Алекс Май - Заблудшие дети Perestroiki. История первой любви

• Название: Заблудшие дети Perestroiki. История первой любви
• Автор: Алекс Май
• Жанр: Современные любовные романы

Посвящается моему поколению – тем, чей период взросления выпал на последние годы перестройки. Какими мы были «лопухами», да? Но это была наша юность, и я постарался бережно сохранить её – не для наших, уже выросших детей, а скорее, для нас самих. Чтобы мы помнили те годы, и при желании – могли бы снова вернуться в них, на время прочтения. Это честная книга. В ней – наши глупые искания и стремления. В ней показаны мы, пусть и не все, но какая-то часть нас. Это и веселая, и очень грустная книга.

---

Вылезли на берег, стали искать наши следы, но не нашли. Мне стало не по себе. Вокруг – лес, причем не шуточный, это не тундра. Тундра у нас на полуострове севернее находится.

Раздался выстрел. Ищут нас, сообразил я, напарились ребята… Паша из папиного ружья сигнал подает. Таня заметила маленький ярко-красный огонек, в его сторону и пошли. Да, далековато мы забрели… Наконец увидели Пашу, махавшего нам ярко-красным факелом. Значит, отец у него тоже был моряком. У нас прямо клуб моряцких детей! Для разных нужд, но чаще всего для развлечения детей отцы ухитрялись, тайком от бдительной милиции, проносить через портовые проходные сигнальные ракеты и фальшвайеры, так они их называли. Дернешь за колечко с одной стороны – валит густой оранжевый дым, дернешь с другой – загорается ярко-красный огонь. Увидит вахтенный такой огонек в море и сразу поймет – у кого-то случилась беда.

Завидев нас, друзья заорали и замахали руками. Паша снова выстрелил в воздух. Пьяные! Неужели и в бане пили? Сумасшествие их веселья передалось и нам. Стали бросаться снегом, панки залезали на сосну, прыгали с нее, как вороны, в сугроб. Все громко кричали. Пускали в небо ракеты, оставляющие шипящие дымные следы. Я учил Таню стрелять. Наша компания напоминала большую горящую коробку с пиротехникой.

– Дяденьки, что это? – раздался тонкий детский голос. – Что взрывается?

Под сосной стоял ребенок, мальчик лет семи, в клетчатом пальтишке и кроличьей шапке. Почти Филиппок из книжки! Зашел, в прямом смысле, на многочисленные громкие огоньки.

– Мальчик, уходи! Война атомная началась! – проорал ему Зеленый.

– Не бойся, – сказала мальчику Таня, – это – не война. Хочешь из ружья пострелять?

Мальчик не захотел, развернулся и ушел, растворился в соснах.

Гад ты, Зеленый, испугал ребенка.

– Гад ты, Зеленый! – раздались вопли Валеры. – Откуда у тебя это??? А?

Выскочили из-за стола, за который снова уселись, нагуляв, как верно подметила Оля, на воздухе аппетит. Рискуя сломать ноги, быстро залезли на чердак.

А там такое…

Валерыч прижал в углу перепуганных панков, непонятно как там опять оказавшихся. Вроде они все время были с нами. Когда спрятаться успели? Зачем? Опять ворон слушать?

– Что случилось?! – прокричала Оля. – Валера, не бей его! Да что тут происходит, черт возьми?

– Что-что! Посмотрите что! – Валерыч показал два шприца, пластмассовый и стеклянный. – Видели?!

Потом повернулся к Зеленому и Глэмму, прорычал:

– Еще раз спрашиваю, заразы, где вы это взяли?

– В школе, – пропищал Зеленый. – В кабинете НВП аптечку украли, нам сказали, там есть что-то такое…

– Какое такое? О, Боже! Кто вам сказал?

– Ребята сказали…

– Придурки!

– Денис, откуда у тебя кровь? Валера, он же ребенок, – продолжала причитать Ольга, пытаясь оттеснить Валеру от Зеленого и Глэмма.

– Ребенок? Урод он, а не ребенок! Да не я это! Оля! Не я! – оправдывался Валера. – Он, скотина, все туда же. Водки ему мало. Промедол стащили где-то. Кайфануть захотелось? – Валера снова замахнулся на Зеленого. Тот позеленел в прямом смысле. – Не бил я его, а надо бы врезать, да хорошенько! Скотина! Вену он распорол себе иголкой. Паша, есть бинт с йодом?

Паша полез вниз искать медикаменты.

– Ну их, с промедолом этим… Сами разберутся. Мне нервы беречь надо. Пойдем в баню, а то остынет, – шепнула Таня и потянула меня за рукав.

19

Закрыл на крючок дверь, словно маленький шлагбаум опустил, словно провел границу между нами и остальным миром. Пусть моя Таня хоть здесь почувствует себя спокойно. Дух бани, помоги в этом! Тихо-то как, только клокотание воды в котле, да еще несколько звуков, если хорошенько вслушаться, – дерево скрипнет да мышка по своим нехитрым делам пробежит под полом. Эх, Таня-Таня, вот почему у тебя ладошки такие холодные, словно изо льда вырезанные? Помог ей раздеться, сапоги снял с ног. Замерзла все-таки, пока по речке ходили. Иди-ка в парную, я скоро. Покурить захотелось, да, пару минут покурю, мышку послушаю и приду к тебе. Грейся, а потом я веником тепла в тебя накачаю, надолго-надолго его хватит. Ты посмотри, какие пушистые веники Пашка нам запарил, от одного аромата про ночь полярную забудем. Беги быстрее, холодно в предбаннике.

Сижу, курю, и такая нещадная тоска вдруг нахлынула… Откуда она взялась? Про нее говорила мне Таня на реке? Впервые я попробовал тогда тоску столь сильной концентрации.

Но хорошо в бане, несмотря ни на что, словно в сказке, а тоску я тоже веником отхлестаю, весь дух из нее выбью. И плевать, что, как в любой сказке, где-то там, среди сосен, прячется леший, снегом с веток кидается. Плевать, что совсем недалеко злая старуха Лоуха в который раз солнце спрятала до весны. Не страшны они нам, мы же на крючок заперлись. Хоть на время, но скрылись, и никто-никто нас здесь не найдет.

Я бросил окурок в пепельницу, разделся и пошел в парную.

По Тане сбегали блестящие капельки пота. Согрелась? Вот и ладушки. Только я еще подкину, немножко. Вот и пузырек с маслом эвкалипта, этикетка размокла, пара капель в ковш – и такой дух будет, как на юге, словно мы не за полярным кругом, а лежим на травке под ярким солнцем, а вокруг деревья эти бесстыжие, корой не прикрытые. Ложись на живот… Эх, ноги наши – в автобусах не умещаются, в кинотеатрах… Везде тесно нашим коленкам, везде упираются во что-то. А ты согни их!

Я взял веник, стряхнул с него воду и стал гладить им Танину спину, по которой редкими северными звездами родинки раскиданы. Правда, хорошо? Помахав веником над головой, я начал несильно парить Таню. Она молчала. Тань, а вот эта родинка на ножке твоей мне больше всего нравится. Да, вот эта, кругленькая, ее просто не могло здесь не быть. Я ее давно приметил. А теперь глаза закрой, я веник к лицу твоему поднесу, а ты подыши… Здорово? А ты как думала! Ну иди, посиди там, где раздевались. Там простынка есть, завернись в нее… А еще там бочка с морсом стоит… клюква-морошка. Посиди, а я попарюсь.

Таня вышла, я кинул на речные круглые камни несколько ковшиков воды, они зашипели клубком рассерженных кобр, стал хлестаться веником. Для пущего эффекта можно кряхтеть и восклицать – ух ты, ах ты! Напарился. Вышел. Ну и что тут такое? А ну-ка отдай сигаретку быстренько. Попей лучше морса вкусного.

– Знаешь, – сказала она, – здесь как в сказке…

– Да, я тоже думал об этом. Хорошая у нас сказка!

– Хорошая…

Сид Вишес, не в тему ты стал, прости. Пока! И Нэнси прихвати с собой! Бай-бай!

20

Открываю глаза. Где я? А? Смолой пахнет, голос Танин доносится… Вспомнил! Мы на даче у Паши! Опять сменились декорации. Откуда у Провидения столько смолистых, вкусно пахнущих комнаток для нас? Где не окажемся, везде забронирован номер на двоих. Одеваюсь. Прохладно, не подкинул, видно, Паша дров вовремя в печку. Спускаюсь на первый этаж, вижу, за столом Таня с Олей о чем-то разговаривают – взволнованно и серьезно. Подошел, Таню поцеловал, спрашиваю:

– Секретики? О чем это вы тут сплетничаете?

Таня смутилась.

– Я тебе потом скажу, попозже, не уверена, что готова сейчас говорить об этом.

– Не понял! Как это так, не готова? – в шутку возмутился я.

– Сашка, отвяжись от нее, иди к ребятам, они там всей толпой со снегоходом возятся, покататься хотят, а там чего-то упорно не заводится, – отмахнулась от меня Ольга.

– Вот пойду и заведусь, вместе со снегоходом. Да так заведусь! Да как разойдусь! – зашумел я.

– Во-во, проваливай, не мешай разговаривать, – грубо отрезала Оля, не любившая долго церемониться.

Задумавшись о том, что может скрывать от меня Таня, побрел в гаражик. Там Троцкий вертится у снегохода с отверткой. Свечи проверяет? Рядом остальные стоят, ценные советы раздают, руками машут. Зеленый, правда, спокойный очень. Неужели удалось промедол попробовать?

– Привет, что тут у вас?

– Все в порядке, братан, сейчас должен заработать, – пробасил Валерыч. – Ну, давай, Троцкий! Вперед, к коммунизму!

– Зеленый, ты как? Нормально? Словил кайф?

Зеленый зло посмотрел на меня.

– Словил, словил, до сих пор прется, – ответил за него Валера.

Тут снегоход завелся, затрещал.

– О-о-о, молодец Троцкий! Коля-педик, да отойди ты, не мешайся. Раздавит, и не быть тебе вторым Гилланом. Ура! Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним!!! – заорал Валера. – Девчонки, заработало! Заработало!

К речке, оказывается, вела дорожка, по которой Троцкий и вывез снегоход на покрытый снегом лед. Где-то здесь мы рассуждали вчера о северных звездах, а потом долго плутали по кругу. Подошли девушки. Стали кататься. Управление – как у мотоцикла, а мотоцикл я к тому времени уже освоил. Валера тоже любил мотоциклы – маниакально мечтал о «Харлее», даже деньги копил, были у него в Москве какие-то крутые друзья-байкеры, обещавшие подогнать мотосимвол американской свободы.