Юрий Григорян - Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период

• Название: Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период
• Автор: Юрий Григорян
• Жанр: Философия

Теории истории Гегеля, а также Маркса имели слабости и недостатки, обусловленные прежде всего ограниченностью знания тех времен. Необходимо развивать теорию, базируясь на достижениях современной науки. В данной книге эволюция человечества рассматривается на основании общих предпосылок и закономерностей развития, выявленных в естественных науках. Их применение к системе человечества позволило лучше понять прошлую историю, современные общественные проблемы и тенденцию последующей эволюции.

---

Для естественных наук обычным методом исследования является редукция – изучение функционирования компонентов, элементов для познания целого. Метод, который исходит из стремления постичь интегративную функцию средствами дисциплин низшего уровня. Этому способствует тот факт, что любой объект имеет иерархическое строение, в нем взаимосвязь элементов низшего порядка образует более высокий. Так, например, химики применяют физические методы для постижения реакций химических веществ, поскольку молекулы состоят из атомов; биологи исследуют организмические изменения под влиянием химических препаратов, поскольку многие биологические процессы обусловлены молекулярными, макромолекулярными взаимодействиями и т. п. Хотя известно, что качество целого не сводимо к совокупности свойств его элементов, тем не менее, метод широко используется и позволяет глубже постичь изучаемый объект.

Плодотворность редукционизма я склонен относить к тому обстоятельству, что внутри единого объекта состояние каждого элемента обусловлено воздействиями прочих элементов. В интегративной взаимосвязи он несет на себе влияние целого. Именно поэтому обнаружение его состояния, особенного состояния, в определенной мере дает сведение о свойствах целого. Надо полагать, именно этот фактор обеспечивает ценность редукции в естественнонаучных исследованиях.

Но вот, казалось бы, столь апробированный научный метод при его применении к обществу вызывает множество вполне обоснованных нареканий. «Биологическая социология» никак не могла подчинить индивид обществу, рассматриваемому как организм, а возникшая ей в противовес, так сказать, «психологическая социология», зациклившись на психике человека, не смогла увязать ее с общественными явлениями. Все другие обобщенные формы типа «коллективной психологии», «общественной психологии» и т. п. повисали между небом и землей, не привязываясь ни к индивидуальной психологии, ни к целостному обществу. Получалось, что общественные процессы нередуцируемы не только к биологии, но и к психологии.

Этот факт вынуждает всерьез задуматься над сущностью естественных и социальных явлений. Явную нестыковку методов исследования объясняют, как правило, такими предположениями.

Первое. Человек не относится к обычным природным объектам. Он обладает разумом, и это качество даровано ему некой высшей ипостасью. Поэтому постижение его мира, как и человечества в целом, недоступно для низменной науки. Такое теологическое мировоззрение я не считаю нужным даже обсуждать. Кто сводит познание к верованию, пусть отдается религии и не занимается наукой.

Несколько разумнее выглядит иное объяснение. Возникшее на высшей стадии развития качество мышления является специфическим для человека и потому несводимо к явлениям природы низшего уровня. С каждой естественной интеграцией возникает новое свойство, которым не обладают ее элементы. Порой его называют «системным качеством».

Разрыв между «системным качеством» и свойствами элементов действительно имеется, но поскольку интегративное качество возникает благодаря взаимосвязям элементов, то его исходные, так сказать, неразвитые формы необходимо проявляются у объектов низшего уровня развития. Специфическое качество, как бы оно не казалось необычным, имеет свои предпосылки в предшествующих формах материи, и задача науки в том и состоит, чтобы выявить их, а не отделываться от проблем, провозгласив демиургом саму интеграцию, а не бога. То же самое следует относить и к мышлению. У высокоразвитых животных проявляются и ощущения, и восприятия, и представления, даже некоторые примитивные логические операции. Проблема лишь в том, чтобы понять, как зарождались они, и как затем формировалось наше мышление.

Второе – именно то, что я считаю наиболее убедительным и что постараюсь представить детальнее в последующем изложении. Общество не является целостным объектом, как организм, или как человек со своим морфологическим и функциональным, включая и психику, и мышление, единством. Это попросту разрозненное образование, в котором локальные, в разной степени внутренне и внешне взаимосвязанные и/или обособленные объединения, группы людей, как и индивиды, организованы искусственным органом управления в нечто, что можно назвать обществом, страной, государством и т. п.

В меру самостоятельности единиц общества, наиболее успешными для него будут статистические приемы изучения, с обобщениями однородных фактов, относящихся к данному неизменному пространству и отрезку времени с неизменным стационарным состоянием изучаемых явлений. Но методы анализа целого через исследование элементов, что типично для естественных наук, для общества (не первобытных общин) неприемлемы. Если они и могут быть полезны в некоторых случаях, то все же с оговорками, но и при всем том со значительной долей сомнения.

МЕТОДОМ ПОЗНАНИЯ ДЛЯ СОЦИОЛОГИИ И ИСТОРИИ ПОКА ЧТО ОСТАЕТСЯ ОБОБЩЕНИЕ

Вторая волна социологической науки, последовавшая следом за дуализмом Дюркгейма Э., как бы отрекаясь от приоритета общества, все более начала склоняться к «социологическому номинализму». Он чаще всего выражался в главенстве самодовлеющего индивида либо в, так сказать, «промежуточном номинализме», ставившем в основание концепции те или иные объединения индивидов: первобытный род, семья, группа, институт и т. д. Проблема соотношения общества и элемента при этом раздваивалась на проблему взаимоотношений между индивидом и несколько более укрупненным элементом, компонентом, и между компонентом и обществом. Второе соотношение, взаимосвязь компонента с обществом, в принципе оставалась все той же нерешенной изначальной проблемой. Более того, прибавилась новая задача: как обосновать выбор базового компонента? Он опять-таки выглядел зависимым от пристрастия автора. Социологи, чтобы не скатиться в релятивизм, старались придумать какую-то единую базу или придать качество «универсальности» избранному компоненту. Даже Дюркгейм, размежевавший индивидуальное и коллективное на две разные сферы, вынужден был все же представить общество в качестве высшей ценности. Другим ученым, выдвигавшим приоритеты локальных образований, также приходилось опираться на те или иные «идеальные типы», «жизненные миры» и пр., придавая им надсубъективную значимость, причем, у одних чуть ли не как божественный абсолют (Дильтей В.), у других как идея, присущая данному региону в данный период времени (Вебер М.). Чтобы как-то согласоваться с многообразной реальностью, приходилось умножать количество промежуточных компонентов как самостоятельных идеалов.

Чувствуя, какой ненадежной становится вся конструкция теории, где отсутствует единообразная закономерность, следственно – причинная взаимосвязь, социологи постепенно от стремления классиков создать «научную социологию» стали скатываться к ненаучной, отстраненной от обычных природных явлений, уникальной социологии.

Соответственно, методом ее постижения должно было быть не рассудочное, понятийное знание, как в естественных науках, а интуиция, непосредственное знание, «понимание» (Дильтей, Вебер). Хотя основанием для утверждения, что интуиция является единственным методом познания, могла быть лишь та же самая интуиция, замкнутый круг был хорош тем, что ограждал автора от любой попытки критического анализа; но сам по себе ничего большего, чем субъективная оценка, был неспособен дать.

Еще большие разочарования испытывает история. Если для социологов все же имелось огромное поле изучения взаимоотношений внутри наличной действительности с разработанными и все более совершенствуемыми методами статистики, то историкам без динамики жизни по существу нечего делать. Ограничиваться пересказыванием писаний летописцев или уподобляться им при описании того, что есть или недавно происходило, едва ли кого удовлетворит. К тому же совсем несложно было показать, что фактический материал никак не может считаться абсолютно достоверным и что есть зависимость отбора фактов, как и угла освещения событий, от точки зрения автора. Как и то, что сама точка зрения обусловлена множеством явных и неявных факторов, частично оценить которые можно, опираясь только на те знания, интересы и ценности, которые сформировали образ мышления данного историка в данном социуме, т.е. наткнуться вновь на предмет, об который социологи обломали зубы.

Историки шли рука об руку с социологами все то время, пока доминировали теории, опирающиеся на идеи закономерного процесса развития человечества. Из нее следовало, что состояние данного общества является наличным результатом этого процесса, следовательно, несет в себе и отживающие стороны прошлого, и нарождающиеся признаки будущих преобразований. Резонно считалось, что изучать сегодняшние общественные отношения просто бессмысленно без учета всей истории их становления. Когда же эти воззрения подверглись критике, и возникло мнение о принципиальной ошибочности самой идеи закономерности развития, социологи с легкостью отмежевались от истории и нашли себе удачное прибежище в области идеальных построений и каких-то обобщений сиюминутной жизни людей. Комбинации отношений, наблюдаемых в реальности, возведенные в ранг идеалов, к тому же подкрепляемые статистическими критериями, стали главной забавой социологов. Историкам же не оказалось места в этой игре.