Софи Ренар - Поэзия БДСМ. Рассказы. Сказки. Стихи.

• Название: Поэзия БДСМ. Рассказы. Сказки. Стихи.
• Автор: Софи Ренар
• Жанр: Эротика

А на самом деле, главное – чтобы тебя спасали. В русском БДСМ нет ни красных комнат, ни Верхних-миллиардеров, исключительно загадочная русская любовь. От нее-то и надо спасаться – ей же.

---

Поэзия БДСМ Рассказы. Сказки. Стихи. Софи Ренар

© Софи Ренар, 2017

ISBN 978-5-4485-2436-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Выбор

Эротические рассказы начинаются с описания одиночества героини.

Тематические рассказы описывают трудную жизнь непонятого извращенца.

Ну а любовные романы, как правило, вворачивают в качестве прелюдии смешную уже сотни лет шутку.

Вопрос, что выберешь именно ты.

…И был июль, и был он не по-июльски холоден. Лишь проглянет изредка солнце сквозь тяжелое свинцовое небо, погладит голые коленки, спрячется обратно. Софи ежилась, стоя на ветру у выхода из метро. Вообще-то они договорились встретиться внутри – ну мы же самые умные, мы знаем, как нам будет лучше, куда там этим Доминантам… Вышла, взяла в окошке Маккофе большой стакан капучино, вернулась и присела на парапет, болтая ногами. Ни дать, ни взять – выпускница школы, короткая юбка, минимум косметики, улыбка не сходит с губ. Косичек только не хватает, впрочем, это дело поправимое.

Улыбка, если приглядеться, нервная. Да и ногами она болтает только потому, что иначе они будут дергаться сами, дрожать мелкой дрожью от страха. Страх этот идет от низа живота, от солнечного сплетения – облепляет липкой мокрой паутиной весь низ тела, заставляет переводить изредка дыхание.

Мда, вот тебе и выпускница… школы сабмиссивов. Вот тебе и несколько лет опыта. Ее начало скручивать еще в метро, когда она случайно зацепилась проводом наушника за сумку, увидела на ее дне спец-набор – салфетки, пачку презервативов на всякий пожарный, пару пробок – и испуганно в тот же миг сумку полностью застегнула. Ладони моментально взмокли, щеки загорелись, и она почти в изнеможении прислонилась лбом к стеклу вагона, перед тем как из него выйти.

Кофе, сигареты..нет, курить она сейчас не будет. Не сейчас.

– Ты где?

– Я вышла, стою со стороны Мака. Хочешь, спущусь обратно?

– Ну и что с тобой делать? Стой, где стоишь, сейчас приду.

Она несколько раз вдохнула и выдохнула, стало легче. А потом и вовсе окутало сверху нежное облако тепла и комфорта, когда он поднялся, обнял ее, невесомо поцеловал в лоб. Разница в росте, чего уж тут.

Софи уцепилась за его руку, как в танце, когда он поворачивал ее куда хотел, задавая вектор направления движения. Вектор, ага. Она вдруг хихикнула про себя, вспоминая «физику физиологии» – мини-лекцию, прочтенную им на одной из первых встреч, в ответ на ее замечание о площади соприкосновения ремня о кожу… Да… работа там, импульс… давление! Точно! Он говорил ей на ухо все эти давно забытые формулы – медленно, охрипшим голосом, сжимая одной руку ее руку, другой удобно собрав волосы в хвост, чтобы не мешались, а она млела, текла просто от этого голоса, от всех этих умных слов, которые ей – выпускнице матшколы – были словно бальзам на душу.

Да-да… было же, было, уже потом в институте на первом курсе, когда раздолбайство и лень при несомненном наличии мозгов едва позволили ей сдать сессию. Она не могла тогда учиться, не хотела. И появился бы кто, заставил… Первой студенческой весной она сидела в аудиториях или в открытом вестибюле лабораторного комплекса и страстно фантазировала об одном – дисциплине, строгости, порке. О том, чтобы ее заставляли, учили, наставляли, пинали вперед. Чтобы ей сказали: ты умница, ты замечательная, но ты совершенно безответственная, и будешь за это наказана.

Встретились бы они тогда? Понял бы он ее? Что бы было?

Она вздрагивает, когда он разворачивает ее уже у двери отеля, распахивая дверь, пропуская вперед. Снова возвращается нервозность – теперь уж в каком-то мелком хихиканьи и бесконечной болтовне. Когда они поднимаются по лестнице, ее бедра сами начинают совсем уж откровенно покачиваться – и она чувствует его взгляд, тяжелеющий с каждой секундой.

– —

Раздается писк открываемого замка, они заходят. Софи сразу же с какой-то поспешной деловитостью начинает снимать туфли, выкладывать сумку, мимоходом стряхивать невидимые пылинки с платья. Ощущение надвигающегося шторма захватывает, кружит голову, перед глазами темнеет, а сердце стучит так громко, что она боится за этим стуком не рассчитать хода времени. Она не знает, о чем он думает, хочет узнать – и не может, боится до смерти, такое же чувство ее настигает только когда она смотрит вниз с огромной высоты – желание сделать шаг в пропасть, но как в сказке, как в легенде мгновенно взлететь.

Мы – гордые Ларре, – думает Софи, – герои сказки Горького. Мы мним себя детьми орлов, детьми неба, думаем, что нам все позволено, думаем, что можем летать. Но на самом деле то, что видится нам облаками – лишь иллюзия, дым на дне пропасти, куда нас волочет за собой неуемное желание и неуемные же страсти.

Она машинально достает пачку сигарет из сумки, отходит к окну. Жесткий ковролин слегка покалывает босые ступни, и Софи жалеет, что не надела чулки – да и поэстетичнее оно бы смотрелось… Оно – что?

– Положи обратно.

– А?

– Я сказал, – обманчиво-мягко, вкрадчиво, – что ты положишь сигареты обратно.

Теперь они напротив друг друга. Знаковая композиция, нарисовать бы потом. Он сидит, расслабленно откинувшись на спинку кресла, смотрит на нее – она стоит у окна, вполоборота. Столбик пепла уже вспыхнувшего огонька с фильтра перекидывается на ее пальцы. Тогда она вздрагивает, засовывает сигарету в пепельницу, долго и упрямо топчет ее там и никак не может взглянуть в ответ. А когда наконец решается…

Ты же знаешь, – говорят его глаза, самую капельку смущенные, – все это игра. Ты хочешь этого, или тебе кажется, что так должно быть. Я хочу этого, или мне кажется, что я должен. Давай поможем друг другу. Прежде всего, – ироничная искорка пробегает по самой глубине зрачков, – прежде всего, это тебе же на пользу.

Она смотрит на него, остывая потихоньку, раскручивая внутреннюю пружину обратно. Понимая его и почти срываясь в ощущение ирреальности, неестественности происходящего – от страха, должно быть, она улыбается намеренно насмешливо, перехватывая инициативу в свои руки. Распрямляя спину, меняя позу – так в театре теней актеры мгновенно меняют амплуа, из маленького зайца превращаясь в хищника, уже щелкающего пастью, как вдруг…

Он смотрит на нее, брови удивленно поднимаются, на лице какое-то странное выражение, ну, ну!

– Что, весело тебе?

Страх, ожидание, вызов. Под ноги бросается перчатка, у великого секс-символа ветром вздымает до пояса юбку, и уже совсем близко грохочет гром – на пределе, едва сдерживаясь, чтобы не полыхнуть с небес огненной молнией.

Не заставляй меня отвечать тебе, думает Софи. Не заставляй раскрывать рот, называть вещи своими именами… мы же оба – умеем. Мы же оба играли в театре, мы входили в роли, врастали в них, и кожа наших героев становилась нашей, уже не второй – первой кожей.

– Ага… Ну что ж, девочка, что неделю назад было, помнишь? А я тебе сейчас напомню. Будем считать, что наказание, пусть и отложенное, состоится.

Он будто перепроверяет себя, слушает внутреннего суфлера, и продолжает, смакуя каждое слово:

– Но будет больно. Жалеть я тебя не буду, а порку ты заслужила хорошую. Что? Хочешь еще? Молчишь – значит хочешь. Ну так и упрямых девочек надо наказывать. И хороших девочек надо наказывать – только лучше будут…, – голос резко меняет тональность, становится ледяным. – Сюда иди. Живо.

Софи идет, старательно пытаясь не споткнуться.

Он сажает ее к себе на колени, проводит ладонью по щеке, тогда она закрывает глаза и медленно-медленно тает изнутри. Пока не чувствует что рука жесткой скобкой обхватывает ее шею.

– Давай закончим побыстрее со всем неприятным.

Она чувствует, как пунцовая краска стыда словно язык пламени лижет ее щеки.

– Что, стыдно? Ничего, это дело поправимое. Сейчас попа будет тоже красная. И будет больно, про стыд забудешь. Ну-ка, быстро ложись! А то еще добавлю. Хорошая девочка, умная девочка, не очень послушная, ну что ж, это мы исправим, и будет совсем-совсем… хорошо.

– Не надо еще!

– А тебя никто не спрашивает, – хмыкает он, и закидывает подол платья ей на спину. – Извини, детка, но трусики придется спустить… воспитывать плохих девочек лучше по голой попе… – с этими словами он тянет вниз к коленкам ее трусики, гладит покрывшиеся мурашками от холода половинки, на том месте, где они переходят в бедра. Ему думается вдруг, что то, что происходит наедине между двумя людьми выглядит со стороны ужасно, наверное, смешно, забавно, даже глупо. Но кому это важно?