Макс Коллинз - Похищенный

• Название: Похищенный
• Автор: Макс Коллинз
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-87322-385-8

В книге увлекательно рассказана потрясшая в свое время Америку история похищения годовалого ребенка легендарного летчика Чарльза Линдберга, первым совершившего перелет через Атлантический океан. В очередном романе о детективе Натане Геллере Макс Аллан Коллинз вновь возвращается к событиям 30-х годов нашего столетия и с присущим ему мастерством воссоздает тревожную атмосферу эпохи.

---

– У них действительно был след, – сказал я. – «Кладбищенский Джон» оставил один на кладбище святого Реймонда.

– Почему же тогда они не представили сделанный гипсовый слепок этого следа? – с горьким сарказмом проговорил он. – Или они скрыли эту улику из жалости ко мне?

Рейли должен был потребовать предъявления гипсового слепка этого следа на суде; но Рейли много чего должен был сделать.

– Вы знали, что они несколько раз брали у меня отпечатки пальцев? И не только пальцев. Они без конца снимали отпечатки с моих рук – с боковых сторон и с вогнутых участков. И потом на суде, когда мой адвокат спросил об отпечатках пальцев, Уиленз говорит: нет отпечатков.

– На лестнице нашли очень много отпечатков пальцев, – сказал я. – Поэтому они и снимали их у вас.

– И обнаружили, что на лестнице моих отпечатков нет! В детской совсем не нашли никаких отпечатков. И не только моих – не было отпечатков пальцев родителей, няни и слуг. Они говорят, что я надевал перчатки. Значит, и родители, когда они входили в комнату ребенка, и все слуги тоже надевали перчатки?

– Похоже на то, что кто-то стер все отпечатки в детской после похищения. Очевидно, этот человек проживал в доме Линдбергов.

– Возле лестницы они нашли стамеску. Сравнили ее с моими столярными инструментами. У меня дома есть набор инструментов; стамеску, которую они нашли, изготовила фирма «Бакс Бразерс». Они говорят присяжным: это стамеска Хауптмана, и присяжные им проверили.

– Но свидетелям, которые видели вас в день похищения, они не поверили, не так ли?

– У меня были хорошие свидетели, но потом Рейли нанял других, плохих свидетелей. Они меня доконали! Эти безумцы из психиатрических больниц, бывшие преступники... и Уиленз их одурачил. Поэтому хорошим людям, свидетелям, которые говорят обо мне правду, не верят. Пять человек, которые видели меня в булочной с Анни во время преступления, хороших людей, выставили лжецами. Один из них, старый джентльмен по фамилии Мэнли, больной человек, встал с постели и поклялся, что первого марта 1932 года в девять часов видел меня в своей булочной.

Я фыркнул:

– Но зато Хокмуту с его катарактой, кассирше кинотеатра, водителю такси, этим, мягко говоря, сомнительным свидетелям они охотно поверили.

– Но почему, Нейт? Почему?

– Э... вы сказали о свидетелях с уголовным прошлым. Но вы тоже имели судимости. Дик.

– Да, в Германии после войны. В Америке ни одной... – он приложил руку к груди. – Я вернулся домой с войны в отрепьях. Меня шатало от голода. И дома моя мать, братья и сестры тоже страдали от голода. И я действительно украл пальто и воровал еду. Я был лишь глупым мальчишкой. Воровать нехорошо, я знаю, но в моей стране после войны многие воровали. И я ни разу не причинил боли ни одному человеку.

– Однажды вы проникли в помещение, сломав окно второго этажа. И еще вы ограбили двух женщин с детскими колясками, имея при себе оружие. Добавьте два этих преступления и...

– Но в этих колясках не было детей! В Германии в то время детские коляски использовались в качестве тележек для перевозки продуктов. Знаете, что я украл? Девять булок и несколько продуктовых карточек. Никаких детей я не напугал.

– А когда проникли на второй этаж?

Он пожал плечами:

– Я залез в офис мэра. Это была скорее проказа, чем ограбление. Украл серебряные карманные часы и несколько сот марок. Я не горжусь этим – знаю, что поступил нехорошо. Я успокаивал свою совесть, говоря себе: а, ладно, другие тоже делают это.

Об этом раскаянии Хауптмана должен был говорить Рейли на суде; Уиленз уничтожил Хауптмана, рассказав об этой истории с детскими колясками, что вообще было недопустимо, черт возьми!

– Я все это понимаю, Дик, – сказал я, – но и вы должны понимать, что это усугубило ваше положение. Откровенно говоря, ваше положение осложняется уже тем, что вы немец. И, черт возьми, на войне вы были пулеметчиком, что делает вас убийцей в глазах людей.

Он чуть улыбнулся, и в голосе его прозвучал вполне понятный сарказм:

– А разве ни один американец не был на войне пулеметчиком?

Я покачал головой:

– Когда убивают свои – это не в счет, тем более, когда одерживаешь победу. И я не думаю, что фашистские сборища или сборы денег в фонд вашей защиты будут способствовать росту вашей популярности.

Его сарказм испарился.

– А что мне делать? Штат конфисковал наши деньги, Анни и мои. Вы еврей, Нейт?

– Мой отец был евреем. Я не очень религиозен.

– Зато я религиозен, – он нервно улыбнулся. – Вы ненавидите меня за то, что я немец? Вы думаете, я отношу себя к расе господ? Вы думаете, я ненавижу евреев?

– Я американец, – сказал я. – Мои предки приехали из Германии. Почему я должен вас ненавидеть или делать такие предположения?

Он робко дотронулся до моего плеча:

– Мистер Геллер, почему вас не было среди присяжных?

– Дик, вам не нужно убеждать меня в том, что многие доказательства были сфальсифицированы. Вам не нужно говорить мне, что Хокмунд был слеп или что та кассирша кинотеатра, которая сказала, что помнит вас, лгала. Я был копом и прекрасно знаю, как это делается.

– А что вы хотите от меня услышать?

– Расскажите мне об Изидоре Фише, – я вежливо улыбнулся. – О вашем еврейском друге.

Он беззвучно рассмеялся.

– Историю Фиша, как ее называют?

– Многие утверждали, что она дурно пахнет.

– Грубо сказано. Но это действительно так.

– Можете не спешить. Расскажите мне все по порядку.

Он сделал вдох, потом медленно выпустил воздух.

– С Изидором Фишем я познакомился на Охотничьем острове в парке Пелхэма. Анни, я и наши друзья ходили туда по выходным зимой и летом. Мы чудесно проводили время на природе: катались на лодке, купались, ловили рыбу... – он улыбнулся своим воспоминаниям, глаза его стали задумчивыми, – готовили еду на костре, играли на музыкальных инструментах, пели... Анни купила мне полевой бинокль. Я любил смотреть на птиц.

Это вернуло его к действительности. Он встал с койки, быстро подошел к двери и посмотрел через решетку вверх.

– Она все еще там. – Он покачал головой. – Они больше не пытаются ее освободить. Черт. Такое свободное создание не должно там находиться.

– Ричард, – сказал я. – Дик. Расскажите мне об Иззи Фише.

Он прошаркал обратно и сел на койку.

– Мы с Фишем, – продолжал он, – встретились три или четыре раза на Охотничьем острове. Как-то он сказал, что интересуется делами на фондовой бирже. Меня это тоже интересовало. Потом говорит, что занимается пушным бизнесом, что на мехах можно заработать хорошие деньги. Он знает, о чем говорит, ведь он работал меховщиком в Европе. Я покупаю для него немного акций и облигаций, он покупает для меня пушнину... Я начал с того, что дал ему пятьсот долларов для покупки мехов и продолжал вкладывать деньги, пока у меня не набралось семь тысяч долларов в мехах.

– Где хранились все эти меха?

– В пушном районе в Нью-Йорке. Это говорил Фиш, но мы с ним так ни разу и не сходили на склад, где хранились меха. Фиш все время болел, у него был сильный кашель.

Я вспомнил, что «кладбищенский Джон», с которым встречался Джефси, тоже кашлял.

– Однажды он сказал, что собирается съездить в Германию к своим родителям, и попросил меня подержать в моем доме четыреста котиковых шкур, пока он будет в отъезде. Уже потом, перед самым отъездом, он спросил, может ли оставить у меня некоторые вещи, и принес в мой дом две сумки – большую и маленькую.

– А как насчет денег?

Хауптман сделал жест рукой, призывая меня к терпению.

– В субботу накануне отъезда Изидора в Германию жена и я устроили для него прощальный вечер. С собой он принес под мышкой картонную коробку, перевязанную бечевкой, и попросил меня положить ее в чулан и держать там до его приезда: Я подумал, что в коробке находятся вещи, которые он забыл положить в сумки, вероятно, бумаги и письма. Я выполнил его просьбу и положил ее на верхнюю полку в чулан, где хранились принадлежности для уборки. Эта полка расположена очень высоко, и моя жена не могла видеть, что на ней, хотя на суде ее оскорбили, заявив, что полка эта расположена низко и что, убираясь, она должна была видеть, что лежит на ней. Но она не могла видеть эту коробку. Как бы там ни было, прошло время, коробку ту заложили тряпками и другими вещами, и я совсем о ней забыл. Фиш сказал, что вернется через два месяца.

– Но вы больше не получали от него никаких известий.

– Нет, получал. Он прислал мне несколько писем... и потом в марте или апреле я получил письмо от его брата Пинкуса, где он сообщил, что Изидор умер. Пинкус знал, что я друг Изидора, и в письме просил меня позаботиться о финансовых делах брата в этой стране. Поэтому я в письме сообщил Пинкусу о состоянии наших дел на рынке акций и в пушном бизнесе.

По выражению лица Хауптмана я понял, что реальное состояние этих дел было отнюдь не блестящим.