Ирина Кир - Орден Ранункулюс

• Название: Орден Ранункулюс
• Автор: Ирина Кир
• Жанр: Русское современное

Зародившаяся в начале восьмидесятых годов XX века дружба трех подростков перенесет читателя в недавнее прошлое и рассмешит до слез. Пронесенные через годы отношения также вызовут слезу и желание кое-что переосмыслить в своей жизни… однако это произойдет не скоро, а пока неунывающие друзья приглашают всех желающих на археологические раскопки в Крым. Ребята одержимы идеей найти клад, и он действительно обнаружится. Только тридцать лет спустя. Что это за находка и для чего послана?

---

Орден Ранункулюс Ирина Кир

© Ирина Кир, 2017

ISBN 978-5-4485-3033-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Подхватив тетрадку с рецептами и свежесвязанную кофточку, Женя ловко прыгнула в туфли Цебо из «Детского мира» и крикнула:

– Рома, Юхан! Мальчики! Я убежала к Сафоновой! Не скучайте! – И хлопнула дверью.

Никто не отозвался. Юхан Захарович уже с полчаса как смотрел послеобеденный сон, сидя в кожаном кресле с журналом «Иностранная литература», а Ромка дудел в ненавистную дудку. Точнее, в флейту-пикколо. Чтоб ей…

Как только дверь за матерью закрылась, Ромка, не вынимая мундштука изо рта, перебрался на подоконник и с нетерпением уставился в окно. РАЗ-два, три, РАЗ-два, три, РАЗ-два, три… по расчетам трех четвертей Женя должна была уже промахнуть лестничный пролет и поставить туфельку тридцать четвертого с половиной размера на ступеньку четвертого этажа. РАЗ-два, три… Пятачок перед подъездом пустовал, а это означало, что на мамином пути к Сафоновой кто-то встретился. Не иначе как Мурка-Гитлер. Ромка тотчас представил сцену, как переваливающаяся с боку на бок Мурка, вся обвешанная сумками, ловит в полете за край рукава его почти невесомую маму:

– Здравствуйте, Марьгеоргевна, – говорит Женя Ромкиным голосом.

– Здравствуй, здравствуй, Женечка. – Мурке достается противный голос карлицы-горбуньи. – Женечка, что я тебе хотела сказать: в девятом квартале выбросили венгерских куриц! Подожди! – Соседка долго роется в связанной из овощных сеток авоське и достает добычу. – Вот, глянь, какая красавица! Не то что наши синие птицы! Срочно отправляй туда Ромочку! Просто срочно! Нечего дома сидеть, симфонии разводить! Взрослый уже парень! Пора ему начать понимать, что к чему! А ты, вместо того чтобы объяснять, взвалила на себя двух здоровых мужиков да родню чужую в придачу. Посмотри на себя! Кожа да кости!

В общем, Мурка Рому бесила. И не только его. Вся дворовая компания терпеть не могла Марью Георгиевну и ее сына Георгия – взрослого дяденьку, обретавшегося у мамкиного подола. Любить Мурку-Гитлера было совершенно не за что. Во всяком случае, не за вечно недовольное, брезгливое выражение лица. И уж точно не за нотации, что читались любому, кто попадался на ее пути. И, конечно, не за толстые губы, криво накрашенные яркой помадой, не за удушливый запах духов «Красная Москва», не за крупный нелепый бант в жидких волосах, не за повышенную болтливость, не за… Однако основная причина неприязни крылась в том… (и Адольф Гитлер имел к тому прямое отношение) … в том, что Мурка гоняла всех от палисадника, который она разводила под окнами своего третьего этажа.

Круглый год, не считая зимы, на Муркиных клумбах что-либо цвело. Еще не успевал сходить снег, а из расколов талых сахарных голов уже выглядывали голубые и белые подснежники, набирали бутоны оранжевые крокусы. Только отходили крокусы – их сменяли разноцветные, от нежно-розового до густо-фиолетового, гиацинты. А какие тюльпаны выгоняли ко Дню Победы Марья Георгиевна с сыном! Один к одному! Алые, с острыми, точно языки пламени Вечного огня, кончиками лепестков! «Огонь» полыхал в окружении нарциссов четырех сортов. На первой клумбе цвели желтые с белыми рыльцами. На второй – наоборот, белые с желтыми рыльцами. На третьей красовался Женин любимый сорт – жемчужный цветок с сахарной гофрированной трубочкой в форме колокольчика. На четвертой клумбе размещались самые изящные представители семейства амариллисовых: мучнисто-белые с плоской оранжевой сердцевинкой и красным кантом по ободку. Под последний звонок распускались бордовые и лавандовые пионы. Их запах смешивался с двумя кустами махровой сирени по углам палисадника. И как, спрашивается, можно совладать с собой да не покуситься на такую красоту? Но Мурка с сыном зорко следили за всеми, кто приближался к их владениям. Исключения не делались никому, даже дворовой любимице – собаке Дуське. Для Дуськи и ее хвостатых приятелей у Мурки всегда наготове стояла кастрюля с водой. Для всех остальных – визгливая, с надрывом, оглушающая отповедь, накрывающая звуковой волной весь квартал. Действо сопровождалось выбросом правой руки вперед и пронизывающим пространство указующим жестом, что у любого советского человека рождало прямую ассоциацию из кадров военной кинохроники: «Дойчен зольдатен унд офицерен!» Если Адольф Гитлер в пламенных речах с трибуны во всех грехах обвинял евреев и большевиков, то Марьгеоргевна с высоты третьего этажа не ограничивала себя ни в чем. Ни в национальном, ни в социальном, ни в возрастном, ни в каком-либо еще плане. Если бы она клеймила только одного нарушителя территории – это еще как-то можно пережить, но в Муркином разносе принимали участие все члены семьи охочего до цветочков подростка, а также друзья, гости и случайные знакомые. С указанием дат и времени суток. За это Мурку не любили и все остальные жители квартала.

Наконец Женя выпорхнула из подъезда, и Ромка, не переставая выводить фуги, предусмотрительно спрятался за горшком с крупным кустом алоэ. Он знал, что мама поднимет голову и проверит – не следит ли он за ней. Если следит, то может сделать финт – вернуться и заставить доиграть все задание до конца, а еще хуже – повторить упражнения еще пару раз. Это в Ромкины планы никак не входило. Ну вот, наконец коричневый в желтый горошек плащ скрылся за углом соседнего дома, и Ромка с наслаждением оборвал пассаж. Свобода!

Больше всего на свете шестиклассник Раман Садо, в просторечии Ромка, мечтал о том, чтобы все оставили его в покое. Тогда бы он с удовольствием мог предаться любимому увлечению – созерцанию. Такому нехарактерному для ребенка занятию мальчик посвящал любой свободный момент. В школе, сидя за партой, он подпирал рукой щеку; на улице – находил лавочку или облокачивался спиной о дерево; дома – гнездился на подоконнике, свешивался с перил балкона и открывал дверь в иной мир. Странно только, что та прекрасная дверь повиновалась только ему. А все очень просто: надо, к примеру, сосредоточиться на игре ветерка в осиновой кроне. Кто на это обращает внимание? Немногие, а Рома видел не листок, а задрапированную в шаль испанскую танцовщицу в пышной юбке. То плечом подернет, то поведет бедром, а затем возьмет и кокетливо приподнимает многослойный подол… Вы думали, тыльная сторона осинового листа зеленая? Нет! Исподняя часть у «танцовщицы» серебряная! И до понимания выражения «дрожит как осиновый лист» Ромка тоже дошел сам, без всякой подсказки – черенок осинового листа по отношению к его площади самый длинный из всех изученных мальчиком деревьев. Именно такая пропорция дает особенную, осиновую зыбь. А кто знает, сколько цветов переливается одновременно на крылышках крошечной фруктовой мушки? Раман насчитал десять. Ни одна бабочка не сравнится с крохой по количеству переливов! Рисунки штор и обоев. Если правильно на них смотреть, можно различить султана в чалме, злое лицо волшебника или плавно изгибающееся тело длинноволосой красавицы. Трещины на стене – развалины замка, водяные подтеки на стекле – перевернутые деревья неведомой рощи, плывущие облака – животные небесного зоопарка (баран с крыльями, поросенок в чешуе и с рыбьим хвостом, тигр с рогами тура). Он бы увидел еще больше – оставь его в покое и дай в руки что-нибудь помять. Неважно что: носовой платок, промокашку, пластилин, кусочек хлеба. Особенно хорошо мять апельсиновую корку – она запах дает. Мандариновую тоже неплохо, но она быстро приходит в негодность. Женя назвала подобное состояние сына «лунатичным» или «сомнамбулическим», а само занятие созерцанием – «бдением». Во время «бдений» Ромка уходил настолько далеко, что, когда его тормошили, находился еще «там» и отвечал не всегда адекватно. Мать тревожило поведение ребенка, и время от времени она даже порывалась показать сына детскому психиатру, но отец останавливал.

– Брось и забудь, – философски говорил Юхан Захарович жене, годной ему и на вид, и по возрасту в дочери. – Просто сын у нас с тобой – натура самоуглубленная.

– Не самоуглубленная, а сомнамбула ходячая. Вот так иной углубится… А если не вернется? – тревожным голосом отвечала Женя.

– Вернется, вернется, – улыбаясь в усы, отвечал отец, – куда ж ему деться…

Правда, однажды, находясь «за дверью», Ромка был близок к невозвращению – он просто не почувствовал, как, закашлявшись, начал задыхаться. Врачи решили, что это аллергия на апельсины – в тот раз мальчик мял апельсиновую корку. Но приступы кашля с удушьем начали повторяться, и доктора поставили диагноз – астма, апофеоз которой пришелся на август. Что-то зацвело, но Муркины «сады Семирамиды» оказались совершенно ни при чем. Цвела, как говорила красавица Венера Билялетдинова, аллергик со стажем, скорее всего полынь. Венера жила на втором этаже и сама в ту неделю ходила с носовым платком и красными от слез глазами. Супрастин ей давно не помогал, и Венера через знакомых доставала дефицитные таблетки, которыми поделилась с Женей. Ромка послушно пил импортное лекарство, но без толку – каждую ночь к дверям их подъезда приезжали неотложки. Врачи делали спасительный укол, качали головой и, как могли, успокаивали семью: