Андрей Константинов - Дело о пропавшей России

• Название: Дело о пропавшей России
• Автор: Андрей Константинов
• Жанр: Детектив

В семье сотрудника Агентства Модестова переполох. Жена Модестова хочет взять из детдома ребенка — девочку со странным именем Россия. Но, перед тем как решиться на этот ответственный шаг, Модестов хочет найти родителей девочки. В ходе частного расследования он выходит на загадочную секту…

Эту и другие не менее увлекательные истории из жизни Агентства «Золотая пуля», рассказанные его сотрудниками, вы прочтете в сборнике «Дело о пропавшей России».

---

— И че, че он вам сказал? Послал — а че вы хотели, господа?! Ему же велели все по-тихому сделать, скромненько.

Официальные лица велели. А вы тут со своими глупостями лезете, как же вас не послать?

Короче, в ходе проверки информации бред полностью подтвердился, и утверждения господина Стеблюка о лице, похожем на Кряквина, обрели характер официальной версии, зафиксированной в розыскном деле. Сказкин сообщил также, что высокий чин выдал Стеблюку немало другой ценной информации о чудесной девочке России. Ее именно так и звали, а родилась она в день святого Валентина. Не скрыл похожий на спикера статный мужик и других подробностей: мол, эксперимент этот секретнейший, следить за ним будут пристально, а время придет — на крестины Владимир Владимирович с Папой Русским сами приедут, благословят.

— И что, Слава, он таки на учете психоневрологическом не состоит?

— Не состоит! Я тебе скажу — нормальный мужик, на джипе, с трубой. Ему на нее все время звонили, куда апельсины грузить, куда бананы, куда окорочка.

И все вагонами, фурами, пароходами!

Психов до таких бабок не допускают.

— Ну да, а подкидышей из Госдумы раздавать — это уже дело нормальное…

Сказкин вроде бы и обиделся, но крыть-то нечем. Ни в какие ворота история не вползает, ни в какейшие. А тут еще новости — Стеблюк, оказывается, фамилию свою недавно получил, она у него девичья, материнская. До сих пор его сорок с лишним лет Фердыщенко величали. Это нам на фирме его сообщили: не знаем, мол, такого Стеблюка, у нас только Фердыщенко коммерческим директором значится.

Одним словом, пивка мы со Славкой выпили, но ни в каком месте от него не прояснилось. В этом состоянии я и отправился в Агентство сенсацию про весь этот «киндер-сюрприз» в номер «Явки с повинной» отписывать.

***

Нонка меж тем времени не теряла.

И хоть Глеб разъяснил ей в предельно четких выражениях, что, будучи лицом заинтересованным, она не может заниматься делом, порученным отделу расследований, видала товарищ Железняк эти инструкции. Ее прадед-матрос, терзаемый в аду картиной жалких потуг демократического потомства к лучшей жизни, в те дни наверняка получил увольнение на райский берег. Внучка действовала без страха и упрека.

Поскольку о пропаже младенцев до сих пор никто в милицию не заявлял, Нонка сразу отбросила версию о похищении. От ребенка решили избавиться таким вот придурковатым образом, и это лишь укрепило мою ненаглядную в правильности действий. Россию надо было спасать — и Нонка принялась действовать. Первый удар пришелся по органам.

Опеки, имеется в виду.

— Так, я точно знаю, что этот гад тебе заплатил, и ты поэтому мне все расскажешь!

Так началась беседа потомка пламенных революционеров с продажной инспекторшей Жадновской. В обшарпанном кабинетике отдела опеки муниципального образования под занавес рабочего дня, перед майскими праздниками, сцепились две амазонки. Хотел бы я посмотреть, как Жадновская пыталась вначале осадить зарвавшуюся корреспондентку, потом увильнуть в сторону и наконец найти наивыгоднейший компромисс. Нонка взяла ее напором и, что греха таить, угрозами кровавой расправы — инспектор явно помогала Стеблюку в оформлении опекунства, для чего и взяла дело не по своей территории. И спасаясь от угрозы разоблачения, но убедившись, что безбашенной корреспондентке нужен ребенок, а не ее голова, Жадновская кое в чем призналась — без записи.

Стеблюк, мол, приходил к ней вначале безо всякого ребенка, если не считать таковым второго здоровенного мужика с прямо-таки детским взором и соответствующими речами. Тот нес невесть что, но вообще-то интересовались они процедурой установления опеки. То ли Георгием, то ли Юрием Владимировичем с почтением называл своего спутника Стеблюк.

А часа через два он уже с ребенком появился. Но денег никаких Жадновская, разумеется, не брала и лишь честно сделала свою работу. Совершенно бескорыстно!

Так бывшая сотрудница отдела расследований взяла след — она узнала, что Стеблюк пару лет назад развелся и сумел отсудить у супруги сына. Не знаю, как ей это удалось, но вечером Нонна уже пила чай в компании бывшей жены бывшего Фердыщенко. Уютненькая комнатка в общежитии с вязаными крючком скатерками и салфеточками, стерильная чистота привычной бедности — и огонь неизлитого окровения!

— Георгия Владимировича? Как же мне его, супостата, не знать! Он меня сына лишил, он во всем виноват! Вы записывайте, записывайте, я вам все расскажу…

И такого порассказала, что даже Нонна уже не могла понять, на каком она свете. Во всяком случае, вернувшись к ночи домой, она напоминала матроса Железняка только фамилией, а отойдя ко сну, сама показалась мне подкидышем.

Я прослезился.

***

Аврора, утречка богиня, вернула все на круги своя — Нонна проснулась побольшевистски бодрой и решительной.

И не зря! В тот день ей предстоял последний и решительный бой со Стеблюком, для чего она и вызвалась сопровождать бывшую Фердыщенко к бассейну железнодорожников. Та собиралась вырвать сынишку из рук супостата — на майские праздники. Каждый раз свидание давалось ей с боем, и потому она хотела поддержки. А Нонна хотела вырвать другого ребенка, и потому две воинственные женщины объединились в группу особого назначения.

Как ни пытался я объяснить жене, что она поступает совершенно по-идиотски, ничего не получилось. Она даже не позволила мне подстраховать ее! Слава Богу, на «сутках» в тот день оказался Сказкин, и я застал его своим звонком.

Он— то и съездил к бассейну, обеспечил прикрытие прессы и оказался свидетелем драмы. Его телефонные показания дышали мне в ухо восторгом щенка, впервые побывавшего на настоящей охоте.

— Он наложил в штаны! Пока они с бывшей за пацана рядились, Стеблюк еще в норме был, привык, видать. А когда твоя налетела — тут он взбесился! Думал на крик взять. Я уж выдвигаться стал поближе, ствол тянуть, да смотрю: тетки вдвоем налетели, будто он их цыплят тащит! Маски-шоу!

— И что, дальше-то что?

— Да съели они его, говорю. Эта Фердыщенко с пацаном убралась, счастливая — «бабе цветы, детям мороженое», а твоя села к Стеблюку в его «паджеро».

— И ты ее с ним отпустил?

— Да ладно ты, Отелло! Вышла она через пять минут да к метро пошла. Жди дома и не забудь отзвониться. Помнишь, кто там чем красен?

Это я помнил. И когда живехонькая Нонна вернулась домой, я жаждал просто информации. Как это ни грустно признавать, работа затягивает и калечит.

К Нонне это не относилось.

— Модестов, твои шансы растут!

Я прижала этого Стеблюка к его «паджеро», и он запищал, как паршивый пейджер. Он просто заберет свое заявление, если мы оставим его в покое, и девочка — наша!

— И чем же ты его так напугала?

— Мальчиком, конечно. Отдать сынишку своей полоумной жене Стеблюк ни за каких чужих девочек не согласится.

Я, конечно, читал о всесильных инстинктах, но не думал, что это так близко к правде. Нонна, возлежащая сейчас в кресле с чашкой кофе, счастливая и довольная собой, час назад шантажировала затравленного самца. Причем используя его самку и детеныша! Думаю, в тот момент матроса Железняка признали праведником. А меня бросил на землю телефонный звонок.

— Мишка! Давай сюда!

— А что, Слава, новый подкидыш явился? От Клинтона с Моникой?

— Да езжай, говорю, у нас тут сам Кряквин объявился!

Это для выходного дня было уже слишком.

***

Я, конечно, знал, что коммунист Кряквин прибыл на родину себя и революции в день солидарности всех трудящихся. Существовала и гипотетическая возможность, что ему доложили о сенсационной публикации в «Явке с повинной», где говорилось о похожем на него распространителе младенцев.

Но даже в сильнейшем гневе этот любитель сигар, по моему разумению, не явился б в какое-то там РУВД разбираться. Ну не похоже это на него! Так уговаривал я себя по пути к «Нарвской». Честно признаюсь, уж и жалел я, что ввязался в этот «Кошмар на улице Стачек».

Сказкин и его коллега Володя Баксов сидели в своем кабинете вдвоем. Но запах сигар еще витал в воздухе!

— Ну что, Паганель, достукался?

Что так долго ехал-то? Штаны не пускали?

— Постой-постой, не доводи человека. У него ж сейчас очки упадут, и тебе, Сказкин, за них теперь и не расплатиться. Без премии-то!

Этот Володя все-таки тонкий человек.

Он и росту не такого громадного, и прическа у него не бандитская, и костюм приличный, не говоря уж о галстуке.

Галстука Сказкин, наверно, отродясь не носил, а если и носил, так и то — пионерский! Володя совсем другой человек. Да.

И лишь Славкин хохот прекратил это пение Лазаря в моей трепещущей почему-то душе. Они смеялись, как павианы, минут пять, и этого мне вполне хватило, чтобы развалиться на диване в ожидании пояснений. От старого кожаного монстра сталинских еще времен, припертого в угрозыск из канцелярии суда, исходило нечто психотерапевтическое. «Надо будет рассказать об этом эффекте жене Спозаранника», — подумал я, и имя начальника привело меня в окончательное равновесие.