Иван Кожедуб - Верность Отчизне

• Название: Верность Отчизне
• Автор: Иван Кожедуб
• Жанр: Детская проза
• Год: 1969

В этой книге трижды Герой Советского Союза Иван Никитович Кожедуб рассказывает о своем детстве, о том, как по путевке комсомола стал летчиком. В годы Великой Отечественной войны он, боевой летчик, сражался за освобождение нашей Родины, кончил войну в небе Берлина. Он рассказывает о героических буднях, о подвигах однополчан, о дружной фронтовой семье. Большой и славный путь в авиации прошел И. Н. Кожедуб: от учлета до генерал-лейтенанта, от учебного, аэроклубовского самолета до современного, сверхзвукового, на котором он — военный летчик первого класса — летает и сейчас. Первая книга воспоминаний И. Н. Кожедуба «Служу Родине» вышла в 1949 году, автор создал ее под свежим впечатлением пережитого. Теперь, спустя почти двадцать лет, И. Кожедуб снова обращается к прошлому, рассказывает о своей жизни в авиации. В книге «Верность Отчизне» он использовал архивные материалы, в частности о своих однополчанах и истории полков, в которых он служил. Автор осветил обстановку на участках фронта, где воевал, раскрыл тактику воздушных боев, привлек большой фактический и исторический материал. Это документальный рассказ о мужестве и мастерстве советских авиаторов, их беспредельной преданности Родине, верности воинскому долгу, о любви к летной профессии.

---

Ранним октябрьским утром мы стоим на линейке. Кальков держится спокойно, уверенно. Подбодрились и мы.

— Экзамен у нашей группы будет принимать старший лейтенант Сулейма, — говорит он, зорко осматривая нас, — вон тот коренастый брюнет в реглане.

Стоим навытяжку и молча следим глазами за старшим лейтенантом.

Кальков внушительно произносит хорошо знакомое нам напутствие:

— В воздухе не спешите, но поторапливайтесь. Действуйте четко и уверенно. Ведь комиссия из училища летчиков-истребителей!

К нам подходит старший лейтенант Сулейма. Словно во сне слышу бас Калькова:

— Четвертая летная группа готова к сдаче экзаменов!

Внимательно слежу за полетом товарищей из других групп. У большинства дела идут неплохо. Но вот один учлет произвел посадку «с плюхом». Инструкторы волнуются. И на всех нас нападает экзаменационный страх. Тут как раз и подходит моя очередь.

Не помня себя от волнения, иду к нашему «У-2». Но, сев в кабину, сразу успокаиваюсь. Взлетаю. Одну за другой выполняю фигуры пилотажа. Старший лейтенант, сидящий на месте Калькова, молчит. Его молчание тревожит: может быть, я что-нибудь неправильно делаю?

Вдруг он говорит в переговорную трубку:

— Идите на посадку.

Приземлился удачно — по всем правилам. Вышел из самолета и обратился к экзаменатору:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите получить замечания?

Он ответил коротко:

— Отлично!

Отлично летали все ребята нашей группы, и Кальков сиял — таким радостным я еще никогда его не видел.

Как только испытания кончились, он собрал нас и сказал с довольной улыбкой:

— Летали, как я учил. Молодцы! — И тут же добавил: — Ну, а там видно будет. О решении комиссии узнаете скоро.

Наутро, когда учлеты в последний раз собрались на нашем маленьком аэродроме, к нам подошли начальник аэроклуба, комиссар, начлет. Начальник сказал, что учлеты всех групп определены кандидатами в Чугуевское военно-авиационное училище, где готовят летчиков-истребителей. Дружески, тепло попрощались с нами.

В последний раз собралась наша группа около «У-2» с хвостовым номером «4». Кальков сказал, как всегда, строго и раздельно:

— Напоследок тщательно осмотрите, законсервируйте самолет, бережно поставьте на место. Ему еще предстоит сделать много полетов.

Мы старательно выполнили последний приказ инструктора. Вкатив наш «У-2» в ангар, обступили техника Образцова. Мы благодарили его за все навыки и практические знания, которые получили за лето.

А потом — шумное, взволнованное прощание с Кальковым. Мы тесным кольцом окружили его, со всех сторон слышалось:

— Большое спасибо, товарищ инструктор! Вы столько вложили в нас труда, научили летать! Вы нам дали путевку в небо! Всегда будем помнить ваши советы, указания!

Александр Семенович был растроган.

— Уж извините, если бывал резок, — говорил он. — Но дисциплина прежде всего. Может, вы сами станете инструкторами, тогда поймете меня. И помните мой наказ: самолет уважать нужно. Желаю вам хорошо летать, совершенствоваться, а если понадобится, храбро и умело защищать Родину!

В путь

Накануне 22-й годовщины Великого Октября в общежитие пришли Панченко и Коломиец. Заводская комсомольская организация премировала их грамотами и деньгами «за успешное овладение самолетом без отрыва от производства».

Я порадовался за друзей. Как всегда, мы заговорили о том, что вызов задерживается.

Мы вспоминали аэроклуб, нашего инструктора. Все мы были заняты, но чувствовали какую-то пустоту: не хватало товарищей учлетов, инструктора, нашего «У-2».

А утром меня вызвали в комитет комсомола техникума. Меня тоже премировали грамотой и деньгами. Секретарь, энергично пожимая мне руку, сказал:

— Доверие комсомола ты оправдал — летать научился. А теперь подумай о дипломном задании. Вызова в авиационное училище, быть может, придется ждать долго, а учебу в техникуме бросать нельзя. Скоро поедем на практику.

Меня уже непреодолимо тянуло в авиацию. И я никак не мог примириться с мыслью, что мои мечты не осуществятся, хотя я старался рассуждать спокойно: «Ну что же делать! Буду работать техником на заводе. Это тоже интересно».

Премиальные деньги я отнес отцу.

— Радуешь старика, сынок, — сказал он мне.

— Вот видишь, тату, а ты говорил, что я за журавлем в небе погнался.

Подходил к концу январь 1940 года. Я сдал последние экзамены и получил дипломное задание. Еще год назад я мечтал о поездке на практику, теперь же настроение у меня было невеселое.

В последний раз я оформил стенгазету, собрал пожитки и совсем уже приготовился к отъезду, как вдруг 31 января меня вызвал к себе директор техникума.

Вне себя от волнения, боясь обмануться в своих ожиданиях, я вошел в кабинет.

Директор встретил меня, как всегда, приветливо. Оказалось, из райвоенкомата сообщили, что меня вызывают в Чугуевское авиаучилище. Выезжать надо завтра же.

— Как же нам с тобой быть? — сказал он. — Мы тебя растили, учили, а теперь отпускать приходится. Условие такое: если не пройдешь комиссию, поедешь на практику.

Конечно, я был согласен на все условия. Поблагодарив директора, я побежал в канцелярию оформлять документы. Меня уже разыскивали товарищи по аэроклубу Панченко и Коломиец. Они спешили сообщить, что получили вызов. Мы ликовали. Только мысль о разлуке с отцом омрачала мою радость. Быть может, расстанемся надолго…

По дороге в деревню я ломал себе голову, придумывая, как лучше сказать об отъезде.

Отец обрадовался моему приходу, сразу же спросил, успею ли я собраться.

— Все будет в порядке, тэту. Да вот ведь что… Только ты не волнуйся. Не поеду я на практику.

— Что еще выдумал?

— В летное училище вызов получил. Еду туда завтра.

Отец всплеснул руками и молча опустился на стул. У меня слезы подступили к глазам, и я тоже молчал. А отец вдруг сказал твердо и спокойно:

— Ты у меня уже не маленький. Раз вызов пришел, ехать надо. А теперь расскажи все по порядку.

Выслушав, он встал, подошел ко мне и обнял со словами:

— Вот тебе, сынок, мой наказ: Родине служи честно, учись прилежно да отцу пиши почаще!

Вступаем в новую жизнь

Мы, бывшие учлеты шосткинского аэроклуба, едем на грузовике по прямым улицам Чугуева. С нами старшина, встретивший нас на станции.

Чугуев расположен на возвышенном берегу Северного Донца. В прошлом веке Аракчеев основал тут военное поселение, где солдат наказывали шпицрутенами.

С особым интересом смотрел я по сторонам, зная, что здесь, в Чугуеве, родился и провел детство Репин.

Нам понравился уютный мирный городок. Кто бы мог подумать, что два года спустя наши войска будут вести здесь долгие кровопролитные бои с немецко-фашистскими захватчиками!

Выехали на окраину. И тут показался авиагородок: за оградой виднелись новые каменные дома, а за ними — аэродром. Слышался гул самолетов: несколько истребителей взмыли высоко в небо.

Старшина построил нас. Чтобы показать свою строевую выправку, мы чеканным шагом вошли в широкие ворота. После обеда и недолгого отдыха нас повели на медицинскую комиссию. Мы очень волновались: многие говорили, что здешние врачи придирчивы. И действительно, обследовали нас несколько дней.

Наконец, как-то вечером нам сообщили, что все мы приняты в училище, кроме Кохана: у него почему-то повысилось кровяное давление и врачи его забраковали. А он так мечтал о летной профессии. Нам, его старым товарищам, взгрустнулось — жаль было расставаться. А он, как всегда, был спокоен и даже весел. На прощание сказал:

— Из-за меня не портите себе настроения: я ведь не унываю. Вернусь к своей работе на завод. Это тоже интересно!

Утром, проводив Кохана, мы увидели из окна курсантов первого отряда, уже оканчивающих училище. Они строем шли в столовую. Лица у них обветренные, загорелые. Вот у кого настоящая военная выправка! Как складно сидит на них обмундирование! Неужели и мы станем такими же?

Наше преображение произошло через несколько дней. Нас повели в город, в баню. Там всю гражданскую одежду приказали сложить в мешки. И мы с ног до головы оделись в военное обмундирование. Мы оглядывали друг друга, подталкивали локтями: да нас в форме и не узнать!

В училище мы возвращались, словно став совсем другими людьми. Подтянутые, в новеньких красноармейских шинелях, туго перехваченных ремнем. Вася Лысенко — мой товарищ по аэроклубу — звонко запел:

Там, где пехота не пройдет,

Где бронепоезд не промчится,

Тяжелый танк не проползет,

Там пролетит стальная птица…

И мы, как бывало по дороге на аэроклубовский аэродром, подхватываем нашу любимую песню, чувствуя, как она объединяет нас в едином ритме, словно мы действительно становимся единым целым.