Дмитрий Вержуцкий - Тувинские рассказы

• Название: Тувинские рассказы
• Автор: Дмитрий Вержуцкий
• Жанр: Русское современное

Яркость образов, колоритные местные обычаи и детали быта полевых противоэпидемических отрядов, красочные описания природы и отчаянная борьба на выживание со стихией – все это есть в предлагаемом сборнике. Даже если в рассказах повествуется о событиях трагичных, печальных или даже не всегда приемлемых с позиций общественной морали, они полны оптимизма. В них никого не осуждают и не превозносят, а просто рисуют ту картину жизни в горах, что уже ушла в далекое прошлое и вряд ли повторится.

---

Тувинские рассказы Дмитрий Вержуцкий

© Дмитрий Вержуцкий, 2017

ISBN 978-5-4485-2589-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автор обязан предупредить, что имена персонажей вымышлены, сюжеты рассказов придуманы, а все совпадения случайны.

ПИЧЕ-КЫС

Женщина явно не хотела отдавать бутылку. Она прижимала ее к себе и, пятясь к низкому заборчику, прятала голову от размашистых, но неточных, ударов мужчины. Тот пьяно злобился и старался стукнуть побольнее. Людей на улице у магазина находилось много, но никто не хотел связываться. Все, идущие мимо, делали вид, что их происходящее никак не касается.

Опершись ногой на ступицу «шестьдесят шестого», я соскочил на землю и направился в магазин. Поднимаясь на крыльцо, почему-то снова посмотрел на воюющую из-за портвейна парочку. Женщина, отстраняясь от очередного удара, повернула лицо в мою сторону, что-то очень знакомое мелькнуло в ее облике, и ноги сами остановились. Внезапно, откуда-то из раскрывшихся закоулков памяти, хлынули давно забытые воспоминания.

Схватив драчуна за плечо, я развернул его к себе. Зарычав что-то нечленораздельное, тот попытался замахнуться кулаком. Он был не слишком крепкий и к тому же сильно пьян. После первого удара сразу пошел винтом и проломив штакетник с верхней прожилиной, упал за забор. Там он встал на четвереньки и стал нашаривать подходящий для возобновления диалога камень. После нескольких попаданий сапогом, этот буян упал на бок, закрыл голову руками, заскулил и что-то забормотал по-тувински извиняющимся голосом. Пнув его еще разок от души в спину, я повернулся и подошел к женщине.

– Здравствуй, Пиче-Кыс! – переводя дыхание и чувствуя боль в разбитых костяшках на правой руке, сказал я. Остановившийся посмотреть народ начал расходиться.

– Здравствуйте, Дмитрий Борисович! – ее чуть скуластое лицо было абсолютно бесстрастным, а взгляд сильно затуманен алкоголем.

– Ты давно вернулась?

– Зимой еще, – стояла она, как и раньше, очень прямо, прижимая к себе бутылку. Вблизи стало заметно, что годы да и, видимо, образ жизни не пощадили ее необычную красоту. Исчезла куда-то и обычная открытая улыбка на лице.

– Это – твой муж?

– Нет, муж дома. Пьяный.

– Залезай в кабину. Куда тебя отвезти?

– Я дойду. Тут недалеко.

– Пичи, у тебя кто-нибудь все равно отберет портвейн. Пошли, – я взял женщину за руку и повел к машине. Она не сопротивлялась. Подсадив ее в кабину, залез следом. Она объяснила, что ей надо на другой конец поселка, туда мы и подъехали.

– Пока, Пиче-Кыс! У тебя все будет хорошо!

– Спасибо, Дмитрий Борисович. И Вам всего доброго! – все же смогла улыбнуться она.

Первый секретарь райкома комсомола, молодой парень-тувинец в темном костюме со значком на лацкане и в галстуке, был серьезен. Выслушав внимательно мою просьбу, он немного подумал и сказал, что, конечно, в такой ситуации надо обязательно помогать друг другу и совершенно правильно, что я обратился именно сюда. С трудоустройством молодежи в районе большие проблемы, и он сегодня же постарается найти людей. Если я подойду завтра к девяти утра, то будет нормально. На этом мы и договорились.

Стационар назывался эпизоотологическим. Затаившаяся в горах опаснейшая болезнь, чума, сохранялась в природе в мелких насекомых – блохах. Блохи жили в глубоких норах, в гнездах сусликов. Одной из задач стационара было отслеживание сезонного изменения численности блох. Для этого каждые десять дней на определенных площадках раскапывали по три-четыре гнезда, отлавливали двадцать-тридцать грызунов и собирали с них насекомых. В местных горах инфекция была связана с блохами суслика, в других местах это могли быть блохи сурков, песчанок или других обитателей глубоких, сложно устроенных нор.

Впервые выкопанное гнездо, состоящее в основном из сухой измельченной травы, шерсти и земли, по объему с полведра, в нескольких матерчатых мешочках доставлялось в лабораторию и мелкими порциями, по одной-две горсти, просматривалось. Вся замеченная живность, в том числе и блохи, выбиралась и подсчитывалась, а затем, прежде чем попасть на исследование, определялась до вида под микроскопом. Разобранный субстрат в мешочках снова помещался в яму-бункер, где и хранился до следующего разбора. Даже, если все делать быстро, на просмотр одного гнездового субстрата уходило никак не меньше часа времени. Хранящиеся гнезда по инструкциям требовалось ежедекадно просматривать, чтобы проследить сроки начала и окончания появления личинок и молодых блох, и выяснить многие другие вещи.

Заехав сюда со всей зоогруппой в начале апреля, к середине мая мне приходилось уже каждые два дня, помимо массы других дел, перебирать по шесть-семь гнезд. Поручить такой ответственный и кропотливый труд бичам-сезонникам не представлялось возможным. Любыми путями надо было срочно найти подходящих людей для этой и другой технической лабораторной работы. Выбравшись снова в поселок, после очередного безуспешного обхода всех друзей-знакомых, с этой проблемой я обратился в районный комитет комсомола.

Утром, подходя к кабинету секретаря, через полуоткрытую дверь я увидел сидящих на стульях вдоль стены трех совсем молодых девчонок. Секретарь что-то очень строго им внушал, по отдельным узнаваемым тувинским словам можно было понять, что они недавно сильно провинились и им дается возможность не просто исправиться, но и помочь родителям материально. Что-то еще говорилось про почетное и ответственное звание комсомольца и так далее.

Девицы смотрели в пол и по очереди шмыгали носами. Увидев меня, комсомольский вожак вышел из-за стола, поздоровался и извинился в том плане, что больше никого не удалось найти, зато эти девушки хорошо говорят по-русски. Секретарь протянул мне три паспорта, и попросил вернуть документы либо ему, либо родителям, но ни в коем случае не отдавать хозяйкам.

Не очень понятно – что к чему, но времени на выяснение не оставалось. Шла середина мая. До приезда основного отряда оставалось две недели, своей машины у меня не было, да и не нужна она в горах, где вся работа выполнялась в пешем порядке. Базовый лагерь стационара находился в полусотне километров отсюда, за хребтом Цаган-Шибету, через который, увязая в снегу, я и пришел сюда два дня назад. Тащиться обратно через перевал с тремя девчонками в нагрузку мне совсем не хотелось – большой участок тропы в долине Тумзе проходил прямо под длинным склоном со множеством набитых снегом распадков. Вчера удалось проскочить его утром, по холодку, днем же там вполне можно было попасть под раздачу в виде внезапной лавины, что никак не входило в мои планы.

Случайно выяснилось, что через час «санитарка» из местной больницы направлялась на Барлык, там кто-то заболел и нуждался в госпитализации. Появилась возможность проехать больше половины пути на машине, и такой удачей, конечно же, следовало воспользоваться. Выйдя из здания райкома, я кратко объяснил девчонкам ситуацию, приказав резво бежать домой, собрать рюкзачки или сумки только с самым необходимым и быть через час возле больницы.

Времени оставалось мало. Быстрым шагом я направился в ближний магазин, купил плиту зеленого и коробку черного чая, кеды 41-го размера, заказанные одним из рабочих, и шесть упаковок сигарет «Прима». Курево, как и чай, почему-то в этот сезон тратились очень споро. Подумав, прибавил к покупкам пакет с карамелью. Хлеба в магазине не оказалось, пришлось, поймав мелкого пацана на мотоцикле «ИЖ Планета», мчаться на другой конец поселка, в пекарню.

Пожилой пекарь, с интересным именем Первомай, продал мне три еще горячие, хрустящие и восхитительно ароматные булки. Упаковывая рюкзак, я не выдержал, оторвал от одной из них корочку и, с наслаждением откусывая от нее маленькие кусочки и смакуя, медленно съел. На стационаре пекли лепешки, обычного хлеба мы не видели уже с месяц. Закинув на спину рюкзак, и уже никуда не торопясь, я направился к больничному городку.

Выезд задерживался – искали какие-то недостающие медикаменты. Открывая по очереди паспорта, я стал знакомиться с уже подошедшими девицами. Высокая, почти с меня ростом, прямая, с открытой улыбкой и правильными чертами лица с едва обозначенными азиатскими признаками, звалась Пиче-Кыс. По-тувински ее имя переводилось как «маленькая девочка».

Вторую, пониже, но также с хорошей стройной фигурой, звали Оюна. Это имя обозначало «веселая, беззаботная», хотя его обладательница среди всей троицы оказалась самой серьезной и рассудительной, несмотря на молодость. Имя третьей, пожалуй, более соответствовало ее хозяйке – Урана. Она была невысокой, крепко сбитой, с круглым лицом и переменчивым настроением. Чувствовалась какая-то необузданная стихия, пружиной сжатая в ее теле и характере. При всем этом, Урана была вполне славная и симпатичная девчонка, со своей «изюминкой», как и первые две.