Андрей Константинов - Вор (Журналист-2)

• Название: Вор (Журналист-2)
• Автор: Андрей Константинов
• Жанр: Боевик

Цикл «Бандитский Петербург» Андрея Константинова охватывает период с 1991 по 1996, самый расцвет периода первоначального накопления капитала. Роман «Журналист-2» продолжает рассказ о судьбе Андрея Обнорского. Обнорский, журналист криминального отдела Санкт-Петербургской молодежной газеты, впутывается в историю с кражей картины «Эгина» из одной частной коллекции. Исследуя обстоятельства дела, Обнорский сталкивается с вором в законе Антибиотиком, о котором до сих пор был только наслышан.

---

Юрий Александрович хорошо понимал, что провернуть сложную и долгую аферу с подменой подлинника Рембрандта на копию без участия высокого эрмитажного начальства было просто невозможно… Только кто именно в теме был? Барон много терся среди людей, хорошо знавших большие и малые тайны ленинградских музеев, разное говорили о директоре Эрмитажа, ох разное… Не считал его Юрий Александрович «героем золотозвездным», потому что слишком часто сталкивался с тем, как предлагали на продажу вещи, украденные из запасников…

Нет, конечно, Барон не считал, что за каждым таким случаем стоит директор-академик, но почему это вообще стало возможно? Почему у другого академика (близкого друга директора Эрмитажа) в квартире, которую посетил однажды Михеев, обнаружились вещи явно музейного происхождения? Как они там оказались? Кстати говоря, этот обнесенный Бароном академик заявление-то в милицию не понес, поостерегся… А чего, казалось бы, бояться-то, ежели коллекция честно собрана?

Еще более странные слухи ходили о бывшей помощнице эрмитажного хозяина, некой Иде Хавиной, эмигрировавшей в свое время из Союза в Штаты… Бывший компаньон Юрия Александровича по «Хунте» Лева Дуберман подался после отсидки туда же, бани собственные в Нью-Йорке открыл… Несколько раз присылал Лева Барону весточки и подарки, так вот в одном из писем помянул он и Хавину, которая как в Штаты приехала, так ни одного дня и не работала, и никто из ее большой семьи не работал, а зажили богато… С чего, на какие, спрашивается, шиши? Не многовато ли странных вещей за спиной директора Эрмитажа произошло? И происходит… Пресса-то его любит, героем выставляет за ту историю, когда первый секретарь Ленинградского обкома Романов на свадьбу своей дочки «фамильный» сервиз из Эрмитажа затребовал — романовский, но не обкомовский, а царский, с вензелями… Сервиз пьяные гости расколотили на счастье молодым, а эрмитажный академик тогда будто бы письмо в ЦК КПСС написал обо всех этих безобразиях… Ну и где же тут геройство? Сервиз-то уже не вернешь… Вот если бы он не отдал фарфор, если бы лег костьми на пороге запасников… Но не лег же. Говорят, время такое было… Это — да, времечко было лихое, что и говорить… Да и люди под стать этому времени… Ирина-то, даром что никогда особо в тайны Эрмитажа нос не совала, и то иногда проговаривалась, рассказывала про тамошние делишки… Видно, и ее допекло, потому что работники Эрмитажа — это каста особая, замкнутая, сор из избы предпочитают не выносить, чтобы, не дай Бог, тень на музей не бросить…

Вот и Юрию Александровичу она рассказывала мало. А ведь знала, что он в жизни не брал музейного…

Нет, в Эрмитаж картину нести было просто глупо. Все равно что подставить свою шею, а заодно и шею Ирины под топор… А куда тогда? В милицию? Не по «понятиям» это было для Барона… Да и не верил он ментам, слишком много среди них ссученных появилось за последнее время… В Комитет отдать? Так развалили Комитет, и комитетчики уже не те стали, все никак после прошлогоднего клоунского путча опомниться не могут, сидят на жопах ровно, никуда не лезут, ни во что не вмешиваются — сокращений боятся, массовых увольнений и «демократических чисток»… В такой ситуации рассчитывать на их защиту, наверное, особо не стоило…

Вот и выходило, что как ни кинь — всюду клин. И так плохо — и эдак нехорошо… Патовая ситуация с этой «Эгиной» сложилась, как в старой присказке: «»Я медведя поймал!» — «Так веди его сюда!» — «Рад бы, да он меня не пускает!»».

Упустил, упустил Барон время — надо было бежать одному. Спастись, может, и не спасся бы, но по крайней мере успел бы охотничков помотать, увел бы их подальше от Ирины… А теперь получается, что она хранительницей стала — на воле только она одна знает, где находится тайник Барона и какой код нужно набрать, чтобы сейф открылся… Правда, одно хорошо — об Ирине никто вроде бы информацией не располагает: ни в мусорских картотеках ее нет, ни братва о ней ничего никогда не слышала — не афишировали они свою связь с самого начала, опасались друг дружку скомпрометировать, даже встречались тайно, словно любовники при живых муже и жене… Хотя и были оба одинокими…

Теперь Барон благодарил Бога за то, что он надоумил скрывать ото всех Иру — может, и не найдут ее. Нет, нельзя на это рассчитывать, один раз уже понадеялся, что беда стороной пройдет, — вон что получилось… Возьмутся искать по-настоящему — могут и выйти на Ирину. Значит, нужно срочно придумать что-то…

За этими тяжелыми раздумьями Юрий Александрович не заметил, как довел его контролер до хаты — очнулся, лишь когда захлопнулась за ним тяжелая дверь, когда вошел в больные легкие спертый воздух камеры… На этот раз старика встретили по-другому — к нему сразу подскочил какой-то сиделец невысокого роста, лет сорока пяти, с лицом неприметным, если в глаза не вглядываться…

— Проходи, дорогой, проходи, — негромко заговорил мужик. — Что же ты сразу не сказал, не объявился? А то малява[31] к нам поступила, мол, к вам сам Барон пожаловал, а мы — в незнанке полной… Может, перекусишь чего? Мигом сообразим.

Барон не считал себя суперзвездой на небосклоне современной преступности и манией величия не страдал. Но проявленное внимание ему было приятно — значит, не совсем еще забыты традиции, помнят еще… От предложенной еды, впрочем, Юрий Александрович отказался — в последнее время аппетит у него пропал начисто, и старик высыхал буквально на глазах…

— Есть не хочешь — так поспи чуток. — Мужик быстро смахнул со своей койки невидимую пыль, оправил смятые простыни.

— Спасибо… — Юрий Александрович почувствовал слабость в ногах, его даже качнуло немного. — А ты-то как же, бродяга?

— Я наспался, посижу пока… А ты ложись, отдохни — на тебе же лица нет.

— Спасибо, — повторил старик и протянул мужику руку. — Звать-то тебя как?

— Федором, — улыбнулся мужик, посверкивая в полумраке белками глаз. Он бережно пожал сухую и легкую ладонь Михеева и покрутил головой. — С самим Бароном в одной камере сидел… Расскажу — не поверят…

Их негромкий разговор, видимо, достал того стриженого, что недоразобрался с Юрием Александровичем. Зубило свесился с нар и злобно рыкнул:

— Хорош пиздеть. Поспать не дадут! Барон какой-то выискался… — Парень приподнялся на локте и с презрением посмотрел на Михеева. — Это он, что ли, Барон? Сперматозавр задроченный…

Федор дернулся было к качку, но старик рукой остановил его движение, сказав негромко:

— Не стоит… Федор закусил губу, резко выдохнул сквозь зубы и так же негромко прошептал:

— Ты бы, паря, полегче языком своим мел. Утомил уже всех… Как бы не пришлось ответить за слова-то…

— Чи-во? — удивился Зубило, явно напрашиваясь на продолжение конфликта. — Чи-во, чи-во?!

— Оставь его, бродяга, — положил руку Федору на плечо Юрий Александрович. — Не то сейчас время… Жизнь его сама научит… Как на зону попадет — мигом обломается-обтешется… Паренек-то, видать, недели две как из спортзала… Ничего, землицу потопчет — быстро уму-разуму научится. От судьбы не уйдешь…

— Это точно, — согласился Федор. — Зона, она свои понятия имеет. Там без разницы — тамбовский ты или урюпинский…

От упоминания о зоне быка всего аж заколотило, голос его едва не сорвался на визг:

— Я хер с прибором ложил на твои понятия!

Барон усмехнулся — страх был в голосе парня, страх и растерянность, оттого и выделывается и остановиться не может. Наверное, наплел ему какой-то дурачок из таких же спортсменов, что в камере нужно себя как можно наглее и агрессивнее держать, тогда, мол, и уважать будут. Юрий Александрович даже почти развеселился:

— Ори громче, судьбу все равно не перекричишь… А твоя судьба у тебя на лице написана… — Старик повернулся к Федору, словно тамбовец его больше не интересовал, и продолжил: — Был недавно случай с одним барыгой московским, Левоном Рафиковичем Варданяном, — очень он в судьбу верил, в астрологию, гороскопы… Ну и читает этот Варданян однажды в газете, что на следующий день никак ему нельзя никаких серьезных дел вести — очень велика вероятность тяжелой травмы. Прочитал это барыга и страшно закиксовал, а потом прыгнул в «мерседес» и умотал в деревушку дальнюю, у него там домишко был купленный… Ночь в избе пересидел, а потом ему и в доме опасно оставаться показалось — испугался, что крыша на голову обвалится… Решил Левон Рафикович перестраховаться и уединиться на лугу. Охрану с собой взял — и лежит себе в ромашках, о делах своих думает, к совести прислушивается… А с совестью-то у Варданяна нелады были, кидал он всех без разбору — и своих, и чужих, потому что вычитал в какой-то книжке, что деньги, мол, не пахнут… Так вот лежит он, четки перебирает, ждет, чтобы черный день скорее прошел… Ну и что? Ушел он от своей судьбы?