Олег Лукошин - Наше счастье украли цыгане. Роман

• Название: Наше счастье украли цыгане. Роман
• Автор: Олег Лукошин
• Жанр: Эротика

СССР, 1988-й год. Шестнадцатилетняя девочка Света приезжает на каникулы в деревню и погружается в жуткую историю с убийствами, поджогами, первым сексуальным опытом и разрывающей сознание мистикой… Ну, пошла массовочка!

---

Наше счастье украли цыгане Роман Олег Лукошин

Фотограф Dominik Martin

© Олег Лукошин, 2017

© Dominik Martin, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4485-2475-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кто мне невинность вернёт?

Это история моих прегрешений. Моего погружения в соблазны. Я открываю занавес, чтобы избавиться от коварного тщеславия – оно всему виной. Мне кажется, я имею на это право…

Ну, пошла массовочка.

– Алла Пугачёва, «…счастья в личной жизни!» Очень характерное для нашей эстрады название, потому что в общественной счастья желать не принято. Там и так все счастливы. Подзаголовок: «Песни Игоря Николаева поёт Алла Пугачёва». Ленинградский завод грампластинок. «Это первая большая авторская пластинка молодого композитора Игоря Николаева. Она познакомит вас…» А-а, ладно! Предисловия не в счёт, хотя помню. Главное – песни.

Статные, симпатичные деревенские дома – зажиточно живут в Вешних Ключах – стремительно вывалились из-за поредевших разом деревьев. Раз – и вот они. Вон и дедовский. Седьмой или восьмой – помню, помню! Уже отсюда видно.

Притормозила. Так бежать не стоит, пожалуй. Правая брителька разорванными концами по телу хлестала – и спереди, и сзади. Словно порка. Так тебе, блудница, так! За что? Я ни в чём не виновата!

Коленки чёрные. Ну правильно, а как ещё должна выглядеть, если в лесу попалась? Личико, видать, такое же, но в зеркальце не смотрелась, хотя захватила. Оно в сумке. Та волочилась на вялой ладони по пыльной дороге.

– Да, песни. Сторона один. «Сто друзей», «Желаю счастья в личной жизни», «Паромщик», «Балет».

– Девынька, ты чья? – какая-то тётка пожилая. – Никак Бойченкова? К деду? Вот тому радость!

Ударение на «е» выдала. И лишний слог. Колхозница.

– Сторона два, – кивнула ей. – «Прости, поверь», «Балалайка», «Стеклянные цветы», «Две звезды».

– Упала что ли? – уже в спину.

Нет ответа. Не зли меня, женщина, в минуты ответственные!

И – обратили внимание? – ни единого сбоя.

Отлично! Концентрация превыше всего. Ни малейшего повода для воздействий извне. Ни шанса врагам. Так и одолею всех.

– По просьбам трудящихся исполняется песня «Две звезды». В небе-э полночном, небе-э весеннем…

Дедов дом открыт. Значит, на месте старик. К вечеру ждёт меня, встречать собирается, а я – вот она. Туточки.

Так задумано. Спланировано так.

– Па-адали две звезды-ы-ы…

Да дома ли? Здесь замки не вешают. Деревня, общинный уклад, доверие. Темно в сенях. Где тут выключатель? Вот этого не вспомню – три года не была. Впрочем, видно более-менее.

– Па-адали звё-о-зды с мя-а-хким свече-эньем…

Дверь в горницу пинком отворила. Переступила порог. Чумазая, измождённая, трахнутая. Падшая.

– В у-утренние са-ады-ы-ы… – пропела надрывно.

Дед за столом. В футболке, штанцах каких-то, ноги босые. Чаёвничает. Как раз усы утирал довольненько. Самовар, от которого даже с порога обдало жаром, варенье в блюдечке. Напротив – молодуха. Лет сорока бабенция в глубоко и легкомысленно расстёгнутой блузочке. Полюбовница никак. Ну а что, ему ведь шестьдесят восемь всего. Или девять.

– Светка! – радостно выдал он, округляя глаза. – Вот так радость! А ты как рано так?

– Смотри, деда!

Рывком задрала подол платья. На трусах – кровавое пятно.

– Видишь? Отымели меня только что. Изнасиловали. В лесу. Двое. Автобус сломался на полдороги, все пешком пошли. Отстала от народа, да специально больше – воздухом, мол, подышу. Тут два парня из-за деревьев. Ля-ля, тополя. «Тороплюсь», говорю. Руки скрутили, утащили в чащу… Деда, делать ведь что-то надо! Как мне жить-то теперь с этим? Мне ж всего шестнадцать.

Побледневший Никита Владимирович поднялся на ноги, часто-часто заморгал увлажнившимися глазами, затем, словно обжёгшись, выронил из дрогнувших рук блюдечко. Оно торжественно ударилось о край стола, шмякнулось об пол, но даже после второго столкновения не разбилось. А разлетелось вдребезги с третьего, тихого и осторожного, этакого последыша, которое вроде и не предвещало несчастий. Дедова полюбовница в тот же миг следом вскочила.

– Так в милицию надо! – выкрикнула она. – Они найдут. Может… Господи, горе-то какое! – закрыла рот ладошкой.

Опять уселась.

– Найдут… – выдохнула я устало. – Что мне теперь с этого? Кто мне невинность вернёт?

Они молчали напряжённо. Растерянные. Шокированные. Да, эффект ещё тот.

– Ну, в милицию так в милицию, – молвила им.

Вопиющее преступление будет раскрыто!

Думала, в райцентр придётся ехать, там милиция настоящая и действенная, там цивилизация и закон, но оказалось, что и в селе пункт имеется. Ну правильно, центральная усадьба колхоза, почти тыща дворов.

– Стойте! – остановил нас дед на полпути. На лице – капельки пота. Взгляд тяжёлый, подавленный. – Не надо в милицию. Сам их найду. Здесь такого не утаишь, непременно узнаю. По-тихому разберусь. Кровью расплатятся за содеянное. А никто ничего и не узнает.

Дед – бывший мент. Милиционер то есть. Мент нехорошо говорить, хотя сейчас многие это слово употребляют. Даже по телевизору в неврастеничных и разоблачительных фильмах о правде жизни.

– Ты чего! Ты чего! – это тётя Марина в бок его тыкать взялась. Мы с ней наскоро успели познакомиться. Соседушка, через дом обитает. В Вешних Ключах недавно, откуда-то припорхала. Перелётная птица. Вдовушка. Ну и женщина дедова – определённо. – Сесть захотел? Как ты их найдёшь, так и тебя потом найдут. За убийство – вышка.

– Меня простит совецка власть! – шмыгнул носом дед и взмахнул рукой в отчаянии. – Не может не простить.

– Советская власть – за закон. Давай и мы всё по закону сделаем.

Тот молчал, Марина прихватила его за локоток. Я – за другой.

– И вправду, деда, – шепнула. – Надо по закону.

Он не сопротивлялся, а мы ласково, касаниями тихими утешая, вели его по улице.

– Стыдоба… – скрипел он зубами. – Позор… Ну думал, что доживу до такого. Что же мать с тобой не поехала? Разве можно девчонке одной в дороге?!

– Ты не вздумай девку винить, – шептала Марина. – Ты так говоришь, словно на ней стыд. Чем она провинилась, чем? Любая на её месте могла оказаться.

Дед, словно неловко стало между баб, тесно и душно, освободился от наших тёплых объятий и расправил плечи.

– Ну идёмте, идёмте! – буркнул злобно.

Вроде недолго добирались – так показалось.

– Изнасилование? – приподнялся с места лейтенантик. Младший. Ну да – одна звёздочка на красной полосе – это младший. Если не путаю. – Вы уверены?

Не сдержалась – прыснула в кулак от прилива эмоций. Поспешила тут же убрать улыбку с уст алых.

Рыжий, веснушчатый. А глаза – симпатичные. Голубые, проницательные. Детские, правда. Я бегу от детскости, стесняюсь её. Мне взрослости испить хочется – это глупость, знаю. Или, скорее, психологический комплекс. Но я своими комплексами дорожу, не то что некоторые – в них творческое сусло и заряд к движению.

Интересно, у нас могло бы с ним получиться?

– Вот, – подвиг повторить хотела, задирая подол платья. И реакция лейтенантика была интересна – пусть возбудится и проклянёт себя за мысли порочные. Но Марина, резкая такая, пригнулась и за край платья ухватилась. «Не надо, не надо», – шепнула. Пришлось подчиниться. – Всё порвали мне там. Ступить не могу. Детей уж, видимо, не придётся выносить. И это в шестнадцать!

– Шестнадцать! – воскликнул голубоглазый и веснушчатый лейтенантик. – Это серьёзно. Это предельно серьёзно. Это просто чрезвычайное происшествие. Пишите заявление! – указал он рукой на стул.

Ковыляя, села. Дед справа поддержал, тётя Марина – слева. Оба бледные, жалкие. Особенно дед. Тяжело Никите Владимировичу. Больно. Не укладывается это в его библиотеку впечатлений.

Он здесь же работал, участковым. Надо думать, в этом самом кабинетике располагался. И лейтенанта этого наверняка хорошо знает. Потому и не глядит сейчас на него. На пенсию ушёл капитаном. Были ли в его практике изнасилования?

– Игорь, – молвил дед хрипло. Глаз так и не поднимает. – Об одном лишь прошу: будь добр, сделай так, чтобы шума никакого не было. Ты же можешь, я уверен. Чтобы не терзали девку. Да и меня…

– Хорошо, – коротко кивнул тот. – Постараюсь. Хотя…

Продолжать не стал. Дед вопросов с просьбами тоже не озвучивал. Лишь вздохнул в очередной раз тяжко-претяжко. Ой, блин, жалко его!

– Уверяю вас! – торжественно заверил нас при прощании младший лейтенант милиции Игорь Кондаков, стаж работы в органах вместе со стажировкой четыре года (источник информации получен позже, не разглашается). – Уверяю вас, что это вопиющее преступление будет раскрыто! В кратчайшие сроки.

Это я домысливаю, конечно. Так пафосно он не говорил. Он лишь буркнул что-то коротко. Но смысл тот же.