Андрей Константинов - Дело о пропавшей России

• Название: Дело о пропавшей России
• Автор: Андрей Константинов
• Жанр: Детектив

В семье сотрудника Агентства Модестова переполох. Жена Модестова хочет взять из детдома ребенка — девочку со странным именем Россия. Но, перед тем как решиться на этот ответственный шаг, Модестов хочет найти родителей девочки. В ходе частного расследования он выходит на загадочную секту…

Эту и другие не менее увлекательные истории из жизни Агентства «Золотая пуля», рассказанные его сотрудниками, вы прочтете в сборнике «Дело о пропавшей России».

---

Поосторожнее!

И тут мне под руку подвернулся Восьмеренко с кружкой кофе. В следующую секунду я метнул ее в стену. Брызнули во все стороны осколки, грязное коричневое пятно поползло вниз по обоям, повинуясь закону всемирного тяготения.

— Вовка, ты что? — Восьмеренко был бледен, и пальцы его тряслись.

Все удивленно уставились на меня.

Трубку телефона я все еще держал в руках.

— Вадим, я перезвоню позже…

Хотелось выть. И крушить все вокруг.

— Володя, да что с тобой? — Горностаева подбежала, стала доставать из сумки какие-то таблетки.

— Извините, ребята… — я старался говорить медленно и спокойно, — я… я потом как-нибудь все объясню. Простите, но мне нужно ненадолго выйти…

К счастью, Агеева в своем крохотном кабинете была одна (и как они там всем своим архивно-аналитическим отделом умещаются?). Я попросил у нее убежища. Мне нужно было полчаса, чтобы прийти в себя.

— Володя, что случилось? На вас прямо лица нет.

— На мне, Марина Борисовна, скоро и головы не будет!…

Агеева притащила кофе, выставила на стол из заначки бутылку с прозрачной жидкостью и надписью не по-русски.

— Не обессудьте, Володечка, коньяк весь вышел. А это ракия турецкая. Но эффект тот же.

Ракия пахла анисом и еще какой-то сладковатой гадостью. В кофе я ее лить не стал, а опрокинул в себя одну за одной три рюмки. У первой вкуса не почувствовал просто обожгло горло.

Вторая оказалась крепкой и сладкой, как лекарство от кашля. Удержался, не выплюнул. Третью рюмку выпил, словно мстя собственному организму.

Потом я допил кофе, поблагодарил Агееву за участие и на все еще слабых ногах пошел к Каширину.

— Ну что, Родион, чья тачка?

— Похоже, что братаны нас выпасали. Машина оформлена на «чернобыльца». Он ее якобы ввез в Россию пару лет назад, по льготным таможенным платежам. А вот нарушали на ней в последнее время двое отморозков — официально-то они, конечно, частными охранниками оформлены, но, по нашим данным, плотно работали на братьев Карпенко.

Я снял трубку телефона и набрал номер Марины. Не отвечали минуты две.

Неожиданно на том конце провода кто-то снял трубку. Незнакомый мужской голос.

— Кого вам?

— Ясинскую Марину можно?

— Нельзя. Она в плохом состоянии.

— А вы кто?

— Врач «скорой». У нее была попытка суицида. Нет, приезжать сюда не надо — мы ее в больницу везем. Завтра можно будет подъехать, в справочной узнать.

— А куда?

— Куда, куда… на Пряжку.

Доигрались, твою-то мать!… Почему же мы. уроды такие, всегда забываем, что за нашими игрищами живые люди, а не картонные фигурки. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется.

Фигня это все — еще как дано. Только не лениться надо, а думать.

Ярость прошла. Теперь я чувствовал такую слабость, что ноги не держали.

— Вовка, да тебя же трясет! — Каширин заглядывал мне в глаза.

Только тут я понял, что меня колбасит. Дрожало все, что только могло дрожать. Зудинцев метнулся куда-то из кабинета, затем снова появился уже передо мной, силой влил мне в рот из кружки какую-то горькую гадость. Зелье подействовало. Трясло меня уже меньше, да и кавардак в голове несколько унялся.

— Спасибо, мужики, — сказал я.

— Может, расскажешь, в чем дело? — поинтересовался Зудинцев.

— Не, Георгий Михайлович, сам напортачил, сам и разберусь.

Каширин робко намекнул, что, может быть, сказать о хвосте Обнорскому. Этого еще только не хватало. Тогда план, который уже начал обрастать у меня в голове некоторыми очертаниями, придется похоронить. Нет, действовать надо было прямо сейчас, без промедления.

Надо двигать домой, все спокойно обдумать и начать действовать. Ха! Письменных заявлений обиженных журналистов, видите ли, недостаточно для возбуждения дела… Им что, труп журналиста нужен в кабинете Карпенко? Ну так будет им труп…

— Я, мужики, пожалуй, пойду домой.

Спасибо, что откачали в трудную минуту.

«Черт! — вспомнил я. — Там же хвост! А если они меня прямо на выходе сцапают?» На свой счет я не обольщался. Мне и с одним-то братком сложно было бы тягаться на равных, а с тремя…

Усилиями Зудинцева и Каширина их кабинет напоминал нечто среднее между кабинетом оперуполномоченных в РУВД и небольшим музеем: стены были обклеены зловещими фотографиями с мест происшествий, в одном углу было прикреплено переходящее красное знамя «За успехи в раскрытии преступлений», в другом — черный флаг с черепом и скрещенными костями, который каждое утро торжественно поднимали, а ежевечерне — спускали с соблюдением соответствующих церемоний.

— Слушайте, мужики, а какие-нибудь средства личной самообороны у вас имеются в коллекции?

Средства нашлись. От изделия ПР-1 (палка резиновая) я отказался — обращаться с ним не умею. Газовую систему «Удар» тоже отверг — не было уверенности, что и с нею я совладаю, хотя отзывы о ней слышал хвалебные. А вот деревянная рогатка… В сочетании с металлическими шариками от подшипников она могла стать грозным оружием, если, конечно, вспомню юность в поволжском городке. Я осмотрел индивидуальное бесшумное ручное устройство натяжно-ударного действия, проверил резинку и остался доволен. Каширин отсыпал мне в ладонь горсть шариков трехсантиметрового диаметра. Я сунул оружие в карман и вышел на улицу.

***

БМВ карпенковских братков стояла через улицу — напротив выхода из нашей подворотни. Они дали мне выйти на Зодчего Росси. Едва я повернул к Александрийскому театру, как из салона БМВ выбрались два молодца и направились в мою сторону. Третий сидел за рулем.

Я вытащил рогатку. Щелкнула резинка. Один амбал споткнулся и сложился пополам — металлический шарик угодил ему в солнечное сплетение.

Второй не понял, в чем дело, прибавил ходу. Я выстрелил по нему — промахнулся. Щелкнул рогаткой еще раз. Снаряд попал в ногу. Наверное, в коленную чашечку, потому что второй мой преследователь рухнул на асфальт, закричав от боли. БМВ уже разворачивалась в мою сторону. Оставшиеся три шарика я выпустил ей по стеклам. Лобовое пошло трещинами…

Потом я побежал. Последний раз я так бежал в армии на пятикилометровом кроссе в полной выкладке. Тогда я чуть не умер. В этот раз я тоже остался жив.

Я вылетел на набережную Фонтанки, повернул направо и, задыхаясь, влетел на вахту общежития Большого драматического театра.

— Вам кого, молодой человек? — благообразная бабулька строго заступила мне дорогу.

— Я — к Яну Шапнику. Он у себя?

Ян был на месте. Когда-то мы вместе учились в театральном училище в Ярославле, правда, на разных курсах, но друг друга знали. После третьего курса Шапа, как его обычно звали в училище, перевелся в Питер. А после окончания ЛГИТМиКа попал в БДТ.

Я проскочил на второй этаж. Мне казалось, что я слышал сзади топот моих преследователей. Но, возможно, это мне только мерещилось.

Вот и Ян Шапник. Увидел меня, узнал, удивился:

— Какими судьбами, Соболин?

— Нужна твоя помощь: поспорил с коллегами, что смогу так перевоплотиться, что они меня ни в жизнь не узнают.

Не одолжишь паричок, грим и еще кое-что, желательно из дамского гардероба…

У Шапника нашлось все: и грим, и седой косматый парик, и потрепанный, давно уже потерявший свой природный цвет женский плащ, и стоптанные башмачки типа «здравствуй, старость». Была даже суковатая палка.

Загвоздка была в одном — мою густую черную бороду было не закрасить никаким гримом.

— У тебя станок бритвенный есть? — Я разглядывал растительность на собственной физиономии в зеркало — жаль расставаться с тем, что отращивал с таким старанием последние три года.

— Есть. Вот только горячую воду отключили. Но мы сейчас в кастрюльке согреем.

— Ножницы тащи.

Ножницами я обкромсал бороду максимально коротко. Затем пустил в ход бритву — «первое лезвие бреет чисто, второе — еще чище… двадцать четвертое полирует кость». Минут через семь на меня из зеркала смотрела до бесстыдства голая, давно позабытая физиономия.

Я раскрыл коробку грима и приступил к процессу преображения. С помощью гуммиарабика обзавелся крючковатым носом. Затем наложил общий тон.

За основу я выбрал серо-желто-зеленый цвет (вспомнилась старуха, которую как-то наблюдал на Васильевском острове — у нее был как раз такой, почти мертвецкий цвет лица). Затушевал свои густые брови, так что теперь они представлялись клочковатыми седыми кустиками, оттенил щеки и глаза так, чтобы они запали поглубже, изменил яркость и форму губ, провел в нужных местах старушечьи морщины. С помощью заколок-невидимок укрепил на голове кудлатый парик. Наконец все было готово — пожилая испитая бомжовка глядела на меня из зеркала.

— Ты что, так в джинсах и пойдешь? — ехидно поинтересовался Шапник, внимательно следивший за моим преображением.

Н— да, даже у самых гениальных актеров бывают проколы. Но и тут запасливый Ян пришел на помощь -протянул мне дамские колготки. Не лайкровые, плотностью пятнадцать или сорок дэн, а хлопчатобумажные, плотные, с рисунком в затейливый рубчик — такие лет тридцать назад носила моя бабушка.