Светлана Василькова - Бездомное счастье. Автобиографическое пронзительное повествование о жизни, её крутых виражах, смысле, счастье

• Название: Бездомное счастье. Автобиографическое пронзительное повествование о жизни, её крутых виражах, смысле, счастье
• Автор: Светлана Василькова
• Жанр: Русское современное

…Потом был последний костёр. Никогда мне не пелось так легко, никогда так ярко не горели звёзды на небе! Подумалось: хорошо, что меня муж бросил, иначе я бы себе такого никогда не позволила, и не узнала… Что же такое счастье, где его дом?

---

Бездомное счастье Автобиографическое пронзительное повествование о жизни, её крутых виражах, смысле, счастье Светлана Василькова

Светлой памяти родителей посвящается.

© Светлана Василькова, 2017

ISBN 978-5-4485-2597-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сядьте удобнее, расслабьтесь, закройте глаза и мысленно перенеситесь в дом, где вы были счастливы…

Мысль о счастье была горькой, потому что лишний раз напоминала об его отсутствии. Я закрыла глаза, заранее настроившись на неудачу. Вскоре мои губы стали растягиваться в победной улыбке, как у человека, нашедшего решение трудной задачи. Счастье родом из детства! Нет ни одного человека, не вспоминавшего с особой теплотой свои детские годы.

Дом детства… родительский дом. Бревенчатый, под соломенной крышей, с белыми ставнями в сад. Комната, кухня да дощатые сени.

Длинная узкая печка для обогрева отделяла широкую, с пружинами, множеством блестящих шариков на никелированных спинках, кровать родителей от детских палатей. Топили печку по вечерам, ставя небольшой чугунок с картошкой для ужина. Была на ней лежанка, но такая узкая, что использовалась лишь для сушки валенок и промокшей одежды, если не считать, что являлась законным местом кошки Муськи.

Спальные места закрывались занавесками, легко скользящими по проволоке на деревянных катушках. Для чего было истрачено столько ниток, чтоб освободить эти катушки, осталось загадкой.

Центральную часть оставшейся половины комнаты занимал круглый стол, за которым, под жёлтым абажуром с кистями, собиралась по вечерам вся семья. Каждый занимался своим делом: отец читал газету, мать проверяла тетради, мы тоже находили себе какое-нибудь бесшумное дело.

Краешком к столу примыкал «горбатый» диван с полукруглым жестким сидением, полукруглой спинкой, которая, казалось, старается столкнуть и так постоянно съезжающего с сидения. И только большие валики по бокам доставляли удовольствие забраться на них верхом.

В красном углу стояла этажерка с книгами, на ней красовалась радиола «Рекорд», покрытая белой ажурной салфеткой. Сверху, вместо иконы, висели портреты отца и матери в деревянных рамах.

В другом углу стоял белесый шкаф с одеждой и коробкой маминых туфель, которые я примеряла при всяком удобном случае.

На стене тикали ходики с маятником, цепями, гирями и циферблатом прямо на нарисованных медведях в лесу.

Пол был застелён самоткаными длинными половиками, похожими на тряпочную летопись, потому что состояли из узнаваемых лоскутков когда-то любимой одежды.

Большую часть кухни занимала русская печь. Когда в ней полыхал

огонь, готовилась в огромных чугунах еда для поросёнка. Потом уже завтрак для себя и сразу обед, дожидавшийся в печи своего часа. Чтоб испечь хлеб, недогоревшие угли выгребались в открывавшееся отверстие плиты, служившей одновременно припечком. Хлебу, чтоб испечься, достаточно было тепла нагретых кирпичей.

Самое лучшее место было на печке. Спали там редко, если только кто заболевал. Обычно, это была зимняя игровая для детей. Там же хранились сухофрукты, ягоды, семечки и смолистые лучины для растопки печи. Запах лучин напоминал вовсе не лес, а домашний очаг.

Охранял дом огромный пёс по кличке Пароль. На ночь отец отстёгивал его от тяжёлой цепи, но и тогда он оставался на страже. Однажды зимой, привлечённые запахом свежатины, к дому пожаловали волки. Завязался неравный бой. Грозный голос выбежавшего из дома отца обратил серых в бегство. Пароль был сильно изранен, но папка его вылечил, не зря же он ветеринарный доктор.

Был и смешной случай, связанный с Паролем. Летом, когда жарко и душно, кроме форточки, держали открытым окно. Подкатив валун со стороны улицы, и поставив табурет изнутри, я приспособила окно, как ближайший удобный выход из дома. Использовался он иногда и ночью, когда нужно было по-маленькому, но совсем не хотелось пробираться до сеней.

Обычно такая необходимость появлялась уже под утро, и на улице было гораздо светлее, чем в доме. Да и бояться непонятных тёмных силуэтов на улице было не так позорно, как в доме.

Взобравшись на подоконник, я обнаружила, что прошёл дождь. Представив грязь на ногах и холодные капли с листвы на рубашке, решила отступить. Или может всё же попробовать, не ступая на землю, изловчиться…

В это время проснулся отец и, заметив непонятный силуэт в окне, подумал, что это Пароль хочет переждать непогоду в доме.

– Назад, Пароль, на место!

Я же решила, если отец так говорит, Пароль в доме и, не раздумывая, бросится в окно, выполнять команду.

А-а-а-а-а!

Все проснулись. Разобравшись, в чём дело, начали дружно смеяться. Я тоже смеялась, сквозь слёзы.

Был ещё смешной случай, с курами. Нас с братом частенько оставляли дома одних. Мы спокойно играли в разные игры.

Однажды мы вынуждены были прервать наше занятие, услышав, как кто-то скребётся в углу. Это повторялось всё чаще и громче. Кто может скрести в доме? – Мыши. Но так сильно скрести могут только очень большие мыши. Нужно было занимать оборону, неизвестно, чего они хотят.

Дав брату школьную линейку, себе взяла толстую, метровую. В случае нападения, будем отбиваться. Усевшись на диван, мы устремили свои взгляды в угол, откуда доносился странный шум, и начали ждать, держа наготове линейки.

Прошла вечность, пока не послышался скрип открываемой двери.

– Кто это дверь… – не закончил начатую фразу отец, заметив неладное.

– Спасены… – слёзы хлынули ручьём, я рыдала, не в силах ничего произнести. Забравшись к отцу на руки, Эдик сам начал лепетать, что мы хотели линейками бить больших мышей, которые сильно скреблись.

– Да это же куры! Кто-то плохо закрыл дверь, и куры через сени по лестнице забрались на чердак. Там хранились остатки зерна. Вот они и скребли по своей птичьей привычке по дну короба, добывая еду, – объяснил всё отец.

В этот раз никто не смеялся, хотя случай смешной.

***

Любимым местом для игр на улице были развалины. Совсем недалеко от дома стояла разрушенная церковь. Место довольно оживлённое, потому что там добывались кирпичи для любого строительства в деревне. Воронки от снарядов или уже рукотворные ямы осваивались детворой. Ямы обустраивались, украшались, и становились домом. Тут всё состояло из кирпичей: стол, стулья, кровать. И только букет цветов на кирпичном подоконнике был настоящим. Именно он помогал воображению хоть ненадолго давать вторую жизнь мёртвым обломкам.

У нас в огороде были свои развалины. На этом месте раньше стояла аптека. Здесь мы не играли, а помогали. Каждую весну остатки кирпичей складывали в кучи и вывозили на повозке. Мусор просто в тачке вывозили в заболоченное место к реке и высыпали на дорогу, по которой потом можно было проехать на телеге.

Иногда нам удавалось находить клады – множество запечатанных бутылочек. Долго наслаждаться этим богатством не получалось, клады бесследно исчезали. Отец объяснял это, не вдаваясь в подробности, одной фразой: как пришло, так и ушло.

Чтобы использовать непригодное для посевов место, отец там построил баню, поставил несколько ульев с пчёлами. Топили баню по субботам. Чтоб нагреть бочку воды, в неё опускали раскалённые в печке до красноты железяки. Речная вода для головы грелась отдельно в чугунах. Парились и мылись в одном отделении, особенно зимой. В предбаннике хранились улья с пчёлами. Обманутые теплом, пчёлы начинали усиленно гудеть, некоторые вылетали на разведку. Так мы и мылись вместе с пчёлами, единые развалины примиряли.

Однажды я забрела на развалины, находившиеся довольно далеко от дома. Не жалея и так незаживающих от ссадин коленок, привычно забралась на груду обломков кирпичей, чтоб заглянуть в яму. Там были люди в одинаковой одежде и касках. В мозгу пронеслась страшная догадка: немцы! Весь путь до дома я проползла по-пластунски по канаве вдоль высокой насыпи шоссе, боясь приподнять голову.

– Мама! Там немцы!

***

Шли мирные годы, а о войне говорилось много. В клубе шли

фильмы о войне, дома рассказывали о войне вместо сказки перед сном.

Запомнился рассказ матери, как их впервые обнаружили немцы в земляном убежище и приказали выходить с поднятыми руками, иначе будут стрелять. Чтобы выполнить это требование, из землянки пришлось выползать, стоя на коленях. Стояла страшная тишина, не заплакал ни один ребёнок, и даже годовалые детки, глядя на взрослых, стали на коленочки.

Сильнее страха оказалось удивление, что враги внешне похожи на обычных людей, а не на запомнившихся с детства по картинкам из учебника истории, чудовищ с дырявыми железными вёдрами вместо головы.

Извлекли, значит, урок из истории – явились налегке. Только вряд ли вам это поможет.