за спиной и сообщил, что ему зарубили коня, другой – раненный в ногу. Тогда майор приказал бросить только одну гранату, а труба заиграла усиленный бой. Турки сразу бросили телеги и ударились в бега. Русские солдаты полетели следом за ними, а наши парни повели украденных буйволов, волов, коров, и селяне и селянки пришли забрать каждый свой скот и вещи.

Граната упала посреди города в реку. Турки собрались, чтобы посмотреть, русская ли армия пришла, и, убедившись, что русская, стали бежать. Но еще ранее мы отправили джумайских селян, бывших с нами, пойти и собрать окольных селян, у кого есть ружья, и занять все Кресненское ущелье – с самого низа до самого верха. (Тут длина ущелья около четырех часов пути. Дорога на Серес, Мелник, Петрич и Солунь высечена высоко в скалах справа от Струмы. От Струмы выше по дороге есть вершины высотой с полтора минарета, а слева так много неприступных скал, что один стрелок с ружьем мог положить двадцать человек.)

Джумайские селяне заняли ущелье. Ночью турки зашагали прочь, расположили телегу за телегой подобно какому-то поезду и, как только приблизились к выходу из ущелья, по ним открыли такую стрельбу, что испугались кони, буйволы и волы и даже внизу в Струме женщины, дети и т. д. Долгое время Струма несла человеческие и животные останки. Целое лето селяне сундуки, медные сосуды и что только еще не вытаскивали из Струмы.

Рано утром несколько солдат и наших парней пошли в Джумаю, чтобы увидеть, как обстоят дела. Последние скоро вернулись и сообщили нам, что, как только прознали про гранату, вся полиция, войска и все турки ударились в бега, запалив ночью и таможню. Тогда мы направились туда и на восходе солнца вошли в Джумаю. Несколько старых турок перед воротами на коленях и с непокрытыми головами нас встретили и поклонились. Все отправились в турецкую махалу[193] в поисках добычи. Я пошел к себе домой. Нашел деньги и часы своего деда под самшитом. Бочки с вином и ракией стояли полными. Я поднялся. Смотрю – все голо, открыл стенной шкаф – нашел церковные вещи нетронутыми.

Вскоре меня стали посещать мародеры и спрашивать, нет ли тут какого-то скрывшегося турка. Тут надо отметить, что турки сдержали свое слово и помогли нам, но мы, болгары, своего слова не сдержали, и много турок впоследствии стали жертвами – даже и те, кто старался как можно больше услужить. Из Софии прибыли софийский губернатор Алабин[194] и Марин Дринов, чтобы организовать различные советы.

Тоне Крайчов «Мы чаяли увидеть свободу и радость…»

Тоне Крайчов родился в 1842 г. в селе Желяве близ Софии. Учился в Софии у известного и влиятельного учителя периода национального возрождения Савы Филаретова[195], после чего на короткое время стал учителем в родном селе. Позднее был избран членом школьного и церковного настоятельства. Являлся одним из ктиторов[196] в росписи местной церкви Св. Николая Чудотворца. Задумывал и постройку здания школы в родном селе.

В 1872 г. включился в борьбу за освобождение болгарского народа. Стал одним из самых инициативных учредителей Революционного комитета в селе Желяве, был избран его председателем. За короткое время сумел привлечь к делу освобождения десятки болгар из окрестных сел. При расследовании, проведенном турецкими властями после организованного Димитром Обшти[197] налета на почту в проходе Арабаконаке[198], арестован и осужден на три года тюрьмы в Диярбакыре (ныне – Турция). Когда срок заключения истек (1875 г.), вернулся в Желяву, где встретил освобождение Болгарии.

В 1878 г. избран членом первого Софийского окружного совета. Обосновался в Софии и активно участвовал в общественно-политической жизни княжества. Стал одним из учредителей Национальной библиотеки им. свв. Кирилла и Мефодия, пожертвовав деньги на роспись храма. Депутат Первого и Третьего Великого народного собрания, Четвертого и Восьмого Обыкновенного народного собрания. Умер в 1901 г.

Воспоминания Тоне Крайчова хронологически охватывают период 1872–1878 гг. и включают подробные записи, которые велись автором во время его заключения в Диярбакыре, а также дневник, повествующий о пережитом до освобождения. Тексты, относящиеся к периоду 1876–1878 гг., написаны в 1896 г., оригинал их хранится в архиве Института исторических исследований БАН (Арх. сб. № 523/1950 г.). Диярбакырские записи впервые опубликованы в 1930 г., а их продолжение частично обнародовано профессором Александром Бурмовым[199]. Настоящий отрывок воспроизводится по единственному целостному и научному изданию Тоне Крайчова: Крайчов Т. Диарбекирски дневник и спомени. С., 1989. С. 136–156. Перевод с болгарского А. А. Леонтьевой.

ПРИБЛИЖАЛОСЬ ВРЕМЯ ЖАТВЫ. Земледельцы начали работы в поле, обсуждая между делом, что Россия объявила войну Турции и русские перешли уже реку Прут[200] и подошли близко к городу Плевне, слышали также, что там был страшный бой между русскими и турками. Это подтвердилось еще и тем, что турецкое правительство распорядилось от каждого села взять по паре волов с телегой и людей для отправки припасов для военных нужд Плевны. И мы чаяли увидеть свободу и радость, но в то же время мы в любой момент были готовы к внезапной смерти от рук черкесов и башибузуков, превратившихся в безумных и неумолимых зверей-кровопийц.

Узнав, что Плевна оказалась в руках русских, турецкое правительство распорядилось укрепить проходы в Балканских горах и разместить регулярные войска в некоторых местах – больше всего их было в Арабаконаке, несколько тысяч – в селе Яблоница и меньше – в селе Елешница. А также в селах расположились отряды из сотен турок и черкесов-башибузуков, которые ежедневно их патрулировали.

После взятия Плевны русскими мухаджиры (беженцы) – турки из Плевны и ее окрестностей – вместе со своими семьями достигли Софийской котловины, где остались жить в селах. Пришли и в наше село Желява 30 семейств с детьми и со всеми пожитками и скотом. Они разместились в нескольких домах, где оставались около месяца. В то время я находился в своей корчме, и у меня появились постоянные клиенты без денег. Главным у тех беженцев, что остановились у нас в селе, был некий Омер-чауш. В том году у нас в лавке было около 400 ок меда из наших ульев. Благодаря этому меду я стал очень дружен с этими беженцами, и они уже защищали меня от черкесов и турок-башибузуков, которые ежедневно по две четы проходили через наше село. То, что я угощал их кофе, ненадолго могло спасти меня.

Однажды один из башибузуков пригласил меня выйти на улицу поговорить. Он сказал мне: «Чорбаджи Тоне, мы с тобой торговали (я действительно в Софии покупал у него дубленые царвули[201] для своей лавки) и я ел твой хлеб и соль, пил твой кофе и потому говорю тебе: не оставайся здесь, в своей корчме, скройся где-нибудь, потому как наши товарищи-башибузуки подумывают убить тебя, как только выпадет удобный случай». Я поблагодарил его за совет, и мы разошлись. Я, пораженный, стал думать, что делать. Наконец, я решил, вывел своего коня, которого прятал в чужом доме (иначе его давно бы забрали черкесы). Подготовил его для поездки в Софию, намереваясь найти какой-нибудь дом, чтобы мы вместе с детьми могли бы переждать беды тех дней. Я попросил беженца Омера-чауша дать мне одного турка для сопровождения до Софии и обратно в качестве охранника и сказал ему, что еду в Софию не для того, чтобы покинуть село, а чтобы доставить некоторые товары для лавки. Он поверил и выделил мне одного человека по имени Ахмед-ага. Все это я рассказал матери, брату и жене.